А.Берков,
выпускник МГИМО 1949 г.

Сейчас, когда понемногу успокоилась и отступила волна некрологов, в большинстве своем очень эмоциональных, но односторонних, пришла пора на основе «не сердца горестных замет», а «ума холодных наблюдений» оценить: кем же был Вильям Похлебкин, человек столь неординарный и в жизни, и в смерти. И ушел он не с свинцом в груди, а с отверткой в виске.

Кто отважился на столь жестокое и изощренное убийство? Каковы побудительные мотивы? Грабеж? Но вскоре выяснилось, что ничего не похищено.

Его и хоронить было бы не на что, если бы не помощь ректората МГИМО и издательств, располагающих последними его работами с еще невыплаченным гонораром.

В.Похлебкин готовил статью и для журнала «Обозреватель - Observer», завершена она или нет — не знаю. Если она обнаружится, это будет последнее «прости» читателю, последняя точка в его огромном литературном наследии.

Он трижды извинялся за то, что не уложился в срок, просил не сердиться.А я и не сердился — знал, что все его материалы пользуются большим спросом.

Да и грех сердиться на святого, а он производил впечатление анахорета, периодически уходившего от мира, чтобы ничто не мешало осуществлению творческих замыслов, буквально распиравших его.

Отвлекал город-мегаполис — переселился в Подольск. В его «келье» не было ни телевизора, ни стиральной машины. Только книги — их тематика дает представление об уникальном спектре научных интересов.

«Человек-энциклопедия», — назвал его известный ученый и однокашник Похлебкина профессор В.Загладин. — Ему не везло в жизни. Но вопреки всем невзгодам, он бесконечно расширял и круг своих знаний, и круг своих интересов».

На этом фоне вызывает недоумение подавляющее большинство некрологов — однобоких и не адекватных его творчеству.

Внешне кощунственная идея полемизировать с их авторами объясняется просто: некролог — публикация особого рода, подводящая итог жизни; это приговор, не имеющий апелляционной инстанции.

Не хотелось бы, чтобы В.Похлебкин остался в нашей памяти только как мастер кулинарного искусства.Да, конечно, он сказал и в этой области веское слово.

Более того, он вошел в каждый дом через лучшую половину человечества, как Чуковский — через молодое поколение. Но досадно, что доктор филологических наук сегодня памятен «Айболитом» и «Мойдодыром» куда больше, чем исследованиями о творчестве Некрасова, Чехова, Уитмена и уникальной книгой «Высокое искусство» (о переводе и переводчиках).

Работы Похлебкина — с нами навечно, так как многим из них аналогов нет. Но нельзя ими ограничивать круг его интересов. И нельзя писать о них так, словно это «Малаховец» или «Денщик за повара»: большинство его работ по кулинарии, обобщенных в 6-ти томах, имеют научно-исследовательский характер.

Скажем, «Репертуар кушаний и напитков в русской классической драматургии с конца XVIII до начала XX столетий».

Или «История важнейших пищевых продуктов», «История водки», «Водка в истории России».Кстати, почему этой темой занялся Похлебкин?

Вот как он сам объясняет в сборнике воспоминаний выпускников МГИМО 1949 г., вышедшем в конце прошлого года и ставшем волею судеб его завещанием:

«Наблюдая на ряде конкретных примеров, как спирт разрушает интеллект, неизменно выходя победителем в затяжной или скоротечной дуэли, я, разумеется, проникся уважением к силе спирта и презрением к слабости интеллекта.

Как историк, я обратил внимание на то, что никто, ни у нас, ни за рубежом, не пытался серьезно изучить историю возникновения спиртных напитков, а все и всегда интересовались лишь последствиями их воздействия на человеческое общество и человека. Все эти вопросы, а также медицинские следствия пьянства, — то есть весь тот комплекс проблем, которым посвящена огромная литература во всем мире, — меня нисколько не интересовали.

Суть же вопроса — то есть когда, почему, в связи с какими историческими событиями, вследствие какого исторического поворота, возникли крепкие спиртные напитки, например, водка, и было ли это исторически неизбежно и бесповоротно, — оставалась вне поля зрения исследователей.

Исходя из этих соображений, я и принял, после долгих отказов и объяснений, что не мое дело, историка-международника, специалиста по внешней политике, заниматься историей водки, предложение министерства внешней торговли СССР — написать книгу об истории этого русского национального напитка».

И правы те, кто воздает должное его работам в области кулинарии.Но не в ущерб другим!

Не ставя его в один ряд с великими (он не страдал манией величия — скорее наоборот), зададимся вопросом: понятен ли Карамзин «Бедной Лизы», — а это был этап в развитии русской литературы — без «Истории Государства Российского»?

Или Ломоносов — только как автор од и других поэтических посланий?Вот что сказано о В.Похлебкине в сборнике воспоминаний:
«Один из самых блестящих выпускников нашего курса.

С 1999 г. действительный член Нью-Йоркской Академии наук.

Автор книг, брошюр, статей, опубликованных на 14 языках мира.

Историк-скандинавист.

Основатель «Скандинавского сборника» (1956 г.), — органа скандинавистов СССР и стран Балтийского региона, член Редакционного Совета международного органа скандинавистов — «Scandinavica» (Англия) с 1962 г.; в 60—70-х годах редактор-консультант по странам Северной Европы в «Советской Исторической энциклопедии», автор более 120 статей в БСЭ и СИЭ, а также брошюр по географии Дании, Норвегии, Финляндии и исторических монографий — «СССР — Финляндия: 260 лет отношений 1713—1973 гг.», «Ю.К.Паасикиви и Советский Союз», политической биографии У.К.Кекконена.

С 60-х годов — эксперт по советской геральдике, автор «Словаря международной символики и эмблематики», выдержавшего три издания (1989, 1994, 1995).

В течение более 40 лет после окончания института систематически изучал в архивах и собирал материалы по истории внешней политики нашей Родины, результатом чего явился справочник «Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах и фактах»:

Выпуск I.
Внешнеполитические ведомства и их руководители.
Выпуск II.
Войны и мирные договоры.
Книга 1.
Европа и Америка в IX—XIX вв.
Книга 2.
Страны Азии в XIII—XX вв.
Книга 3.
Европа в первой половине XX в.

Лауреат международной премии Ланге Черетто (Италия, 1993 г.) и международной премии Гуго Гроция (Россия, Нидерланды, ООН) в номинации «Заслуженный российский ветеран международного права» (премия присуждена в 1999 г. за работы 1998 г.).

В 1986 г. удостоен медали Кекконена (Финляндия). Мы не знаем в нашей стране другого человека, награжденного этой медалью. Ее в посольстве Финляндии в Москве ему вручил сын президента У.К.Кекконена».

К этому многое можно добавить. Будучи еще студентом, он написал три исследовательские работы по истории Хорватии, Боснии и Герцеговины и Словении.

Немногие знают, что он автор книги «Великий псевдоним» — о превращении Джугашвили в Сталина.

И уж совсем мало — в основном узкие специалисты — о том, что он составитель хронологического перечня ханов Золотой Орды.

Русские, немецкие и французские ориенталисты не справились с этой задачей: трудились с конца XVIII в., но дело осложнялось тем, что за 120 лет (в общей сложности) данные отсутствовали из-за смут и неурядиц в Золотой Орде.

Благодаря подвижническому характеру и пытливому уму В.Похлебкина теперь ориенталисты располагают полным списком ханов с хронологией их правления.

В его феноменальной добросовестности мне и самому довелось убедиться.

Илья Эренбург однажды дал мне рекомендательное письмо в Стокгольм к своему другу Яльмару Меру, которого я назвал мэром.

«Сними это имя, — посоветовал мне В.Похлебкин. — Я просмотрел все стокгольмские справочники и такого мэра не нашел». Имя Яльмара Мера все же удалось найти. Но не в Стокгольмском справочнике, а в изданном в г. Упсала.

Похлебкин и тут был прав: Яльмар Мер оказался не мэром, а губернатором Стокгольмского лена (области).

...Если бы служители российской Фемиды работали так, как В.Похлебкин, мы бы уже узнали подоплеку этого варварского убийства: ведь хоронили его еще в апреле 2000 г.

Или оно пополнит траурный список: Влад Листьев, Дима Холодов, Лариса Юдина, Артем Боровик и другие?