Положение бывшей Советской Армии сегодня достаточно странно и двусмысленно: реально это пока еще относительно целостные вооруженные силы юридически уже несуществующего государства. Многочисленные декларации о намерениях, переименования, попытки изменения статуса тех или иных подразделений пока лишь камуфлируют этот парадокс, подчас выдавая желаемое за действительное. Однако общее развитие событий в бывшем СССР характеризуется как расширением сфер и зон дезинтеграции, так и углублением распада. Это полностью соответствует тому, что уже получило название "концепции многоуровневого распада тоталитарных социально-политических систем на этапе деградационно-регрессивного развития". На таком фоне вооруженные силы оказываются одной из наиболее стабильных, инерционных подсистем тоталитарного государства. Именно поэтому на территории прежнего СССР до сих пор и сохраняется относительно устойчивое и единое "армейское пространство": в этой распадающейся стране в целом сохраняются прежние границы военных округов. Более того, существует вероятность того, что при распаде всех других границ внутри бывшего СССР их могут заменить границы, отражающие деление страны по военным округам.

Вместе с тем понятно, что центробежные тенденции неизбежно распространяются и на вооруженные силы, постепенно вовлекая их в распад. И вооруженные силы как один из последних оплотов прежней системы будут подвергаться все более целенаправленному и разрушительному внешнему воздействию: в этом оказывается заинтересовано большинство новых социально-политических сил. Ведь вооруженные силы объективно несут в себе (!) потенциальную возможность реставрации. Тут и возникает объективное противоречие: с одной стороны, усилия по разрушению Армии неизбежны, с другой, они столь же неизбежно чреваты многочисленными опасностями не только для Армии, но и для самих разрушителей.

В подобном положении реалистичная политика строится на прогнозировании всех возможных вариантов развития событий для того, чтобы иметь возможность воздействовать на них в желаемом направлении, а не пытаться удержать уже неудержимое. Так, ныне очевидно, что дальнейшее отстаивание сохранения единых вооруженных сил бывшего СССР ведет лишь к усилению дезинтеграционных процессов, в первую очередь, в отношении самих вооруженных сил. Именно такая позиция все больше делает вооруженные силы, с одной стороны, эпицентром внешних разлагающих воздействий, привлекая к ним дополнительное внимание. С другой же стороны, эта позиция усиливает внутренние тенденции той же направленности, способствуя самораспаду Армии. Скоро к подобным же последствиям может начать приводить упорство в отстаивании "объединенных" вооруженных сил в рамках СНГ.

Мировой опыт показывает: сколь-нибудь надежное прогнозирование возможно только тогда, когда оно осуществляется как минимум на двух уровнях. Цель первого уровня прогнозирования - как можно раньше увидеть опасность для того, чтобы успеть принять превентивные меры. Древние учили: предупрежден - значит вооружен. Если "дно пропасти" известно и осуществлены необходимые страховочные социально-политические меры, то, опираясь на них, можно переходить ко второму уровню и строить "положительный прогноз". Однако второй этап не должен опережать и подменять первый. К сожалению, этому не всегда следуют политические решения.

Сегодня новые национально-государственные образования, не имея "донного уровня" прогноза, начинают действовать подчас во вред своим собственным стратегическим интересам. Они активно стремятся к дроблению единой бывшей Советской Армии, видя в ней опасности для себя сегодня, но одновременно надеются найти в продуктах ее распада средства обеспечения своей безопасности как сейчас, так и в будущем. Главный вопрос состоят в том, удастся ли "суверенам" остановить потом этот распад бывших советских вооруженных сел на удобном и безопасном для них самих уровне? Накопившийся уже опыт дезинтеграции социально-политического, экономического, валютного, языкового и других "единых пространств" бывшего СССР показывает: при накоплении определенной инерционной массы процессы распада той или иной сферы общественной жизни оказываются неуправляемыми, неконтролируемыми и неподдающимися остановке. Тогда они начинают подчиняться лишь собственной логике - логике углубляющегося распада.

Существует как минимум 4 основных возможных сценария развития бывших советских вооруженных сил.

Первый: теоретически все еще возможное, хотя практически и маловероятное сохранение единых вооруженных сил бывшего СССР. Второй: появление объединенных вооруженных сил в достаточно крупном объеме в рамках большого Содружества независимых государств (вариант А) и возникновение объединенных вооруженных сил лишь у части бывших советских республик (вариант Б), их формирование на блоковой основе.

Третий: автономизация и сепаратизация вооруженных сил в рамках отдельных новых независимых государств.

Четвертый: дезинтеграция вооруженных сил уже внутри новых независимых государств, их распад на отдельные неуправляемые подразделения, вступающие в сложные взаимоотношения как друг с другом, так и с появляющимися во все большем количестве вооруженными силами альтернативного типа (национальная гвардия, преступные бандформирования, отряды самообороны граждан и т.п.).

При всей кажущейся невероятности подобной постановки вопроса с ней приходится считаться хотя бы теоретически; слишком сильна пока еще ностальгия по недавнему прошлому как в самой армии, так и в определенных слоях общества. Вариант А исходит из возможности консервации существующего неопределенного "ничейно-союзного" положения вооруженных сил или даже из попыток реставрации прежнего состояния. В этом случае можно представить не слишком вероятный вариант, при котором "замораживается" распад и под новыми названиями и с использованием новой (не важно - демократической или патриотической) риторики ситуация возвращается вспять. Под именем "СНГ" практически (пусть с определенными исключениями) реставрируется прежний СССР. В этом случае лидеры большинства новых независимых государств - например, под давлением влиятельных внутренних (давление консервативных сил, получивших массовую поддержку) и внешних ("усталость" западных стран от нестабильности ситуации) факторов, под предлогом мнения большинства (из среднеазиатских государств) могут попытаться гальванизировать беловежские, декабря 1991 г., или более позднее декларации и, скажем, сформировать единые политические органы СНГ.

Далее логика развития может быть следующей: вновь заключаются (и теперь уже реально соблюдаются) договоренности о едином экономическом, рублевом, транспортном, таможенном, пограничном и т.д. пространствах. Возникает новый единый "сверхпарламент" (съезд народных депутатов Содружества идя что-то близкое к этому). Появляется новый лидер - глава Содружества, который становится верховным главнокомандующим единых вооруженных сил. На "переходный период" нынешние вооруженные силы консервируются под единым оперативным командованием. Отменяются и жестко пресекаются все уже проявившиеся или возможные в будущем попытки сепаратизации вооруженных сил (особая присяга на Украине, аналогичные акции других новых независимых государств и т.п.). Сохраняется единое управление не только ядерным оружием в рамках сил стратегического сдерживания, но и всеми обычными вооружениями. Затем, с течением времени, положение постепенно стабилизируется, и тогда не желающие присоединиться к такой "принципиально новой" ситуации государства - республики бывшего СССР (те же Прибалтика или Закавказье), постепенно могут целенаправленно принуждаться к этому самыми разнообразными политическими, экономическими или даже жестко военными, силовыми средствами.

Вариант Б основывается на том, что политические, социальные, экономические и другие предпосылки варианта А оказываются невозможными, однако стремление к единым вооруженным силам продолжает сохраняться. Это ситуация, в которой распад уже достиг такой глубины и инерционности, что консервация или, тем более, реставрация прежнего становятся невозможными. Тогда, пользуясь нынешним временным сохранением единого "армейского пространства", часть высшего генералитета пока еще единых вооруженных сил (бывших "советских", лишь формально переименованных в "российские") может решить действовать исключительно собственными силами.

В этом варианте, опираясь, скажем, на решение "всеармейского" офицерского собрания, провозглашается свобода вооруженных сил от решений политического руководства новых независимых государств. Их политические лидеры объявляются непопулярными, утратившими доверие парламента, избирателей и т.п. и берутся под контроль. После соответствующей обработки возможны как минимум три варианта: либо эти лидеры в той или иной форме соглашаются на сотрудничество с генералитетом и освящение своим именем происшедших перемен, либо интернируются - вплоть до политического судебного процесса или внесудебной физической расправы.

Учитывая тяжелые последствия начального этапа экономических реформ, генералитет может попытаться объявить вооруженные силы гарантом сохранения порядка к стабильности, нормального (сносного) уровня жизни, "справедливого распределения" продуктов питания и товаров первой необходимости и т.п. В этом случае под контроль берутся средства массовой информации. Усиливается популистская, пропагандистская риторика: в стране, где существует обязательная всеобщая воинская повинность, где большинство трудоспособного мужского населения прошло через армию, числится "в запасе" и имеет военные билеты, оно действительно едино с армией в прямом смысле слова. К некоему удобному сроку пропаганда достигает максимума. После этого используется любой подходящий предлог (массовые беспорядки, "марши голодных очередей", заявления тех или иных политических деятелей, партий, движений и т.п.) для осуществления государственного переворота с военным управлением всеми сферами жизни бывшего СССР. Предлог такого рода может быть, как произвольным - зависеть от меры готовности сил, нуждающихся в нем, так и спонтанным - связанным с неким возможно случайным событием, "весть о котором облетит всю Россию" и, что называется, "всколыхнет страну". Такой информацией могли стать сообщения о действиях московского ОМОНа 23 февраля 1992 г. против демонстрантов, стремившихся к Вечному огню, но массовое сознание еще не было готово к соответствующей реакции. Более интенсивную реакцию оно продемонстрировало в ходе июньских акций протеста - в частности, во время пикетирования телецентра в Останкино Можно предположить, что дальше эта реактивность может возрастать по мере усиления социально-экономических трудностей и проявлений кризиса нынешнего режима.

В данном варианте сразу или с течением времени под тем или иным названием бывший СССР восстанавливается в границах 1990 г. или близких к ним. Сразу (военная диктатура) или постепенно (смешанные политические формы) реставрируются основные компоненты прежней социально-политической системы. Возможно, за исключением экономической сферы (кроме первоначального периода, когда возможный к осени-зиме голод и трудности могут сделать практически неизбежным введение жесткого внеэкономического распределения продовольствия и товаров первой необходимости): в этой сфере, особенно после преодоления трудностей первоначального периода, вполне возможно продолжение рыночных преобразований в условиях военной диктатуры, по "модели Пиночета".

В варианте В в дело вступает новый фактор, который условно может быть обозначен как великодержавные амбиции некоторой части российского руководства. В отличие от предыдущих сюжетов, носящих в основном предположительный характер и опирающихся лишь на некоторые принципиальные возможности своего осуществления, здесь присутствуют уже более определенные опоры. В частности, отметим следующие имеющиеся косвенные признаки: предложение руководства России выплачивать денежное довольствие бывшим советским вооруженным силам независимо от того, на территории какой из бывших союзных республик они дислоцированы; определенное противодействие принятию новой присяги войсками, расположенными на Украине и в некоторых других государствах: борьба против того, чтобы Черноморский флот полностью перешел под украинскую юрисдикцию и т.п. В этом варианте единые вооруженные силы сохраняются исключительно по желанию части российского руководства, опирающегося, скажем, на державно-патриотические настроения части населения и политических сил российского общества, именно таким образом видящих российские геополитические интересы. Смыкаясь с частью генералитета бывших советских вооруженных сил, российское политическое руководство в таком случае делает ставку на прямолинейную замену бывшего Центра нынешним российским, и бывший СССР таким образом со временем превращается в новый суррогат российской империи.

Принципиальные различия между рассмотренными вариантами А, Б и В состоят в том, выступают ли вооруженные силы в самостоятельной политической роли. В варианте А вооруженные силы ведут себя пассивно, подчиняясь решениям политиков и лишь косвенно подталкивая ситуацию к желаемому для них решению. Сегодняшние тенденции делают данный путь малоэффективным для них. При осознании этого возможен вариант Б - по известному типу политического поведения вооруженных сил в развивающихся странах Азии и Африки в кризисных социально-политических ситуациях: в условиях распада прежней социально-политической структуры и организации общества именно вооруженные силы становились гарантом стабильности и брали власть, осуществляя функции временно отсутствовавшего "господствующего класса". При постепенном формировании последнего армия отдавала ему политические функции. Сохраняя определенную вероятность попытки такого хода развития сегодня, в целом данный вариант не выглядит достаточно эффективным ни для самих вооруженных сил, ни, тем более, для всего общества. В варианте В командование вооруженных сил блокируется с частью российского руководства для достижения взаимовыгодных результатов, которые также нельзя считать достаточно приемлемыми для всех бывших субъектов СССР.

В случае необратимости ситуации и невозможности сценария 1 вступает в действие следующий уровень распада. Тогда на месте исчезнувшего уровня единых вооруженных сил возникают попытки создания хотя бы объединенных вооруженных сил в пока еще доступных масштабах. Вариант А: все государства-члены Содружества независимых государств еще раз договариваются (и теперь уже реально осуществляют договоренности) о создании объединенных вооруженных сил, включающих "силы сдерживания" в самом широком понимании. Сюда, скорее всего, согласно прежним наметкам, могут войти единые стратегические силы сдерживания и единое ядерное оружие (войска противоракетной обороны; ПВО, обеспечивающие стратегическую безопасность; войска со средствами стратегической связи; ядерная триада в ВВС, ракетных войсках стратегического назначения и военно-морском флоте; все ядерное оружие, включая тактическое), а также вооруженные силы, передаваемые республиками под юрисдикцию Содружества по причине невозможности содержать их самостоятельно, т.е. самостоятельные вооруженные силы Содружества, содержащиеся из его централизованного бюджета.

Это будет означать реализацию идей маршала Шапошникова о выделении из бывшей Советской Армии наиболее серьезной части и сохранении управляемости ею в качестве "сил СНГ". Реально же это означает, что вне компетенции объединенного командования остаются лишь небольшие силы самообороны политического руководства государств-членов СНГ. Возможно, это будут национальные гвардии, созданные на базе подразделений внутренних войск. В остальном же в данном варианте функционирует коалиционное командование и что-то вроде американского объединенного комитета начальников штабов - только в него входят не начальники штабов родов войск, а начальники генеральных штабов (министры обороны) государств-членов Содружества. В этом случае в политической сфере складывается достаточно устойчивая конфедерация, в экономической - содружество по типу ЕЭС; в чисто военной сфере формируется восточноевропейский аналог НАТО, мощный ядерный оборонительный союз. Его основой является некая общая концепция коллективной безопасности государств-членов блока, включающая согласованные отдельные концепции национальной безопасности его членов. Со временем к блоку присоединяются и те государства из числа бывших республик СССР, которые пока что не вошли в СНГ, а также, возможно, и некоторые из восточноевропейских стран.

Недавнее подписание Договора о коллективной безопасности шестью бывшими советскими республиками показало, что данный вариант значительно уменьшил свои возможности по сравнению с началом года, когда ожидалось создание гораздо более широкой и мощной группировки. Подписание Договора показало большую реальность следующего варианта.

Вариант Б основывается на том, что в блоке участвуют не все бывшие республики СССР. В него не входят государства Балтии. Становятся фактом особые притязания и особая, отдельная позиция Украины. Колеблется Беларусь. Путь сепаратного развития выбирают Молдавия, Азербайджан и какие-то еще (скажем, Туркмения или Таджикистан) государства или, возможно, в будущем, автономные образования внутри нынешних независимых государств. Возникает, тем не менее, достаточно мощный славянско (российско)-мусульманский альянс, включающий в качестве основы Россию, Казахстан и, возможно, Беларусь, к которым примыкает ряд государств бывшей советской Средней Азия и, на данном этапе, Армения. Внутри такого оборонительного союза начинаются попытки становления объединенных вооруженных сил и объединенного командования ими.

Развитие событий, однако, показывает, что и на этом уровне удержать процессы распада достаточно затруднительно. На сегодняшний день можно говорить о том, что подписание Договора о коллективной безопасности для большинства участников вынуждено и объясняется не стратегическими, а лишь тактическими соображениями - необходимостью выигрыша времени. Для России это возможность оттянуть вывод частей российской армии из среднеазиатского региона (пока что их просто некуда выводить), а также обеспечить свою безопасность с юга в условиях нынешнего отсутствия собственных российских границ и погранвойск. Однако расплачиваться за этот выигрыш России, очевидно, придется не только военно-политическими, но и экономическими средствами. Это может довольно скоро стать слишком дорогим удовольствием, и тогда возникающие "минусы" для России перевесят "плюсы" дальнейшей опеки стран своей "южной: подбрюшины".

Для государств бывшей советской Средней Азии выигрыш времени необходим для достижения внутренней стабильности и создания собственных вооруженных сил. Однако и здесь минусы в виде платы (частичное содержание российских войск плюс неизбежное ограничение политического суверенитета и самостоятельной внешней политики в ситуации присутствия иностранных войск и военных баз на своих территориях) могут оказаться значительно сильнее плюсов.

Пожалуй, лишь для Казахстана подписание Договора оказывается стратегически выигрышным: он становится средостением нового блока и повышает свою геостратегическую и военно-политическую роль посредника между христианским севером и исламским югом, а Алма-Ата может претендовать на роль Минска как несостоявшейся столицы СНГ. Однако блок не сможет долго продержаться лишь на интересах одного Казахстана.

В качестве альтернативы такому российско-мусульманскому блоку могут сложиться две ситуации. Первая: помимо одного блока, могут возникнуть и другие. Так, возможно достаточно быстрое появление Прибалтийского оборонительного союза в перспективе, стремящегося оказывать влияние на Беларусь. Возможно появление украино-молдавского блока, стремящегося даже выйти за границы бывшего СССР и вовлечь в свою орбиту, скажем, Румынию. В дальнейшем возможна линия на интеграцию двух последних союзов и постепенное претворение в реальность уже звучавших некоторое время назад разговоров о Балтийско-Черноморском союзе.

С другой стороны, возможно, хотя здесь налицо и специфические трудности, появление временных или достаточно постоянных военных альянсов на Кавказе. Наконец, возможна и такая ситуация, при которой одно или несколько среднеазиатских государств под влиянием исламского политического фундаментализма станет отходить от славянско-мусульманского блока, и тогда сложится отдельный союз, тяготеющий к еще более южным исламским странам. Тенденции такого рода проявились в ходе последних событий в Таджикистане (попытки исламской оппозиции обратиться за помощью к афганским моджахедам). Наконец, в дальнейшем нельзя не считаться и с возможностью формирования Прикаспийского блока с участием Азербайджана, Ирана, а возможно, и Турции, а также некоторых бывших среднеазиатских республик - скажем, той же Туркмении.

Вторая ситуация подразумевает, что помимо российско-мусульманского блока на территории бывшего СССР не возникнет иных военных альянсов и данный блок будет иметь дело лишь с вооруженными силами ряда оставшихся, не входящих в него независимых государств. Здесь также возможны отношения союзнические (с частичным, ассоциированным вхождением в данный блок - например, всего лишь с правом пользования имеющимся у блока "ядерным зонтиком"), сопернические (допустим, в невоенных областях или, напротив, именно в военных в связи с разделом имущества бывших союзных вооруженных сил), а также отношения противников (возможно, с участием иных, зарубежных по отношению к бывшему СССР сил). К первому типу отношений могут тяготеть, скажем, Беларусь или Грузия. Ко второму пока что склоняется Украина. Третий тип начинает демонстрироваться Молдовой.

В целом же, сценарий 2 на сегодняшний день представляется значительно более вероятным, чем сценарий 1. При всей, однако, возможности блокового варианта и. похоже, его желательности для политиков ряда независимых государств, продолжающиеся процессы распада могут воспрепятствовать его осуществлению. И тогда необходимо иметь в виду следующие уровни дезинтеграции вооруженных сил.

По примеру Украины, Молдовы и Азербайджана все остальные республики, и прежде всего Россия, перестав уповать на Содружество, займутся строительством собственных, чисто республиканских вооруженных сил - прежде всего на национальной основе. Последние указы президентов России и Казахстана и действия в этом направлении показали: несмотря на Договор о коллективной безопасности, и эти государства приступили к созданию собственных вооруженных сил.

Вариант А: все бывшие субъекты СССР независимо друг от друга активно занимаются созданием собственных вооруженных сил. Это возможно в том случае, если Содружество независимых государств не состоится вообще или просуществует короткое время, как этап и смягчающая форма дальнейшего постсоветского обособления. То же самое в чисто военной сфере относится к Договору о коллективной безопасности: первоначально заложенные в нем идеи выхолощены из-за невозможности их осуществления.

Тогда, национализировав находящиеся на их территории имущество бывших советских вооруженных сил, приняв у военнослужащих сепаратную присягу и закрыв свои границы, на месте бывшего СССР возникнут, может быть, даже 15 отдельных республиканских армий с достаточно сложными взаимоотношениями между собой. Эти процессы уже идут: путем перевода офицеров коренной национальности на территории соответствующих бывших республик формируются мононациональные офицерские корпуса; за счет почти повсеместных решений о комплектации расположенных на территориях этих бывших республик частей местными призывниками уже формируются мононациональные армии. Ясно, что при невозможности создать собственные вооруженные силы в обозримые сроки будут возникать прямые двусторонние военные альянсы - типа, например, совместных вооруженных сил России и Туркмении или типа специфических отношений в этой сфере в рамках двустороннего договора о дружбе между Россией и Казахстаном.

Здесь в принципе также возможны как минимум три варианта в каждом отдельном случае: союзники; соперники; противники. В принципе, уже сегодня можно в зародыше видеть все три типа таких взаимоотношений: союзники - Россия и Туркмения; соперники - Россия и Украина; противники - Азербайджан и Армения. В будущем могут возникнуть и еще более сложные отношения.

Вариант Б. Одновременно возможен и принципиально иной тип взаимоотношений между бывшими субъектами СССР при условии особой позиции России. Это требует специального рассмотрения сценария 3 именно для нее. В этом случае Россия как главный правопреемник бывшего СССР, как основная (а возможно, и единственная) ядерная держава на его месте принимает на себя особую ответственность гаранта не только собственной безопасности, но и безопасности бывших компонентов СССР.

Тогда именно она создает не коллективную, а комплексную, множественную вариативную систему совокупной безопасности этих компонентов, что достигается созданием многоблоковой системы. Россия получает возможность координации военно-политических интересов всех субъектов бывшего СССР и одновременно возможности максимально полного обеспечения, как своей безопасности, так и безопасности этих субъектов. Данный вариант подразумевает возможности одновременного сосуществования, скажем, российско-мусульманского оборонительного содружества; славянского блока; российско-прикаспийского или российско-кавказского оборонительных альянсов. Условия и масштабы членства, как и особенности обязательств России в каждом из данных блоков, могут быть достаточно различающимися в соответствии с особенностями ее интересов в данных районах и спецификой ситуации в них.

В целом такая модель известна в мире: она в определенной степени соответствует множественному членству США в ряде региональных оборонительных союзов и не вызывает принципиальных возражений. В контексте данной модели вполне допустимо членство России и в тех блоках, которые включают не только бывших субъектов СССР - например, в НАТО или даже в альянсах азиатско-тихоокеанского региона.

Имеющиеся ныне признаки позволяют оценить сценарий 3 в целом как вполне вероятный. Однако ясно и то, что неравномерность военного развития приведет, рано или поздно, к формированию тех или иных обособленных альянсов на блоковой основе. И тогда последует возвращение к сценарию 2, или же сценарий 3 примет форму своего варианта В. Сценарий 2, однако, возможен лишь в случае сохранения хотя бы относительной политической, социальной, экономической, идеологической и т.д. стабильности на территориях нынешних государств. Реальность не позволяет надеяться на это. В этом случае оптимальным мог бы стать вариант Б сценария 3, разумеется, при сохранении хотя бы относительной стабильности и целостности России. Однако анализ требует предусмотреть не только сохранение, но и возможное разрушение этой стабильности. И тогда, по крайней мере для некоторых бывших советских республик, возможен следующий сценарий.

Сколь-нибудь единое политическое поведение вооруженных сил возможно лишь при сохранении их управляемости на достаточно высоком уровне и подчинении высших армейских структур политическому руководству. Ясно, что при распаде политического руководства (распад бывшего Центра; распад до сих пор не появившегося руководства СНГ; признаки кризиса политических режимов новых независимых государств и т.д.) практически неизбежно начинается распад вооруженных сил как сколь-нибудь единой общности. При разрушении же управляемости армией, отдельные части и соединения могут демонстрировать разнообразные варианты собственного политического поведения.

В этом содержится наибольшая опасность, и обобщение уже имеющихся признаков рисует достаточно драматичный сценарий. Начинаются разногласия между локальным командованием вооруженных сил и теряющим власть высшим политическим руководством. Вспомним, как в сентябре 1991 г. в ответ на данные Горбачевым Ландсбергису обещания вывести советские войска из Литвы за несколько месяцев, командование Прибалтийского военного округа заявило о том, что этого не произойдет до тех пор, пока не будут подготовлены приемлемые условия на новых местах дислокации.

При усилении процессов политического и социально-экономического распада, значительном и стремительном ухудшении условий содержания вооруженных сил, фактической отмены присяги бывшему СССР и советскому народу возможен выход из подчинения вооруженных формирований на все более низком уровне. И тогда волны обособления пойдут от округа к армиям, затем корпусам, дивизиям, полкам, батальонам. Тысячи вооруженных людей будут вынуждены самостоятельно решать вопросы своего снабжения, расквартирования, пропитания. Естественно, постепенно они будут становиться все более "самоуправляемыми"...

Нисколько не желая драматизировать ситуацию, напомним о странном поведении 386-го полка в Карабахе, по объективным причинам оказавшегося вынужденным функционировать самостоятельно. Или о майском заявлении командующего 14-ой армией (Приднестровье) Неткачева о том, что не все части армии управляются командармом. Об участии целых частей и подразделений бывшей Советской Армии в локальных конфликтах на территории бывшего СССР на той или иной стороне. И так далее.

Ясно, что эти процессы будут неизбежно усиливаться в политически нестабильных бывших советских республиках. Острые уже сегодня проблемы Молдавии, Грузии, а потенциально и Украины (с Крымом, Донбассом и вообще русскоязычным левобережьем), и России (с автономиями Северного Кавказа, Татарстана, Башкиртостана, а также с уже проявляющимися тенденциями регионализации на юге, востоке и даже на северо-западе) едва ли будут решены в ближайшее время.

Более того, сегодня уже необходимо говорить о стремительном региональном распаде РОССИИ. По данным экспертного института Российского союза промышленников и предпринимателей, уже с января 1992 г. начал действовать своеобразный механизм системной дезинтеграции. "Спусковым крючком" стали финансы. В условиях либерализации цен и трудностей кредитования местные администрации (на областном уровне) почти повсеместно взяли под контроль местные отделения банков и обязали их выдавать кредиты под будущие доходы местных бюджетов. После этого появилась реальная возможность взять под контроль местные силы МВД, МБР и расквартированные в регионах воинские части - сработали чисто экономические рычаги.

Будучи вынужденными углублять регионализацию в экономической сфере, местные власти неизбежно должны готовить силовое обеспечение для дальнейшего, уже политического оформления своей суверенности. С этим связано, например, усиленное формирование ныне вполне боеспособных казачьих соединений на юге, и пока еще небоеспособных, но активно формирующихся казачьих соединений на Дальнем Востоке. Дальнейшее развитие событий может привести к тому, что тяготеющие к политической самостоятельности регионы (пока, скажем, укрупненные - Сибирь, Юг России, Урал, Дальний Восток, которые уже продекларировали о появлении в Ассоциации сибирских республик", "Южнорусской республики", "Союзе областей Урала", "Дальневосточного союза" и т.п.) могут скрытно или даже явно провести своеобразную "приватизацию" если не самих частей и соединений, то, по крайней мере военного имущества на этих территориях.

Тогда эти потенциальные военные блоки внутри России смогут располагать значительными военными ресурсами. Так, "дальневосточный блок" включит Дальневосточный военный округ, Тихоокеанский флот, 5-6 (в зависимости от того, как пройдет раздел с сибирским блоком) ракетных баз, а также частично Забайкальский военный округ. В "сибирский блок" войдут Сибирский военный округ (включая 4-ую армию ПВО) и 4-5 ракетных баз. "Уральский блок" сможет располагать Уральским военным округом и 3 ракетными базами. Южнорусский блок - Северо-Кавказским военным округом и, частично, Черноморским флотом. Стоит подчеркнуть, что расположенные, скажем, на территориях потенциального "сибирского блока" предприятия ВПК обеспечивают полный цикл производства ядерного оружия. Тот же "сибирский блок", а также блок дальневосточный оказываются вполне в состоянии обеспечить себя бронетехникой, авиационной техникой и основными типами высоких военных технологий. Однако в ситуации, когда возможна регионализация - "блоковизация" в военном отношении - России, возникает главный вопрос: если утрачивается контроль со стороны российского центра, сохранится ли управляемость на региональных уровнях?

Возможно, что дезинтеграция постепенно будет захватывать все более низколежащие уровни. И теряющие власть социально-политическое руководство того или иного уровня будет стремиться удержаться, формируя собственные, альтернативные вооруженные силы.

Как известно, именно собственные "особые отряды вооруженных людей" являются одним из необходимых условий удержания всякой власти и "суверенности". Попытки формирования национальных гвардий в ряде бывших советских республик и даже отдельных городов показали: количество формирований такого рода, сознательно создаваемых в противовес регулярным вооруженным силам (вспомним действия российского руководства сразу после "августовского путча"), будет нарастать. И они могут оказаться вполне боеспособными - вспомним о гвардейцах Приднестровья. Действия же таких формирований, как показало поведение созданной Гамсахурдиа грузинской национальной гвардии, не всегда предсказуемы. Опыт Нагорного Карабаха. Южной Осетии, Чечни продемонстрировал, что подобные формирования могут вступить в конфликты с частями регулярных формирований, усиливая их проблемы и, тем самым, усугубляя всеобщую неуправляемость, хаос и анархию.

Сегодняшние администрации ряда областей России уже начали создание собственных служб безопасности с неясными функциями. Продолжается формирование муниципальной милиции и так называемых "рабочих отрядов самообороны" (вариант - "рабочие дружины" в микрорайонах и на предприятиях), не входящих в систему МВД, но провозглашающих своей целью "охрану общественного порядка". В супрефектурах бывшего Ленинградского района Москвы (район Сокола) для охраны порядка используется сотня сибирских (?!) казаков, вооруженных, по крайней мере, холодным оружием. Отмечено создание собственных военизированных формирований при отдельных общественно-политических деятелях, политических партиях и движениях, в коммерческих негосударственных структурах и непосредственно при крупных предпринимателях. Существуют военизированные "школы" и частные "агентства безопасности".

Помимо создаваемых теми или иными властями, особые отряды вооруженных людей активизировались в последнее время в криминальном мире. Эти силы объективно также противостоят регулярным формированиям бывших советских вооруженных сил. Ясно, что по мере углубления кризиса они станут все более активно проявлять себя, что послужит еще одним фактором дезинтеграции. Наконец, во времена тотального кризиса обычно идет процесс самовооружения граждан как для противостояния криминальной среде, так и для массовых беспорядков, антиправительственных выступлений и т.д. Главный источник вооружения - стремительно выходящие из-под контроля своего командования регулярные вооруженные формирования.

Широкое расползание оружия, большое число разнообразных разнонаправленных военизированных формирований в принципе завершат распад армии: может возникнуть такое положение, когда отдельные ее части будут вынуждены противостоять подобным формированиям и не получать, в силу общего кризиса и утраты управляемости, никакой поддержки. Тогда, естественно, они просто перестанут быть частями сколь-нибудь регулярных вооруженных сил - для их обозначения придется искать другое понятие.

В конечных вариантах можно говорить о двух возможностях. Первая, при которой небольшие подразделения бывших вооруженных сил превратятся по сути дела в вооруженные мятежные бандформирования, озабоченные проблемами лишь собственного выживания (с вариантами: торговля оружием, разбой ради наживы или даже попытки захвата политической власти в населенных пунктах, на небольших территориях с целью улучшения условий обеспечения или пополнения своих рядов известным в истории подобных ситуаций методом облавы). И вторая, при которой подобные подразделения станут использоваться в качестве наемников локальными политическими" лидерами или главарями преступного мира. Отдельные факты такого рода уже имеются.

Обе возможности могут сосуществовать одновременно, приводя в итоге к полной и окончательной дезинтеграции бывших советских вооруженных сил. При дальнейшем развитии уже существующих ныне тенденций сценарий 4 представляется достаточно вероятным, хотя и предельно нежелательным.

Отметим, что в сценарии дезинтеграции России возможно сохранение относительной целостности и управляемости вооруженных сил в отдельных ее регионах. В этом случае возможен возврат к варианту Б сценария 3 на новой основе: когда многоблоковая система возникнет на территории бывшего СССР не как результат стабилизирующей и консолидирующей роли России, а как следствие ее регионального распада. В этом случае разные регионы уже бывшей Российской Федерации войдут составными частями в различные зарубежные региональные системы безопасности и едва ли смогут выполнять там сколь-нибудь объединяющую или хотя бы посредническую функцию. В этом случае произойдет окончательная дезинтеграция прежней социально-политической системы. При всей трагичности подобного исхода в принципе такой вариант исключать нельзя. Избежать же его можно лишь с помощью чрезвычайных усилий по торможению и затем остановке распада на каком-либо из предыдущих уровней.

К выбору наиболее вероятных вариантов на сегодняшний день в пространстве бывшего СССР уже проявились попытки осуществления всех рассмотренных сценариев и их вариантов. Сегодня государства Прибалтики делают ставку исключительно на собственные вооруженные силы. Государства Средней Азии долгое время выступали за единые вооруженные силы. После образования СНГ появились проекты объединенных вооруженных сил. Договор о коллективной безопасности показал возможности блоковой организации. В Нагорном Карабахе до сих пор существуют плохо управляемые отдельные подразделения регулярных вооруженных сил. Какой именно из вариантов возьмет верх - покажет время. Возможно, возникнет "слоеный пирог", и в разных точках будут действовать разные, все или почти все из рассмотренных вариантов.

Тогда может сложиться положение, при котором в одних регионах бывшего СССР сохранятся все еще единые (или иллюзорно считающие себя частью таковых), в других объединенные, в третьих - блоковые или сепаратные вооруженные силы, в четвертых же будут нарастать процессы тотального распада. Такая многовариантность, разумеется, поддается логическому рассмотрению в рамках тех же, перечисленных выше, вариантов.

Оптимальный на сегодняшний день вариант должен быть, с одной стороны, достаточно приемлемым; с другой же стороны, не обязан быть реалистичным. Остается выбор между сценариями 2 и 3. Оценив сценарий 2 как программу-максимум, требующую большой работы, на которую сейчас у политиков недостаточно времени и ресурсов, есть смысл избрать в качестве основного сценарий 3 и осуществить его, в частности, для России.

Это ставит понятную систему целей; создать собственные вооруженные силы для того, чтобы не допустить их полной дезинтеграции. И исходя из этого (хотя не исключены и параллельные во времени усилия), стремиться к созданию достаточно обширного блокового варианта. С этой точки зрения вызывает особый интерес стремление руководства России участвовать в деятельности НАТО. Однако здесь возникают уже свои самостоятельные сценарные варианты.

Не вдаваясь в их специальное рассмотрение, есть смысл подчеркнуть неизбежную неравномерность и разнонаправленность развития военно-политических интересов России в будущем. Понятно, что развитие событий едва ли сведется к простой линейной схеме логики распада. Возможно членство России не в одном, а сразу в нескольких военно-политических блоках и союзах, причем на разных условиях.

Представляется, что в интересах Россия было бы дистанцироваться от исламских стран, однако сохранить с ними определенный взаимовыгодный оборонительный союз, включившись в него своими южными регионами. Одновременно понятно, что в интересах России было бы большее сближение, например, с Беларусью путем вступления северо-западных и, возможно, центральных регионов России в некий восточно-европейский оборонительный альянс с участием той же Беларуси и, возможно, ряда иных государств. В целом, такая "мозаичная", многоблоковая оборонительная система с участием России могла бы стать определенным гарантом общей системы множественной безопасности бывших субъектов СССР: именно Россия с "ядерным зонтиком", входя разными своими частями в разные оборонительные союзы, гарантировала бы, во-первых, их взаимное сосуществование, а во-вторых, стратегическую безопасность всех членов подобных блоков от внешней по отношению к ним угрозы.