Чуть ли не всякий всплеск сепаратизма в России сопровождается у нас напоминанием: а в Европе идет процесс обратного порядка -интеграция. Это и в самом деле так, хотя нам полезно знать и о теневых сторонах процесса европейской интеграции. 

Идея "объединения Европы" с самого начала включала в себя и культуру, но последняя рассматривалась едва ли не как всего-навсего "довесок" к проблемам экономическим, политическим, оборонным и т.д. Существенная новизна нынешнего этапа европейской интеграции состоит в идее, что культура не просто еще одна область, захваченная интеграционным процессом и потому - специальная проблема интеграционной политики, а важнейший фактор решения экономических и политических проблем и даже возможная альтернатива в выборе вариантов будущего европейского развитии.

Один из основателей ЕС В.Халыитейн сравнил как-то Европейское сообщество с трехступенчатой ракетой, где первая ступень - торговля, вторая - экономика, третья - политика. Недавно это высказывание вспомнили, чтобы кое-что уточнить. А уточнение такое: если ЕС - трехступенчатая ракета, то культура в сегодняшней концепции европейской интеграции - не еще одна, четвертая, ступень, а существенная сторона ("измерение") каждой из других ступеней.

Понимание роли культуры и необходимости культурной интеграции (или, по принятой в Европе термииологни, "культурного измерения евростроительства") возрастает по мере смещения приоритетов общественного развития с экономических на социально-культурные. Причин такого смещения иного.

Одна из них прагматического свойства: в Европе культура стала рассматриваться как эффективное средство решения иных, "внекулвтур-ных" проблем - технологических, социальных, политических. (В этом отношении Единая Европа выступает альтернативой США, громогласно бросает вызов американскому "экономизму", погоне за "экономическим ростом" в ущерб "духовности" и "человеческому измерению" прогресса.)

Другая причина, можно сказать, противоположна первой: она имеет чуть ли не идеалистическое свойство. "Культура у нас на глазах становится господствующей политической религией конца XX века" - такого рода фраз сейчас множество и в официальных речах, и в будничных философствованиях европейских интеллектуалов.

Наконец, все большее число политиков, испытывающих трудности в разрешении экономических, таможенных, финансовых проблем европейской интеграции, приходит к выводу, что в настоящее время Единая Европа может и должна строиться прежде всего (а по мнению некоторых "лишь") на обшей для всех ее участников культурной политике. Дополнительным аргументом такой позиции стало разочаровывание в переменах в бывшем СССР и странах Восточной Европы. Сегодняшний экономический и политический кризис в странах бывшей системы социализма по крайней мере на время похоронил идею "единой Европы от Атлантики до Урала, а может быть, и дальше", понимаемой как единое экономическое, политическое и культурное пространство. Что же касается до культу ры, то в ЕС немало влиятельных людей, которые считают, что в этой сфере интеграция с участием "востока" возможна уже и теперь.

Однако последнее зависит от нашего желания. А для того, чтобы в нем определиться, полезно знать кое-какие детали сегодняшнего этапа европейской культурной интеграции.

В Европейском Сообществе уже немало сделано для создания единого общеевропейского культурного рынка. За этим маловыразительным понятием кроется практическое решение множества вопросов, которые для нас кажутся мучительными. Так, единый общеевропейский рынок - это международная кооперация и разделение труда, это рынок "рабочей силы", это снятие таможенных барьеров в культурных обменах, это единая налоговая система и т.п. Конкретнее говоря, если у нас, к примеру, некоторые республики в составе России ставят вроде бы естественный вопрос: "а почему при семимиллионном населении мы не имеем своего национального кинематографа?" (что, кроме прочего, порождает проблемы перераспределения и без того дефицитных технических средств), то единый общеевропейский рынок культуры порождает процессы обратного порядка: вместо множества маломощных национальных кинематографий - общеевропейский кинематограф, который маневренно интегрирует и перераспределяет киноресурсы (швейцарцы или датчане могут снимать свой национальный фильм с участием французского или германского, или общеевропейского капитала, итальянских операторов, английских актеров и т.д.; фильм каждой страны не утрачивает своей "национальной прописки", но делается достоянием всей Европы благодаря обязательному дубляжу на европейские языки или титрам на английском, который уже вполне доступен большинству европейцев). Другой пример: болезненной для России проблемы "исхода" многих* замечательных деятелей нашей культуры за границу в Единой Европе не существует. Смешанные межнациональные театральные группы или симфонические оркестры, художественные вузы ставят, скажем, француза в положение одновременно и французского, и общеевропейского деятеля культуры: он не покидает страну, а лишь вояжирует по Европе. Зато Франция получает испанца, англичанина и т.д. - это и есть материализация "единого культурного пространства".

Культурная европейская интеграция - это и шаги к единым, общеевропейским библиотечным, архивным, музейным фондам. Конечно, французское, к примеру, культурное достояние остается французским, но общеевропейские электронные каталоги многократно расширяют и интенсифицируют континентальное обращение культурных ценностей, делают сокровища Европы более доступными для всех европейцев. Над нами же витает угроза раздела общероссийских коллекций и прочих собраний по принципу "все бурятское (татарское, тувинское и т.д.) должно вернуться в Бурятию (Татарстан. Туву и т.д.)", сокращение внутрироссийских культурных обменов снижает обращение культурных ценностей в России и тем более в бывших республиках СССР, предложение "центра" об общероссийских сводах и реестрах культурных ценностей вызывает подозрительность: не приведет ли это к "гегемонизму" Москвы, к ее надзору над тем, что принадлежит суверенным субъектам федерации.

Программы культурной интеграции Европы включают в себя создание унифицированных общеевропейских учебников по истории, географии. литературе и искусству, не говоря уж о пособиях по естественнонаучным предметам. И это вовсе не воспринимается как "конец национальным школам", ибо каждая страна имеет возможность дополнять учебные программы и пособия по собственному усмотрению. Зато открываются широкие возможности для интеграции национального и европейского сознания, расширяется система ценностей, осваиваемых юными европейцами.

Ни одна европейская страна, разумеется, не отказывается от собственной национальной культурной политики. Хотя грядет создание общеевропейского правительства, в Европе даже не ставится вопрос об общеевропейском министерстве культуры. Зато делаются шаги для осуществления постоянного мониторинга всех культурных начинаний в Единой Европе, сформированы научные и информационные центры европейской культуры, которые создают условия для координации национальных европейских культурных политик. При этом не имеется в виду, что в обозримом будущем возникнет унифицированная общеевропейская культурная политика. В Европе про и с ходят обратные процессы усиление культурного регионализма и рост многообразия культурных стратегий, увеличение числа "моделей" организации культуры. Критикуется намерение кое-каких национальных столиц стать "столицей общеевропейской культуры": этой идее противопоставляются программы "полицентризма" (общеевропейские культурные акции проводятся во все большем числе европейских городов, общеевропейские организации культуры размещаются во все большем числе европейских стран...).

Как видим, европейская культурная интеграция вовсе не имеет линейного характера и тем более не предполагает какой-либо вертикальной иерархии: это более сложный и гибкий механизм. Несомненно, кое-что из этих накоплений может быть использование и в ходе реальной федерализации культурной сферы России, и в возрождении на новой основе культурного взаимодействия бывших республик СССР.

Но с каждым практическим шагом культурной интеграции Европы проявляются и некоторые ее негативные стороны Постоянным сюжетом этой интеграции стало противостояние "севера и юга" англо-германско-скандинавского блока и романо-язычных стран. В связи с этим обсуждаются проекты культурной интеграции на трех уровнях: в рамках ЕЭС, романского сообщества и средне земном орского региона. 

Возникают подозрения в неискренности "панъевропейства" Франции. Ее культурно-гегемонистские стремления просматриваются в желании подменить идею "европейской культуры" идеей культуры евро-арабской, которой Париж придает большое значение (скорее политическое и экономическое). "Ящиком Пандоры" для европейской культурной интеграции стал исходящий из того же Парижа проект интеграции "среднеземноморской культуры". Италия болезненно реагирует на строительство еврокультуры "вокруг франко-германской оси". В самое последнее время Германия дает знать, что она не довольна слишком уж завышенными притязаниями Франции стать "мотором" Еврокультуры, появляются признаки, что она и сама имеет не меньше оснований для такой роли. Англия осторожничает в процессе сотворения еврокультуры в связи с усиливающимся антиамериканизмом некоторых общеевропейских культурных проектов. Наконец, зашипели фитили бомб, которые заложили под еврокультуру этнорегиональные культурные движения Прованса, Каталонии, в стране Басков, на Корсике: там опасаются утраты собственного культурного лица.

Растет число проблем финансового характера в связи с неравными возможностями разных стран участвовать в финансировании общеевропейских культурных процессов. Не назовешь безоговорочно позитивным отношение к формированию еврокультуры некоторых конверсии. Наконец, процесс европейском интеграции в возрастающей мере становится картой в борьбе политических партий. Вряд ли есть необходимость в доказательствах, что некоторые "тени" культурной интеграции Европы очень смахивают на наши, российские. Наверное, достаточно сказать: нам есть что перенять у сегодняшней Единой Европы, но там нет рецепта, который мы могли бы просто "списать" для решения проблем российской культуры.

Наконец, об участии России в еврокультуре. Что различные формы такого участия необходимы для нашей страны и интересны для западно-европейцев, не вызывает сомнения. Однако, во-первых, внешняя культурная политика России не может чересчур увлекаться лишь западным направлением: кроме всего прочего, это привело бы (и отчасти приведет) к культурному раздроблению Российской Федерации на регионы, ориентированные на Запад, и регионы, тяготеющие к восточным странам, угрожающему и более масштабным, чем только культурное, раздроблением страны.

Во-вторых, культурное сближение России в Западной Европы происходит сейчас стихийно, без сколько-нибудь осмысленной стратегии государства. Можно сказать, что у нас нет государственной политики культурных обменов не только с ЕС - ее вообще нет (в отличие от Венгрии, Чехии, Польши). Более того, сегодня не вполне ясно даже как подступиться к формированию такой политики Наивнее всего было бы зациклитъся на вопросе "кто виноват?". В условиях экономического и политического кризиса, напряженных межэтических отношений в России не до фундаментальных концепций и универсальных программ культурных обменов. И все-таки наша страна - вопреки "катастрофическому сознанию", насаждающему представление, будто "в России от культуры одни пни остались", - обладает столь мощным культурным потенциалом, да и, прямо скажем, столь богатым опытом межнационального культурного взаимодействия в рамках бывшего СССР, что вполне могла бы участвовать в некоторых программах европейской культурной интеграции наравне со странами-членами ЕС: и "у нас" творческих сил и культурных богатств не меньше чем у "них", и у "них" проблем культурного взаммидсиствия не меньше, чем у "нас".