Духовная мощь, даже при отсутствии соответствующего материального фундамента, - одна из характерных черт российской истории. Не секрет, что страна болезненно переживает усиливающуюся бездуховность, моральный нигилизм и с трудом усваивает идеологию радикальных реформ. Разумеется, вакуум, неопределенность в идейной сфере - явление преходящее. Но какие идеи придут на смену советской идеологии, пока неясно.

Конституционное закрепление идеологического плюрализма можно рассматривать как большое завоевание молодой российской демократии. Освободившись от идеологических шор, общество перестает верить в то, что добиться всеобщего благоденствия можно, лишь пройдя через горнило гражданских войн и кровавой диктатуры. Равным образом оно не приемлет ярый антикоммунизм, который видит в прошлом лишь мрак и террор.

Жизнь богаче и гибче любых схем и "измов". И если подходить к прожитым десятилетиям советской эпохи объективно, непредвзято, то придется признать, что прошлое - это не только ненавистный тоталитаризм и попрание прав человека и наций, но и индустриальный и культурный подъем народов, распространение просвещения, развитие медицины, новый социальный статус человека труда.

Послеоктябрьская российская история - не только жестокое подавление кронштадтского мятежа и варварское разрушение храма Христа Спасителя, но и разгром германского фашизма и сооружение Днепрогэса и Магнитки, запуск первого в мире спутника и космического корабля.

Действительно, России не везло с лидерами. Но кроме Сталина, Брежнева, всех этих ежовых, вышинских, лысенко и сусловых в историю вошли имена мужественных и талантливых людей, не перестающих восхищать весь мир, - Жукова и Гагарина, Курчатова и Ландау, Шолохова и Хачатуряна. Словом, обрисовывая прежние идеологические догмы, не станем отрекаться от прошлого как такового, а, руководствуясь здравым смыслом, поймем его противоречивость и с уважением отнесемся к творениям человека труда и усилиям всего народа.

Русские здесь - не исключение. У немцев был гитлеризм, у американцев - маккартизм, у китайцев - "культурная революция", у японцев - безудержный милитаризм. Но преодолев все это, они еще раз доказали свое право называться великими народами.

Почему же сегодня в различных слоях российского общества наблюдается растерянность, пессимизм, а порой даже отчаяние? И правы ли те, кто утверждает, что общество поражено недугом, от которого оно пока не в состоянии найти противоядие?

Не будем опасаться употребления термина "социальная патология" для обозначения нынешнего общественного состояния. Ведь мы хорошо знакомы с понятием "шоковая терапия" как методом врачевания российской экономики. Среди многообразных проявлений этого недуга остановимся лишь на двух: во-первых, утрате обществом цели своего существования, подрывающей его жизнеспособность, и, во-вторых, распространении националистически-шовинистического вируса, грозящего дальнейшим распадом великого государства.

Чтобы двигаться вперед, по пути прогресса, общество должно бережно хранить лучшие традиции и ценности российских народов и иметь перед собой ясные ориентиры на будущее. Отказ от штурма заоблачных вершин коммунизма не значит, что наш народ предпочитает находиться на обочине столбовой дороги истории.

Более того, обществу очень нужны достойные по цели идеалы, которые могли бы зажечь воображение народных масс. Вспомним яркие поэтические строки: "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем" или "Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать". Тот, кто видит в них только коммунистический бред, не в состоянии понять революционный романтизм той эпохи, воодушевлявшей тысячи и тысячи искренних борцов за "светлое будущее всех народов" и оставившей неизгладимый след в общественном сознании. Конечно, это был вместе с тем чистейшей воды утопизм, который дорого обошелся народу. Ведь разумная политика в данном случае состояла не в "осчастливливании" других народов, а в наделении землей собственных крестьян и установлении гражданского мира в самой России и СССР.

Ясно одно: революционная риторика мешала понять национальные интересы советских народов и тем более строить в соответствии с ними внутреннюю и внешнюю политику советской страны.

Примечательно, что три с лишним десятилетия назад американские политологи (Г.Моргентау, Р.Осгуд и др.) решительно выступили за утверждение реализма в политике США, под которым понималось ее освобождение от моральных, идеалистических мотивов и жесткая ориентация на национальные интересы. Критике подверглись рассуждения о том, будто США призваны защищать некие абстрактные идеалы в ущерб своекорыстным интересам. Тоща же в США была создана комиссия по национальным целям, которая должна была сформулировать реальные ориентиры на будущее. Эта работа, надо сказать, далеко не бесполезная, была проделана так, что американцы вскоре достаточно ясно выразили свое кредо во внутренней и внешней политике.

В нашей же стране процесс мучительной переоценки ценностей и утверждения реализма в политике явно задержался. Симптоматична, однако, критика, которой подвергалась и продолжает подвергаться внутри страны ее внешнеполитическая линия. Нужна выработка самостоятельного курса, отражающего первостепенные национальные интересы, их увязка с интересами мирового сообщества, а отнюдь не следование в фарватере политики других держав мира. Нужна новая внешнеполитическая доктрина, которая пришла бы на смену абстрактным рассуждениям о всеобщем мире и полном разоружении и отражала бы реальное место и роль России как одной из великих держав мира. Ибо она таковой была и остается, даже несмотря на тяжелое экономическое положение и явное ослабление внутренней мощи.

И здесь предстоит пройти между Сциллой национального самоунижения и Харибдой великодержавности.

Словом, ощущается острая нужда в выдвижении целей и ориентиров, идей и доктрины посттоталитарной России, которые убедили бы и ее собственный народ, и другие народы мирового сообщества, что наша страна знает, чего она хочет, и что с ней нельзя не считаться.

Эта работа по преимуществу теоретическая, творческая. Речь идет о новаторской деятельности, которая, опираясь на почти не востребованное наследие оригинальных российских мыслителей XX столетия, мировой общественной мысли, углубленный анализ современной действительности и задач реформирования России, выработала бы коллективными усилиями еще не заангажированных, самостоятельно мыслящих социологов, политологов, философов, правоведов и историков современную научную систему идей, принципов и концептуальных подходов российской идеологии на пороге третьего тысячелетия.

Опоздание современной национальной идеологии российского общества отразило бы тот факт, что национальное сознание народа достигло зрелости, которая требуется для перехода в новое общественное состояние - эпоху подлинной цивилизованности.

Важной ее особенностью должна стать ориентация на национальные интересы, исключающая при этом шовинизм и национализм, что предполагает серьезный анализ места и роли национального фактора в современных условиях.

Эксплуатация этой темы в корыстных целях некоторыми политиками, быть может, подстегнет российские власти к форсированному продолжению работы по выработке концепции национальной политики Российской Федерации.

Исходньм положением этой концепции, на наш взгляд, является положение о том, что нации были и остаются важнейшим фактором, а национальный вопрос - наиболее сложной и взрывоопасной проблемой общественного развития.

Подчеркнуть это важно, так как в связи с непрекращающимися межнациональными конфликтами даже вдумчивые обществоведы и публицисты ставят под сомнение саму концепцию нации. В этом смысл, например, трактовки нации как чисто политического феномена, "согражданства" и отказа от нее как социально-этнического понятия.

В современном мире все явственнее дает о себе знать противоречие между всемирно-исторической тенденцией к интеграции и стремлением народов к национальному самоутверждению. Характерно оно и для России.

Разрыв многолетних экономических, культурных и иных связей между регионами бывшего СССР болезненно сказывается на всех сторонах жизни народов. Попытка замкнуться в национальную скорлупу была бы гибельна для любого из них. Это становится все более очевидным, так что эйфория от всеобщей суверенизации постепенно уступает место более трезвому пониманию национальных интересов каждого народа. Но стремление к национальному самоутверждению остается.

Административный произвол, имевший место в прошлом и приведший к несовпадению этнических и административных границ, - тот фон, на котором развертываются национальные движения. Все это, конечно, драматизирует обстановку. Разбуженное национальное сознание с трудом мирится с необходимостью поэтапного решения стоящих перед народом проблем, представители национальных движений нередко выступают с максималистскими требованиями. Этот этнонационализм нельзя "запретить". С ним придется считаться, имея одновременно в виду программу последовательного решения унаследованных от прошлого проблем.

Эту программу еще предстоит создать, однако уже сейчас ясны те принципы, которыми руководствуется или должен руководствоваться федеральный Центр в национальной политике: демократизм; открытость национальной политики; равноправие народов - больших и малочисленных; национальное самоопределение; государственный суверенитет Российской Федерации; территориальное единство и целостность РФ и субъектов Федерации; федерализм; признание дружбы и солидарности народов высшими этическими принципами, а шовинизма и этнофобии - факторами саморазрушения общества.

Провозглашение права народа на самоопределение вызывает, пожалуй, наибольшие споры. Ошибочно понимая его как обязательное отделение, сторонники толкования нынешнего этапа нашего развития как постнационального предлагают отказаться не только от самоопределения, но и от национально-государственного принципа как такового.

Предложение заменить его культурно-национальной автономией неправомерно, так как последняя может и должна с успехом использоваться не вместо, а наряду с национально-территориальными образованиями. Отечественный и международный опыт подтверждает жизненность права на самоопределение. Другое дело, что реализация этого принципа у нас проходила с серьезными деформациями.

Во-первых, среди большевиков было сильное течение, которое открыто третировало нации и национальное самоопределение как пережиток буржуазной эпохи. Вспомним хотя бы утверждение Пятакова на VIII съезде РКП (б), что "наций никаких не нужно", а нужно "объединение всех пролетариев" во всемирной Советской республике. Не секрет, что идея слияния наций еще в 20-х годах пропагандировалась многими советскими идеологами, которые мечтали о том, чтобы "увидеть границы СССР совпадающими с границами всех партий Коминтерна"^*.

Во-вторых, самоопределение ошибочно понималось как единовременный акт, а не как постоянный процесс развития наций, народов.

В-третьих, в концепцию Союзного договора 1922 г. были заложены противоположные принципы: идея федерации (СССР) и идея "автономизации" (РСФСР) как компромисс ленинской и сталинской формулировок. На практике федерации не получилось, возобладало движение к унитарному государству. При этом и в РСФСР, и в СССР не был определен статус русской нации. Это, с одной стороны, мешало видеть собственно русские интересы, а с другой - ставило русскую нацию де-факто и в РСФСР, и в СССР в положение правящей, державной, чем не замедлила воспользоваться бюрократия Центра, осуществлявшая жесткий централизованный контроль над всей жизнью многонациональной страны как бы от имени русского народа.

Предотвратить этот процесс можно было, лишь обеспечив подлинный (а не словесный) суверенитет республик, входящих в СССР, и соответствующее повышение статуса республик РСФСР. Но в том то и дело, что вместо свободного волеизъявления и самоопределения в обоих случаях народам навязывалась та или иная форма государственности или автономии либо их лишали и того и другого. Едва ли, например, убедительной была ссылка на то, что Татария или Башкирия не могут быть союзными республиками, так как не граничат с иностранным государством и не могут в силу этого осуществить право выхода из состава СССР (как будто к этому сводилось самоопределение и равноправие народов!). Тем более несостоятельной (и преступной) была ликвидация, скажем, национальной государственности немцев, которую мотивировали их "прогерманскими", "антисоветскими" устремлениями.

В-четвертых, вместо декларированного равноправия сложилась иерархия державных и подчиненных народов. На плечи русской нации возлагалась "интернационалистская миссия": идя на сознательные жертвы, оказывать бескорыстную помощь ранее угнетенным нациям. Причем то, что было сказано в определенной обстановке, возводилось в абсолют как критерий интернационализма (впоследствии нашему народу приходилось "осчастливливать" многие народы Африки, Азии, Латинской Америки, а также приносить жертвы ради "свободы и прогресса" венгерского, чехословацкого, афганского и иных народов).

Русскому народу пришлось расплачиваться за ошибочный, во многом ассимиляторский курс центрального руководства, что нередко делало его объектом неприязни в Прибалтике и на Украине, в Молдавии и Туве и т.д. При этом русский народ страдал от произвола союзной бюрократии не меньше других.

К этому следует добавить преднамеренный уход партийного и государственного руководства от решения выдвигаемых самой жизнью национальных проблем и противоречий, неизбежных в многонациональной стране со столь сложной историей, а также попытки окриком или набившими оскомину лозунгами воздействовать на тех, кто ставил эти проблемы.

Разного рода извращения и даже вопиющие преступления, совершавшиеся под флагом интернационализма, настолько велики, что чуть ли не каждый пишущий на национальные темы автор вполне естественно спешит отмежеваться от этого понятия. Но вправе ли мы зачеркивать гуманистическое содержание идеи солидарности людей, народов во имя общего блага?

В последнее время получило хождение отождествление национализма и патриотизма. Едва ли целесообразно видеть только "плюсы" национализма, забывая его очевидные минусы. Если даже согласиться, что национализм включает любовь к своему народу, то вряд ли можно принять идею предпочтения своей нации другим, неизбежно оборачивающуюся проповедью национальной исключительности и нетерпимости.

Ответ на вызов, брошенный самим ходом истории, не должен, не может быть националистическим. Это противоречило бы русской идее, концепции соборности, всечеловечности, вековой традиции, характеру наших народов. Любая попытка возродить могущество России на путях великодержавности и демонстрации военной мощи окажется несостоятельной. Ответной реакцией будет утверждение национализма в качестве доминирующей тенденции сознания других российских народов.
 

^* Новый Восток". 1930, № 28. с. VII.