Статьи |
Обозреватель - Observer
|
РОССИЯ – ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ – ПЕРСПЕКТИВЫ ОТНОШЕНИЙ
Л.Гусев,
кандидат исторических наук В последние 10 лет
Россия уделяла незначительное внимание событиям, происходившим в странах
Центральной Азии, которые стали объектом повышенного интереса со стороны
основных геостратегических конкурентов России за влияние в масштабах СНГ
– прежде всего США и Турции, и в меньшей степени Ирана, Пакистана и Китая.
Влияние Китая на Центральноазиатский регион осуществляется сегодня в форме политического и военного давления, но преимущественно – посредством экономической экспансии (создание СП, участие в нефтяных проектах Казахстана, наращивание грузопотоков через железнодорожный переход Урумчи–Дружба и др.). В перспективе именно Китай, вероятнее всего, станет главным конкурентом США в регионе. В то же время КНР, потерявшая с распадом СССР полноценный противовес распространению идей исламизма и пантюркизма в подконтрольном ему Синьзян-Уйгурском автономном районе, едва ли заинтересован в полном уходе из региона России. Что же касается влияния на ЦАР идеологии “исламского фундаментализма” и связанных с ним террористических структур, то после военного поражения и свержения в 2001 г. талибского правления в Афганистане, а также жестких мер в самих центральноазиатских государствах, нанесших заметный ущерб действующим в подполье партиям “Исламское движение Узбекистана” (ИДУ) и “Хизбут-тахрир”, потенциал “фундаменталистского подполья” ослаблен, но полностью не исчез и может проявиться через некоторое время в весьма неожиданных формах. Что касается отношений России со странами ЦАР, то в последнее время произошло существенное укрепление ШОС, ставшего важным фактором укрепления стабильности на рубежах ЦАР и Передней Азии, произошло сближение в экономической и военно-технической сферах с Узбекистаном. Помимо этого, два стратегических союзника России – Казахстан и Кыргызстан – стали членами ЕЭС, а сама Россия в качестве ответного жеста была принята в Организацию стран центральноазиатского сотрудничества (ОЦАС). Невозможность ухода России из ЦАР определяется целым рядом факторов. Среди них – наличие сокращающегося, но все же достаточно многочисленного русского населения (около 10 млн. чел.), подвергающегося во многих из государств региона дискриминации. Очевидная неустойчивость границ, зачастую произвольно проведенных между “республиками” в советский период, накопившиеся веками территориальные споры, межнациональные (межклановые) конфликты как между, так и внутри новых независимых государств, соседство с хронически нестабильным Афганистаном – грозят дестабилизацией ситуации в регионе и возникновением “вакуума влияния”, который будет заполнен криминальными и фундаменталистскими структурами, что в условиях фактической прозрачности границ угрожает безопасности самой России. Помимо этого, наличие в ЦАР значительного объема энергоносителей привлекает к нему внимание многих внешних сил, заинтересованных в геоэкономическом вытеснении из него России, пока еще сохраняющей в своих руках контроль над немалой частью системы экспортных нефте- и газопроводов. В перспективе система российского влияния в ЦАР сталкивается с целым рядом препятствий. Тем более что назревающая угроза распада или демонтажа СНГ требует ревизии российской политики в регионе и реструктурирования всей системы отношений со странами региона. Политика России в регионе должна быть дифференцированной с учетом базовых особенностей входящих в него стран: 1. Степень стабильности и устойчивости политического режима, который определяется:
3. Характер внутри- и внешнеэкономической политики стран Центральной Азии, предопределяемый следующими факторами:
Оценивая возможности влияния России на страны ЦАР в соответствии с обозначенными параметрами, можно заключить, что наиболее ограниченными являются шансы воздействовать на политический режим, существующий сегодня в Туркменистане – стране, лишь номинально состоящей в СНГ и де-факто игнорирующей работу всех его координирующих органов. Газовая “самодостаточность”, сведение экономических контактов с Россией к газовым проектам, закрытость режима, элиминирование оппозиции, незначительная численность русских при отсутствии у них собственных СМИ и собственных организаций ограничивают возможности использования в российских интересах оппозиции и взаимодействия с бизнес-элитой. Трансформация туркменского режима, как можно предположить, будет неэволюционной, и неизбежно будет сопровождаться клановой борьбой и расколами. В то же время, России не следует делать ставку на его демонтаж, поскольку это может привести к дестабилизации ситуации в Прикаспии. В то же время, российским властям не следует делать односторонний упор на схему “газ в обмен на права россиян, живущих в Туркмении”. Целесообразнее, взаимодействуя с туркменскими властями на основе норм международного права, всемерно отстаивать их права. Из всех стран региона Казахстан является наиболее влиятельным и предсказуемым партнером России, что подтверждается не только его активным участием в ОДКБ, ШОС, ЕЭП, но и рядом интеграционных инициатив в рамках СНГ. Следует также помнить, что именно Казахстан является инициатором приглашения России в ОЦАС, и соотносит свои внешнеполитические шаги с интересами и позициями России (не в ущерб своих собственных). Русскоязычная община Казахстана, при наличии целого ряда проблем, достаточно консолидирована и имеет возможности для представительства своих интересов. Оппозиция режиму “просвещенно-плюралистического” авторитаризма является достаточно консолидированной, что подтверждается деятельностью Координационного совета демократических сил (КСДС), но в силу своей завязанности на систему кланово-жузовых отношений пока не может бросить достаточно эффективный вызов действующей власти (что, в частности, подтверждается недавним расколом между КСДС и ведущей оппозиционной партией “Ак жол”). Кроме того, возможности осуществления “бархатной революции” в Казахстане затруднены вследствие наличия достаточно мощной властно-силовой вертикали, а также способности Н.Назарбаева поддерживать определенный баланс между региональными кланами и жузами, что позволяет прогнозировать его победу на следующих президентских выборах. В силу этого, России следует совместно с властями Казахстана участвовать в реализации взаимовыгодных интеграционных инициатив и проектов в рамках уже действующих структур, не игнорируя при этом взаимодействия с оппозицией. Узбекистан, активно борющийся за политическое и экономическое лидерство в ЦАР, обладает, пожалуй, наиболее сложившейся во всем центральноазитском пространстве национальной идентичностью, что, однако, не исключает борьбы кланов за власть. Все это, а также отсутствие прямого географического “соседства” с Россией подталкивает его к проведению самостоятельной политики, ориентированной не на комплексную интеграцию в СНГ, а на “двусторонние отношения”. Уязвимость страны из-за влияния внутреннего и внешнего “исламского фактора”, необходимость продолжения модернизации экономики и вооруженных сил, а также необходимость смены элит побуждают его к расширению экономического, военно-технического, и в более узком масштабе – военно-политического взаимодействия с Россией (чем отчасти и объясняется “мягкая” интеграция Узбекистана в структуры ШОС). В то же время, Россия едва ли заинтересована в “обвальной демократизации” и падении нынешнего ташкентского режима (ибо на смену ему придет клановый раскол с перспективой “фундаментализации” страны), а возможности “игры” России на внутриузбекском “политическом поле” ограничены из-за авторитарного характера власти и относительной слабости “русского фактора” в общественной жизни. Поэтому оптимальной линией в отношении Узбекистана является укрепление уже существующих контактов и налаживание связей с формирующейся национальной бизнес-элитой страны (партия представляющая её интересы победила на недавних выборах в узбекистанский парламент). Эта бизнес-элита в будущем может оказаться способной демонтировать клановую систему и стать главным субъектом формирования внутренней и внешней политики своего государства. Таджикистан, переживший кровопролитную гражданскую войну 1992–1994 гг., с учетом “прозрачности” и уязвимости таджикского государства, экономической слабости и хрупкого коалиционного равновесия кланов (“кулябцев” и “исламистов”), нуждается в политическом и экономическом посредничестве и участии России, что признается и интегрированными в правящий режим представителями “демо-исламской оппозиции”. Подкрепляют такую уверенность членство Таджикистана в ОДКБ, ШОС и ЕЭП. Маргинальное положение Таджикистана в ОЦАС, сложные отношения с региональным лидером Узбекистаном также делают выгодными его партнерство с внешней влиятельной силой, в роли которой выступает Россия. В то же время, американское присутствие в ЦАР в связи с военной акцией в Афганистане, а также попытки Таджикистана подключиться к альтернативным России коммуникациям (собственный участок нового “шелкового пути” в рамках проекта ТРАСЕКА) не нарушают этих отношений. Главная проблема российской политики в данном случае – отсутствие у России собственного проекта интеграции центральноазиатских стран в новые проекты сотрудничества, что уменьшает возможности использования сильных позиций в республике. Что касается Киргизии, то Россия должна выстраивать отношения с новой властью и элитой, взаимодействуя с международными и региональными структурами, что требует методичной и последовательной дипломатической работы с различными политическими силами в самом Кыргызстане. В ситуации “вялотекущего развала” либо форсированного демонтажа СНГ, России следует предпринять максимум усилий для сохранения и укрепления существующих в его рамках структур (прежде всего ОДКБ), межгосударственных объединений (ЕЭП), а также региональных организаций (ШОС и в меньшей степени ОЦАС), выстраивая двусторонние отношения с отдельными странами ЦАР при учете вышеперечисленных особенностей.
|
|