Среди всего многообразия факторов, определяющих среду обитания любого социума, решающее значение имеют факторы, связанные с деятельностью государства как универсальной организации, функционально предназначенной для того, чтобы управлять общественным организмом, обеспечивать его целостность, "жизнь во множестве"; производить и поддерживать некий исходный минимум урегулированности и порядка, без которого эта "жизнь во множестве" с неизбежностью приобретает форму социального хаоса, выливается в "войну всех против всех". Как записано в Основах социальной доктрины Русской Православной Церкви, принятых летом 2000 г., "даже плохое государство лучше анархии". И существует оно не для того, чтобы земная жизнь превратилась в рай, а исключительно только для того, чтобы земная жизнь не превратилась окончательно в ад.

Затевая реформы, "либералы-реформаторы" убеждали, что придет рынок и, будучи саморегулирующейся и самонастраивающейся системой, все расставит по своим местам, все образуется, как надо. И обратили свой основной удар против государства - этого веками державшего нас в несвободе и страхе "тюремщика". Но когда в одночасье пали "оковы тяжкие" и рухнули "темницы темные" и искомая "свобода радостно встретила нас у входа", мы повели себя как "в доску пьяные", то есть без каких бы то ни было тормозов и внутренних табу. Без оглядки на Бога, закон, общественное мнение.

Свалившаяся так называемая свобода стала синонимом вольной волюшки, права на неподвластное своеволие, на поведение по принципу "что хочу, то и ворочу", "сегодня все позволено", "сегодня все можно". Тем более что вековой "тюремщик" в лице государства в результате очередного (второго за одно столетие) разрушения "до основания" старого мира оказался настолько ослабленным, что оказался совершенно неспособным сколько-нибудь радикальным образом помешать нам в этом "опьянении свободой".

Как итог социальное и духовное начала в жизни отечественного социума оказались потесненными и отодвинутыми на задний план. Тогда как на первое место выступило "зверино-земное", биологическое начало. И, говоря словами Н.А.Бердяева, "оргия хищнических инстинктов, безобразной наживы и спекуляции… захлестнула слишком широкие слои русского народа". Доминантной чертой общественной жизнедеятельности стал криминальный, правовой и чиновничий беспредел. И в этом беспределе, в этом "бесчинстве разнузданности", несомненно, "есть что-то рабье, какое-то негражданское, догражданское состояние".

В общецивилизационном смысле свобода как высшая человеческая ценность - это не вседозволенность. И не ничем не ограниченное право "хватать и насыщаться". Человеческая свобода с необходимостью предполагает ответственность, по отношению к которой (то есть к свободе) последняя выступает в качестве ее исходной базовой функции. И реализуется как социальное поведение, основанное не только на ненанесении вреда и неосуществлении насилия по отношению к другим, но и на добровольном самоограничении в пользу других, а именно "моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого".

В таком понимании свобода (право человека на самореализацию и самоактуализацию) предстает как осознанная (построенная на внутреннем самоконтроле и самодисциплине личности), необходимость вести себя не так как хочется или как нравится, а исключительно по правилам, соблюдая как неписаные нравственные законы, так и юридически-правовые нормы, которые придают взаимоотношениям между людьми упорядоченный характер, не позволяют переступать ту черту, за которой свобода превращается в свою противоположность, то есть в анархию.

Отсюда следует, что свобода только тогда осуществима, когда она гарантируется государством, подкреплена законом и опирается на него. При этом речь идет о законе не как о чуждой народу и навязанной извне эгоистической воле правящей элиты, "табуирующей" его инициативу и предприимчивость, а исключительно как о законе, который выступает "мерой свободы". И отражает степень зрелости (готовности) социума как дифференцированного множества к тому, чтобы разумно пользоваться этой свободой, рациональным образом сочетая в своей жизнедеятельности как индивидуальные, так и общественные (коллективные) начала, заботу о благе не только частном, но и общем.

Видный представитель западной либеральной традиции австрийский экономист Людвиг фон Мизес справедливо отмечает в этой связи: "В обществе всегда существует противоречие между индивидуальной свободой и необходимостью ограничения этой свободы ради общего блага. Мы желаем поступать так, как нам хочется, но иногда реализация наших намерений наносит ущерб другим людям. Точно также бизнесмены не очень жалуют государственный контроль над их деятельностью или законы, стесняющие свободу предпринимательства. И все же эти ограничения необходимы для защиты общества от пагубных последствий".

С этих же позиций выступает и один из корифеев американской исторической науки А.Шлезингер: "Традиция государственного вмешательства в экономику - традиция столь же истинно американская и имеет столь же глубокие корни в национальной истории... как и соперничающая с ней традиция неограниченной свободы личного интереса и частного предпринимательства... Государственное регулирование было и остается в этом ужасном мире лучшим средством укрепления нашей демократии, продолжения наших традиций и расширения прав и свобод наших граждан".

Когда говорят о свободе на Западе, то чаще всего указывают на то, что в этих странах вне контроля со стороны политической (государственной) власти протекает большая часть экономической, общественной, культурной и т.д. жизни. Такие утверждения верны лишь отчасти. И правомерны только тогда, когда участники этой жизни в своем взаимодействии друг с другом (в "ипостаси" производителей и потребителей, работодателей и работополучателей и т.д.) не выходят за рамки тех социальных предписаний данной власти, которые регулируют эти взаимоотношения на государственно-правовом уровне. Но если обе стороны, или одна из сторон, нарушает эти вменяемые государством как обязательные к исполнению нормы, то политическая власть актуализируется, то есть выступает уже не в качестве "виртуальной", а реальной силы, призывая "нарушителей" к порядку и напоминая им всякий раз, что свобода - не есть право на несоблюдение законов.

Свобода - это законопослушание, правовое убеждение в том, что "закон есть закон".

Если закон принят с соблюдением всех конституционно предусмотренных процедур, его необходимо исполнять. Вне зависимости от субъективного восприятия (нравится - не нравится) - ибо законов, которые в равной мере удовлетворяли бы всех, в природе не существует.

В "Капитале" К.Маркса есть такие строки: "Обеспечьте 10%, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя под страхом виселицы". Как показывает мировой опыт, это суждение отнюдь не является преувеличением. Хотя в стремлении предпринимателей (частных корпораций и фирм) получить максимальную прибыль нет ничего предосудительного: обвинять их в этом стремлении - все равно что упрекать спортсмена в желании добиться рекорда, тем не менее прибыль прибыли рознь.

Одно дело прибыль как результат производства и распространения с выгодой для себя продукции и услуг, нужных людям, и совершенно другое - продукции и услуг, которые хотя общественно и потребляемы, но вредны для нравственного и физического здоровья социума, обслуживающие "человеческие пороки" (порнография, алкоголь, наркотики и т.д.). Не говоря уже о таких противоправных "технологиях" делания денег, как мошенничество и обман, производство и распространение контрафактной (фальсифицированной) продукции, получения прибыли за счет недобросовестной конкуренции (тайных договорах о монопольных ценах, квотах на продажу товаров и пр.).

Очевидно, что для предотвращения такого рода явлений и "отрезвления" бизнеса требуется не что иное, как государственное регулирование предпринимательской деятельности, в рамках которого свобода частного предпринимательства выступает не как всеобъемлющая и абсолютная, а исключительно как упорядоченная государством (то есть законом) свобода. В рамках этой свободы на действия предпринимателя, на каждый вводимый им ресурс и результатирующий продукт накладываются довольно существенные правовые ограничения с тем, чтобы носители экономической власти не переступали ту черту, за которой частный интерес вступает в противоречие с общественным. А естественное для бизнеса стремление получить максимальную прибыль не выливается в делание денег (свободу наживы) любой ценой.

Причем число и сложность законов, непосредственно посвященных бизнесу, постоянно возрастает. И если их не соблюдать, то государство вправе применить самые жесткие санкции в диапазоне от крупного штрафа до полного закрытия дела с конфискацией имущества.

Так же обстоят дела и с правами собственности. Несмотря на то, что в демократических странах существует разделение власти и собственности (первая, как это и положено по природе вещей, находится в руках государства, тогда как вторая - по преимуществу в руках частного предпринимателя), это разделение носит сугубо формальный характер. И главным собственником здесь выступает на самом деле не предприниматель, а именно государство.

В лице именно этого института предприниматель с момента создания своего предприятия сразу же получает совладельца, который в виде налогов и других выплат присваивает себе часть полученного им дохода. Причем чем больше этот доход, тем отчуждаемая в пользу государства часть его больше. И если исходить из того, что право собственности - это владение (получение дохода) и распоряжение (управление), то "любая власть в любой стране, в конечном счете, все это имеет". И вне зависимости от того, близка ли она, или далека от собственности, - она "всегда главный собственник всего, что находится на подвластной ей территории".

Не случайно демократию в шутку определяют, как систему управления, при которой налогоплательщик пользуется свободой избирать любых официальных деятелей, а те, в свою очередь, свободны облагать его любыми налогами. В таком же ключе определяется в шутку и понятие свободы - это право делать все, что угодно, не считаясь ни с чем, кроме жены, начальника, полиции, соседей и правительства.

То обстоятельство, что свобода частного предпринимательства не включает в себя свободы от государства, отнюдь не значит, что объемы и характер этой свободы никак не связаны с тем, что собой представляет государство и на какие цели оно использует изымаемую у предпринимателя часть доходов. В условиях демократии государственный "налог на бизнес" - это не только источник средств, необходимых государству для удовлетворения собственных нужд. Одновременно это та цена, которую бизнес платит за обеспечение государством необходимой для успешного ведения дел внешней среды, социального мира и стабильности в обществе.

Следует иметь в виду, что рынок, даже самый совершенный с точки зрения экономической демократии, автоматически не обеспечивает социальной справедливости и социально справедливого распределения доходов. Будучи основанным на личной выгоде и частном интересе, он с неизбежностью порождает социальное неравенство, которое, если его не регулировать, может принять пирамидальный характер, то есть привести к взрывоопасной поляризации общества с точки зрения распределения богатства и скудности. Поэтому государство с помощью прогрессивного налогообложения осуществляет целенаправленное перераспределение доходов от богатых к бедным с тем, чтобы обеспечить всем гражданам определенный уровень социальной безопасности - достойный человека гарантированный прожиточный минимум и возможность удовлетворения минимальных потребностей в образовании, медицинском обслуживании и т.д. Памятуя о том, что, говоря словами древнекитайского философа Конфуция, "в стране, которой правят хорошо, стыдятся бедности. В стране, которой правят плохо, стыдятся богатства".

Стало быть, предприниматель через выплачиваемые им налоги "делится" своими доходами не только с государством, но и с "ближними". Предохраняя себя тем самым от социальных напряжений и взрывов недовольства среди низших социальных слоев и групп населения. Отсюда следует, что в условиях демократии государство выступает не только как фактический совладелец частного предприятия, но и как ответственный социальный партнер предпринимателя, берущий на себя вполне определенные обязательства, которые делают это партнерство взаимовыгодным.

Говоря о свободе как о регулируемой (упорядоченной) государством свободе и им же гарантируемой, нельзя не учитывать и того, что для реальной (а не декларируемой) свободы этого недостаточно. Здесь требуется также соответствующее ресурсное (материальное) обеспечение. В качестве общего правила в этой связи следует подчеркнуть следующее: свободы не бывает без экономического суверенитета личности. Причем личности, представляющей не только элиту, но и массу. "Сытому" и "обутому" Западу легко рассуждать о неотчуждаемых правах и свободах человека и в позе Ментора обвинять других в их нарушениях. Но как быть с этими правами и свободами в условиях сплошной "несытости" и "разутости"? Если практически все из декларируемых прав и свобод на уровне массы в сегодняшней России ресурсно не обеспечены и остаются такими только на бумаге?

А может ли вообще "несытая" и "необутая" масса испытывать потребность в свободе? Не секрет, что в иерархии человеческих потребностей свобода (гражданская, политическая и т.д.) относится не к потребностям первичным (физиологическим), а к потребностям более высокого порядка - социальным и духовным. Между тем эти последние выдвигаются на первый план лишь по мере удовлетворения первых.

Американский социолог А.Маслоу пишет по этому поводу: "Человека голодного ничего не интересует, кроме еды… Про него можно сказать, что он живет одним хлебом…Но когда хлеб есть, сразу возникают другие (и более высокие) потребности, и именно они господствуют".

Что это действительно так, говорят итоги социологического обследования "О роли женщин в общественно-политической и социально-экономической жизни города, округов, районов"¹.

Ответы респонденток на вопрос о том, какие жизненные ценности они считают для себя главными, показали, что такие ценности как независимость и свобода оказались только на 8 месте, тогда как на первое место абсолютное большинство (вне зависимости от возрастных, профессиональных и т.д. различий) поставило материальный достаток.

Показательно и другое, потребность в независимости и свободе меньше всех испытывают не богатые, а именно бедные респондентки - всего 27,09% среди тех из них, чей совокупный семейный доход не превышает 5 тыс. руб. в месяц, против 48,53% среди тех, у которых этот показатель на порядок выше - 11 тыс. руб. в месяц.

Итак, свобода только тогда является реальной, когда она массово востребована обществом снизу, а не сверху. Востребована в условиях, когда если не все, то большинство в этом обществе созрело для свободы. Когда все необходимые материальные и нематериальные предпосылки для ее эффективного использования имеются или, по меньшей мере, находятся в процессе становления. Если же это не так, то свобода с неизбежностью принимает форму ограниченной свободы и реализуется в виде свободы для одних (богатого меньшинства) за счет изъятия из свободы других (бедного большинства). Свобода, ограниченная нищетой и бедностью, на самом деле является не свободой, а рабством.

Именно таким предстает положение дел в области свобод и прав человека в постсоциалистической России. За годы реформ, по словам социолога Н.Римашевской, в стране фактически возникло "две России", противостоящих и отходящих друг от друга по своему поведению, предпочтениям, ориентациям: "свободная", то есть "Россия" богатых и очень богатых, а также высокообеспеченных, в которую входит также политическая элита, и "несвободная", то есть "Россия" бедняков (включая "маргиналов), доходы которых не достигают прожиточного минимума. При этом различия в уровнях жизни этих "двух Россий", по экспертным оценкам, достигают 100 раз.

Налицо некий "рыночно-реформированный" вариант, укоренение которого может привести к ситуации, когда "беднякам надоест быть бедными", то есть оно чревато если и не очередной социальной революцией и "экспроприацией награбленного", то, по меньшей мере, спорадическими вспышками неинституционального насилия со стороны массы.

Не случайно проведенный не так давно общероссийский социологический опрос показал, что, чуть ли не половина его участников поддержала бы насильственное изъятие у "новых русских" нечестно нажитых ими состояний.

Весьма показательна в этом плане реакция общественного мнения на проблемы медиа-магната В.Гусинского и самого олигархического из отечественных олигархов Б.Березовского. В лучшем случае эта реакция принимает форму холодного "пофигизма". В худшем - народ радостно потирает руки, и если и не вслух, то про себя кричит: "Бей олигархов!"

Что сегодня нужно, так это осознать, что введение в России "рыночной" свободы методом "окунания" в нее абсолютно неподготовленной для такого "купания в свободе" массы, в том числе и неподготовленной для эффективного реформирования страны правящей элиты, ничего кроме разрушения в себе не несет.

И для того чтобы не допустить этого взрыва, к свободе нам следует двигаться "по-китайски", то есть не бегом, а постепенно, не допуская социальных разрывов и массового накопления недовольства, взаимного отчуждения и неприязни (а тем более враждебности) между народом, властями и бизнесом. Если и использовать западные схемы и конструкции (а их действительно необходимо использовать), то не механически, а творчески, сохраняя свой культурный (ментальный) код, наполняя наши привычные практики и устои народной жизни новым содержанием, не отказываясь от них, не разрушая их самобытных корней. Созидать конкретную русскую (российскую) жизнь, а не пародийную копию с евро-американского оригинала. Иначе вновь, в который уже раз в истории России, мы будем иметь в качестве итога: хотя исходная идея добра, в конечном счете, она воплощается во зле. То есть опять результат будет обратным ожидаемому.

Это движение к свободе, со всей очевидностью, должно также идти через усиление (а не через ослабление и разрушение) государства, его возрождение в качестве "особой организации силы". Но государства не в его нынешнем виде, то есть не "государства-бюрократии", которое всепоглощающая чиновничья корпорация приватизировала в качестве "вещи для себя", а "государства-нации", то есть деприватизированного в качестве "вещи для всех" института государства, уполномоченного обществом и зависимого от него, блюстителя законности и порядка, чьи основные функции будут состоять в том, чтобы "обеспечить свободу каждого и гарантировать устойчивость социальной жизни, отвечая за безопасность всех". Причем безопасность не только физическую, но и имущественную, социальную и т.д.

"Обязанность правительства - создавать такие условия, чтобы людям было трудно совершать дурное и легко поступать правильно", - эти слова бывшего премьер-министра Великобритании У.Гладстона должны служить исходным руководством к действию для власти в России и проводимой ею политики реформ. В качестве магистрального в этой политике должен стать курс на создание всех необходимых предпосылок и условий для претворения в жизнь провозглашенного на предыдущем этапе развитии (то есть социализмом), но так и не реализованного ни в первой своей части, ни во второй, принципа: "От каждого - по способностям, каждому - по труду".

Государство должно гарантировать, чтобы честные инициативные граждане могли заниматься производительным творческим трудом на себя (а следовательно, и на общество), тогда как перед всякого рода любителями легкой наживы и "халявных" денег, богатства любой ценой были бы поставлены надежные заслоны. Только при этих условиях органически вытекающее из свободы неравенство между людьми приобретет характер социально справедливого неравенства, в том смысле, что будет строиться исключительно на генетически и функционально обусловленных различиях между ними в плане работоспособности, талантов, статусов, ролей и т.д.

На этом же фундаменте будет зиждиться и свобода частного предпринимательства, понимаемая не только как свобода с выгодой для себя создавать материальные и нематериальные ценности для других, для общества. Но и как право на то, чтобы быть богаче другого при равенстве всех перед законом. Реализация этого права (то есть права на неравенство в богатстве) станет производным не от близости к власти или забвении закона, а от различий в личностных и деловых качествах предпринимателей, их способностях рационально-правовым образом создавать и удовлетворять потребителя, производить новые, нужные людям, товары и услуги и т.д.

__________________