РАЗМЫШЛЯЕТ АКАДЕМИК Н.МОИСЕЕВ
 

Н.Моисеев - ученый с мировым именем. Возглавляемой им научной школе принадлежит приоритет в разработке концепции " ядерной зимы ", ставшей научной сенсацией 80-х годов. В вычислительном центре Российской Академии наук он отрабатывает версии глобальной модели биосферы. Автор многочисленных книг по проблемам коэволюции человека и биосферы, стратегии выживания современной цивилизации.

С действительным членом Российской академии наук Никитой Николаевичем Моисеевым беседует журналист Василий Устюжанин.

- Никита Николаевич, как вы пережили распад Советского Союза?

- Как всякий русский человек: с болью. И с грустью. Но я ведь одновременно оцениваю ситуацию и как ученый. И это мое второе "в" принуждает воспринять в случившееся как "данность". А данность такой: образовавшаяся новая Россия - это некое географическое понятие. Как часть, вырванная из единого организма, она и сама целостного организма уже не представляет. Почему так сложилось - самостоятельный вопрос. Но для меня, ученого, ясно - обратного хода уже нет. Теперь гораздо важнее думать о том, как это географическое понятие превратить в целостный организм. Вот здесь огромную роль будет играть интеллигенция - ее авторитет, сознание, ее представления о сущем, о том, что хорошо, что плохо.

- Но интеллигенция сейчас сама на распутье. Она-то особенно болезненно восприняла крушение идеалов и идолов - ведь сама навязывала их обществу.

- Не совсем так. Ибо была интеллигенция и Интеллигенция. Первая-это скорее некий идеологический фантом. Вторая - моральная и научная категория. Фантомы действительно создавали кумиров, строили им пьедесталы, отливали в бронзу. Интеллигенция же подлинная выполняла свое прямое предназначение - писала музыку, книги, готовила научные концепции, разрабатывала технические проекты, лечила, ушла, то есть служила государству, людям, а не системе. Вот эту Интеллигенцию я и имею в виду.

- Тем не менее выработка представлений о том, что хорошо, а что плохо, дается ей чрезвычайно тяжело.

- Конечно. Ибо эти представления не могут выработаться, как сейчас говорят, "демократическим путем". Требуется время к время, огромные интеллектуальные усилия, чтобы новое знание вы кристаллизовалось, а затем воспринялось в сознании остальной части общества. Так что разговор об этом мне представляется очень фундаментальным и важным.

- Вы использовали выражение "остальная часть общества" Надо полагать, прежде всего имеются в виду руководители государства - Правительство, Парламент, которые полномочны материализовать идеи...

-Говоря "остальная часть общества" и как раз не имел ввиду правительственные структуры. Я вовсе не считаю, что наше Правительство, Верховный Совет представляют собой интеллектуальную элиту. Отнюдь нет. И ни в одной стране так не происходит. Очень редко элитарность находит выражение в правительствах. Возьмите Америку. Что. Рейган был великим интеллектуалом, принадлежал к интеллектуальной элите? Никак нет. Или уважаемый многолетний президент Франции Миттеран? Он тоже не является представителем элиты. И это естественно. Потому что одно дело формировать представления о том, что-хорошо, что- плохо, и другое дело - реализовывать. Это совершенно разные задачи, требующие, селя хотите, разных умственных напряжение и деловых качеств. Так же, как командующий и начальник штаба - две совершенно разные фигуры. Это хорошо выразил в свое время Бонапарт. В бою перед Аркольским мостом он кинулся в непредусмотренную атаку. Начальник штаба Бертье его ругал за неосторожность и неоправданный риск. Бонапарт ему на это ответил:

"Ты, Бертье, никогда не будешь военачальником. Ты прекрасный начальник штаба. А военачальник должен еще уметь ввязаться в драку". То есть иметь решимость действовать. Поэтому в правительстве лучше иметь умеющих действовать, принимать решения, ввязываться я драку, а интеллектуальная элита пусть нарабатывает концепцию "серого вещества" в обществе.

- Стало быть, речь идет лишь о выработке элитой неких общих принципов?

- Стало быть, да. Они должны становиться достоянием нации. И тогда могут и будут восприняты правителями, руководителями страны.

- Давайте в таком случае поговорим об этих общих принципах.

-Я скажу о некоторых принципах, на которых, как говорится, стою. Я категорический противник национальных государств. Потому что национальные государства есть дань архаике, прошлым столетиям, если угодно, мыслительному атавизму. У государства должно быть территориальное деление. Особенно у такого, как Россия. И понятие суверенитета для меня звучит почти бессмысленно. Что значило" свое время объявление независимости России? От чего независимости? Представьте, Англия требует суверенитета и выхода из Великобритании, Абсурд! В то время. когда все держалось вокруг России, она вдруг, как малый ребенок, обиделась на Кремль и заявила о своих правах на независимость. В результате, несмотря на то. что народ проголосовал за единую общность, величайшее государство мира распалось, нанеся тем самым удар мировой цивилизации.

- Никита Николаевич, но ведь вы уже сказали, что обратного хода нет. Что ж тут судить-рядить.

- Да, конечно, возврата быть не может. И поэтому я ищу конструктивные решения в реальности. Сейчас задача интеллектуальной элиты, интеллигенции вообще - не допустить развала России, привнести в общество ценности. которые бы укрепляли государство. Печальный опыт перестройки должен быть в этом смысле глубоко и всесторонне осмыслен.

- Вы государственник? - Несомненно. Потому что считаю, что только государство способно защитить права человека, обеспечить индивидуальные свободы. Слабое, плохо управляемое государство - несчастье для его граждан. Мы этой истины хлебнули сполна.

- Вы заявили о себе как о противнике национальных государств. Но Россия в своем составе имеет 32 национально-территориальных образования, многие из них видят себя полноценными государствами.

- Но есть и другая реальность: каждый из нас чувствует себя не только членом определенного этноса, но и семьи, к социальной группы. И совокупное это чувство вовсе не является собственно национальным. Оно связано, скорее, с принадлежностью к культуре. Культурная историческая общность и есть моя страна. Через нее я воспринимаю и все остальное. Эта общность имеет определенное право на самовыражение и решение многих жизненных вопросов в духе сложившихся традиций.

Поэтому очень важно, чтобы, например, в Татарстане, где 40% татар, были бы равноправными два языка " татарский и русский. Но не менее важно иметь татарский университет в Москве, потому что Москва - самый большой татарский город в России. В нем живет татар в полтора раза больше, чем в Казани. То есть, татары должны быть всюду равноправны, независимо от того, где живут, должны иметь свои культурные, учебные, религиозные центры, возможность выпускать газеты. Но с одним "но" - все это не дело Правительства. Это дело культурных обществ, землячеств, частных лиц. Правительство лишь проводит общие принципы. Точно так же и русские провинции должны иметь большие Ирака в решении множества внутренних вопросов. Ведь это неэкономично, да и невозможно - решать все из центра. Это просто-напросто глупо в то же время оскорбительно для людей, которые там живут.

Заключу: этнический принцип построения государства ведет в средневековье, к закату цивилизации Ибо он не может не основываться на насилии, на ущемлении гражданских прав людей. А значит, на взаимной недоброжелательности, ненависти, если хотите - на духовной инквизиции и прочих средневековых "прелестях".

- Это одни принцип. Какой же еще?

- Я бы его назвал так - принцип иерархии конституций. Если в стране нет высших законов, которые чтут все ее граждане - это уже не государство, а одна его видимость. Надо выбирать: или действительно единая и целостная Россия, или гибельный разгул амбиций политиков, националистической " образованщины", мафий.

То же и с системой образования. Мы увлекаемся плюрализмом образования. И напрасно, ибо забываем, что есть некие общие принципы развития человечества в целом. Сейчас мир идет к унификации образования, к формированию некоторых универсалий, И они должны быть четко зафиксированы. От отсутствия универсалий страдают американцы. У них очень плохая система образования, они сами об этом говорят и вносят много изменений. Там человек имеет докторскую степень, но это не означает, что он настоящий доктор. Все зависит от того, в каком университете он ее получил. У нас же человек, получающий докторскую степень по математике - это уже ученый с определенным и достаточно высоким уровнем мышления, образования.

Сегодня важнейший долг интеллектуальной элиты всего человечества - создать общность культурного и интеллектуального пространства. Без этого невозможно экономическое объединение мира. А без экономического объединения невозможно решение глобальных проблем экологии. Без решения же глобальных проблем экологии невозможно обеспечить существование человека в будущем. Так что все связано в одно целое. В этих условиях роль интеллектуальной элиты становится особенно важной. Ибо придется формировать стратегические перспективные представления.

- Вы имеете в виду представления, которые раньше формировала КПСС?"

- Да, в Советском Союзе эта роль принадлежала партии. И, надо признать, страна смогла добиться определенных успехов. Сегодня КПСС нет и, надеюсь, никакой монопольной партии больше не будет. Будет много разных партий. Но это не значит, что нация - под нацией я понимаю совокупность жителей данной страны - не будет иметь некоего общего идеологического стержня, общенациональных целей. Их формирование входит в круг задач интеллектуальной питы.

- Как вы представляете себе общенациональные цели России?

- Я считаю, уже давно пришло время говорить о державности. Россия занимает такое геополитическое положение, что имеет возможность занять достойнейшую нишу в планетарном сообществе XXI века - достойную своего народа, своей культуры, своей истории, превратиться в действительно первоклассную державу. Это важно для всех, ибо обеспечит людям стабильность существования, благополучную жизнь, возможность эффективно использовать собственный потенциал, - интеллектуальный, нравственный. И эта цель реальна. Я считаю, что одна из бед нашего Правительства, Президента и его окружения, что они мало говорят об этом с народом. Нация должна почувствовать свое достоинство, уверенность, что она многое может, что не выброшена на свалку истории, как некоторые пытаются это представить. В этом смысле молодцы американцы - державный дух они чтут свято и подпитывают его, не считаясь ни с какими расходами.

- Давайте поговорим о геополитике. Советский Союз был крупнейшей морской державой. Сегодня он лишился практически всех портов, за исключением дальневосточных. "Куда ж нам плыть?" Советский Союз потерял множество сырьевых регионов, стратегических военных баз. На Украине без технического присмотра остались более тысячи ядерных боезарядов. Миллионы русских людей остались вне исторической Родины. Как а этих сокрушительных условиях нация сможет обрести заново достоинство? Какие особенные слова, уникальные проекты, глобальные решения помогут вдохнуть в нацию энергию созидания?

- Тут важен сплав слов и дел. Мне всегда хотелось обратиться к южнорусскому региону - Северный Кавказ, Ростовская. Астраханская, Волгоградская области. В этом регионе сформировался своеобразный южнорусским этнос со своими традициями, сложной межнациональной и межсословной мозаикой. Теплое море, хороший климат, плодоносные земли даруют уникальную возможность развить технологии, которые обеспечат выживание человечества а XXI веке. Во всех этих областях есть интересные региональные программы развития. Но не хватает понимания места региона в государственной структуре России. Стало быть, надо состыковать эти программы с единой общероссийской. Почему к ним не обратился Президент с такими словами: "Вверяем вам одно из важных направлений нашей жизни"? Тут, конечно. роль местной интеллектуальной элиты была бы очень велика.

Второй пример. Красноярский края. Там много сейчас говорят о самостоятельности. Но правда в другом заключается. На самом деле мы вынуждены говорить не о Красноярском крае, а о Енисейском регионе, в котором все коммуникации следуют с севера на юг и которые, по существу делят Россию на две равные части - западную и восточную. В будущем этот огромный регион в 11,5 миллионов квадратных километров, который населяют шесть миллионов человек, должен стать стержнем России. Он должен быть связующим звеном между Востоком и Западом. Смотрите, ведь сегодня нет уже двух сверхдержав. Есть одна сверхдержава, а когда есть одна, это значит ноль сверхдержав. Потому что, чтобы поддерживать себя на необходимом уровне, США нужно всегда иметь врага. В ближайшее десятилетие такой враг не появится.

Никому не нужны США как сверхдержава, никому не нужны гегемоны, все заняты своими делами, грядет экологический кризис, масса всяких проблем, которые гораздо важнее всей этой гегемонистской глупости.

Но в мире есть три центра экономическое власти: это США, Западная Европа (Атлантический регион) и Тихоокеанский регион, в котором действуют не только Япония, но и новые быстро развивающиеся страны: Китай с его 12% роста валового национального продукта, Индонезия, Филиппины. А что такое Россия? Она связывает все в единое целое. Все коммуникации идут через Россию. И потому роль общефедеральных я региональных программ становится особенно зримой. Елисейский край связывает часть России, которая обращена на запад, и часть, которая обращена на восток. Действительно, самый короткий путь из англичан в китайцы, как я говорю, идет через Северный морской путь. Енисейский регион может стать мировым торговым я научным центром, своего рода северным обручем планеты.

Как только Северным морской путь начнет работать круглогодично, эффективность Норильского металлургического комбината, всех северных предприятий возрастет во много раз. Да, это трудно организовать мгновенно. Но ведь всегда важно видеть перспективу. Только тогда нация живет, кота она видит перспективу. Не говоря уже о том, что самый короткий железнодорожный путь из Владивостока в Петербург идет опять же через Сибирь. Общество должно об этом думать. Интеллигенция, живущая в провинции, должна понимать, что это ее дело. Значительно в большей степени, чем дело московской интеллигенции. Ко мне приезжают люди из разных городов России, и я вижу, как прежде молчаливое большинство начинает активно влиять на формирование новых взглядов, вырабатывать концептуально новые подходы.

Я приведу пример. Прошла атака японцев на Перл-Харбор в 1942 г. В Вашингтоне собралась группа обеспокоенных ученых: Перл-Харбор выявил техническое отставание Америки во многих областях. Нужно было решительно менять научно-техническую, промышленную, военную политику. Ученые собирались с тех пор постоянно, как правило, один-два раза в месяц и обсуждали самые разные вопросы, которые возникали в США - политические, экономические, технические, технологические, социальные, военные. К ним на заседания приходили тогдашний президент Рузвельт и его советник Гарри Гопкинс, Они слушали, иногда задавали вопросы, иногда обращались с просьбами подумать. Ученые были связаны с научными, с промышленными кругами, проблемы денег не было, поэтому регулярно заказы вались работы, формировались спецгруппы. Причем, группы формировались по принципу: только из самых блестящих представителей нации. Эта система существовала до конца второй мировой войны, а по ее завершении новым президент США Трумэн, который был совсем не таким простачком, как мы его представляли, все это научное сообщество формализовал в превратил в мощнейшую корпорацию "Рэнд Корпорэйшн" - неправительственную некоммерческую корпорацию, ученый совет которой назначался Правительством. Это крупнейшие ученые, бизнесмены, они определяют основные задачи, которое должны решать Президент, Конгресс, Правительство.

Проблема интеллектуальной элиты и власти имеет два аспекта: один - общецивилизованный, связанный с формированием исходных принципов, которые не могут быть навязаны человеком, партиями, а другой - реально-прагматический, использование наиболее грамотных людей для решения конкретных задач в оценки проектов развития.

- Никита Николаевич, но вы являетесь председателем совета по анализу критических ситуаций. И, значит, тоже имеете возможность самым прямым образом влиять на формирование государственной политики.

- Я скажу очень обидную для Правительства вещь: оно не нуждается в услугах ученых. И пошло, как ни странно, это после того, как к руководству Правительством пришли интеллигентные люди из академической науки.

- Вы имеете в виду Гайдара?

- Прежде всего, конечно, его. Я знал Гайдара еще по семинарам в Институте системных исследований, когда он был еще по существу мальчиком, кажется, аспирантом или уже кандидатом. Я помню, как он бежал вприпрыжку по институтским коридорам. Я топа спрашивал: "Кто это так лихо бежит'. Мне говорят:

"Это внук Гайдара". Потом я знал сто по журналу "Коммунист", где я был в составе редсовета, а он заведовал отделом. Я к нему очень хорошо относился. Хотя и никогда серьезно. Потому что видел, что это еще не настоящая образованность. Но когда он пришел к власти вместо Силаева, я очень обрадовался. Потому что я знал Силаева - человека просто малообразованного. Я был связан с авиационной промышленностью и в низкой квалификации тогдашнего министра убеждался не однажды. Поэтому от молодых членов Правительства я ожидал многого. Но что произошло?

Предыдущее Правительство было Правительством дремучих невежд. Но они были хитрыми мужиками, головастыми, и, самое главное, понимали, что они многого не знают и без ученых не обойдутся. Я часто бывал на совещаниях у Министра обороны Устинова. Меня, как ученого из Вычислительного центра Академии наук, всегда приглашали на святая святых - заседания военно-промышленной комиссии. Я помогал рассчитывать варианты, давал рекомендации, делал экспертные оценки, заключения. То есть меня использовали. А когда я говорю "я", то имею в виду целую команду, которая со мной была связана. И мы действительно работали, видели, что наши рекомендации выполняются, во всяком случае, принимаются во внимание. Да, они принимали решение по правилам собственной игры, слов нет, но решения эти имели под собой необходимые научные обоснования.

Молодое правительство Гайдара было укомплектовано людьми более образованными, но все-таки полуобразованными я недостаточно компетентными. Там, конечно, были и есть очень грамотные специалисты, такие как министр экологии Данилов-Данильян. Но в среднем это все-таки полуобразованное Правительство. Они не получили фундаментального университетского образования. Они получили отвратительное советское экономическое и советское общественное образование. А наиболее образованные люди в той же экономике прошли через мехмат, физфак, физтех, другие технические вузы. Так вот, нас юные правительственные руководители не приняли. Я писал немало писем Гайдару как председатель Совета по анализу критических ситуаций при Правительстве. Увы, этот совет мне так и не удалось запустить в ход. Нас курировал вице-премьер Бурбулис, который оказался совершенно здесь несостоятельным. Совет сейчас не работает, Бурбулис не сделал главного. Совет должен был иметь хотя бы ученого секретаря, который координировал бы работу. А мы все тянули на общественных началах. Вес делал я сам. Мы издали две брошюры. Одна называется "Стратегия выживания". Другая - "Принципы формирования региональной политики". По обеим брошюрам мы провели парламентские слушания. Я сам бегал, доставал деньги на издание брошюр, искал типографию, где их напечатать, искал бумагу. Писал массу писем во все инстанции. И все - на своем компьютере. Моя комната была фактически помещением Совета. Бурбулис собрал нас пару раз, а потом потерял к нам всякий интерес. А затем и к нему все интерес потеряли.

Но больше всего меня удивил Гайдар. Почему он не привлек действительно образованных людей? Это значит только одно, что он был убежден: его знаний достаточно, что, выучив Хайека, Фридмана, он уже достаточно образован. Он просто не знал, что член-корреспондент Академии наук, глубочайший специалист в области экономики Петров Александр Александрович давно читал Хайека к Фридмана - еще до того, как они были изданы в России. Нам, понадобилось, увы, немного времени, чтобы обнаружить: вся интеллектуальная элита, которая аплодировала приходу Гайдара и его команды, оказалась не у дел. А нам ведь ничего не нужно было. Прошу правильно понять. Принципиально не нужно вам власти, благ, но нужно, чтобы нам задавали вопросы, чтобы мы работали на пользу страны, своей державы. Поймите такую вещь: научно-техническая и творческая интеллигенция есть сила, в которой особенно сильно чувство корпоративности. Эта сила разлита по всей необъятной России. И мы должны понимать эту общность, использовать ее. А гайдаровская команда этого не поташа. Я надеюсь на Черномырдина, он практик и, возможно, будет больше обращаться к нам. Пока этого нет.

- Новы еще и член Президентского Совета.

- Понимаете, какая вещь, Я вел туда с надеждой на работу. А попал на заседания. Это разные вещи. Поэтому я чувствую себя там странно. Мне интересно там бывать. Я иногда что-то там говорю, главным образом, в кулуарах. Но я вижу. что меня не очень понимают, потому что там политики. А я не политик. Помни заседание Президентского Совета за несколько недель до референдума. Я сказал, что было бы хорошо организовать несколько выступлений Ельцина, раскрывающих перспективу развития нашей державы. Собчак недоуменно пожал плечами, даже не понял, что я сказал. А Гавриил Харитонович Попов, копа я сел на место, сказал "Ну, Никита Николаевич, вы в своем стиле".

- Нынешнего Президента России вы тоже не относите к представителям интеллектуальной элиты?

- Вы читали, конечно, Толстого. Там помните, совет в Филях. Генералы по очереди говорят. Кутузов всех выслушивает. И заключает; "быть посему". На Президентском Совете люди тоже выслушиваются, но "быть посему" не произносится. Поэтому непонятен результат. Для меня ведь, ученого, всего важнее именно результат. Одно я могу сказать: Борис Николаевич внимательно слушает, никого и никогда не перебивает. И это уже приятно. Но разговоры чисто политические, к сожалению. В них я не могу быть по-настоящему полезен. Наш Президент, конечно, не принадлежит к интеллектуальной элите. И худого в этом ничего нет.

- В свое время интеллигенция весьма активно поддерживала Горбачева. Но очень скоро разочаровалась в нем. Не является ли это причиной нынешнего чрезвычайно осторожного хождения интеллигенции во власть.

- Она не могла не разочароваться в Горбачеве потому, что он сын своего века, своей партии. В 1986 г. я написал ему большое письмо, отнес прямо в канцелярию на Старой площади. Я высказывал свои взгляды на то, как делать перестройку. Он мне, правда, сказал, что этого письма не получал. Может быть, и не получил. Концепция, предложенная им, существенно отличалась от моих предложении. Я видел, что энтузиазм интеллигенции скоро погибнет. Потому что интеллигенция думала о стране, о позитивных вещах, а не о свободе "трепа". А пошло все по линии "трепа".

- А что Вы предложили в письме?

-Я исходил из того, что экономики тест передовых стран смешанные. Удельный вес госсектора в Швейцарии, например, до 65%, в Канаде - 40%. Первое из моих предложений - реорганизовать государственный сектор на основе корпораций, которые могли бы участвовать в рыночной борьбе. Не абстрактная свобода хозяйственной деятельности, а создание корпораций с государственным капиталом, имеющих потенциальные возможности конкурировать на международном рынке.

- Идеи приватизации госсобственности были вне вашей концепции?

- Любой вариант приватизации крупной промышленности суть ограбление. К слову, понятие приватизация есть только в бывших социалистических странах. На Западе его не понимают. Там в ходу понятие акционирование, при котором привлекаются частные капиталы. Другое дело - продажа мелких предприятий, объектов торговых - это нормально. Но сначала надо организовать стабильную валюту. Только в рамках двух первых позиций можно заниматься структурной перестройкой, которая была необходима. И все это надо было делать на фоне принципиального изменения военного статуса сверхдержавы. Мы пошли по другому пути.

- Но чтобы реализовать вашу концепцию, требовались сильное государство и сильная власть.

- Если выдумаете, что КПСС могла выполнить функцию сильной власти, то ошибаетесь. На самом деле КПСС не обладала особой властью. Власть имели промышленные бароны. Вот против них и были направлены мои предложения. Надо было преодолеть монополию отраслевых элит. А тогда и роль КПСС автоматически начала бы меняться. Но сейчас к этому возвращаться мало смысла. Я сказал уже, что все воспринимаю как данность. Мне из этой данности и хочется делать выводы.

- У вас в комитете портрет Бухарина. Кто он для вас?

- Понимаете, я считаю преступным отмахиваться от опыта, которым мы 75 лет жили. Бухарин был искренним революционером. Я же - искренний эволюционер, принципиальный оппортунист. И за это я благодарен Бухарину. Задача интеллектуальной элиты в том и состоит, чтобы найти способы преодоления нынешнего кризиса без революций. Революции в современную эпоху отбрасывают общество назад. В начале XX века Россия вошла в "серебряный век". Это определение не случай но. потому что звучала русская музыка, процветали русская поэзия, изобразительное искусство, был великолепный театр. И темпы экономического развития были очень высокие. Революция нарушила связи, остановила поступательное движение. Я читал много Бухарина, Луначарского. Они были увлечены пафосом революционной борьбы. Сейчас пафосом революции увлечено немалое число бывших и новых партократов, которые рвутся к разграблению России и приобретению капиталов, а также национальных элит, которые тоже рвутся к богатствам. И задача интеллектуальной элиты -по возможности обуздать эти порывы. Выработать иную парадигму развития, при которой всем будет лучше. Я понимаю, что сейчас эра Клондайка. Понимаю, что эти люди, рвущиеся и вырвавшиеся наверх, полны невероятнейшей энергии - всех припереть к стенке и излучить в собственность половину страны. Но их время уйдет. И вот тогда придет время серьезных раздумий, фундаментальных решений, где роль провинциальной интеллигенции и интеллектуальной элиты будет решающей. Я вообще считаю, что судьба России всегда делалась в провинции.

- Так ли? Революции, заговоры, мятежи, перестройки вызревали в России веста в столицах - Петербурге, Москве. Настоящий интеллигент вообще в провинции у нас и состояться-то не может. Ему, чтобы раскрыть миру свои дарования, обязательно нужно ехать в столицу, а крупный город. И Ломоносов в этом смысле изъезженный, но показательный пример.

- Что касается Вашего со мной несогласия, то Вы правы лишь отчасти. Да, революции вызревали в столицах, но утихомиривала общественные бури провинция, волноломы останавливали политические штормы именно там. То есть не в Москве и Ленинграде ставилась последняя точка. Именно в этом смысле и говорю о том, что судьба России решается в провинции. Ока всегда спасала Россию. Дружины Минина и Пожарского формировались на русских городах. Гитлеровское нашествие поглотили российские провинциальные города. А вот прецедент Ломоносовых - это беда нашей централизации. Да, во Франции тоже едут в столицу, в Париж, чтобы себя показать. Верно. В Нью-Йорк. Вашингтон. Лос-Анжелес едут, чтобы себя показать. Но одновременно там есть знаменитый центр в Нью-Хэвене, где действует знаменитый Польский университет, в Бостоне есть знаменитый Массачусетский технологический институт, есть научный центр в Чикаго. Есть масса мелких городков с огромным потенциалом интеллектуалов.

Сейчас классическая городская цивилизация переживает кризис. И я думаю, что следующее поколение будет совершенно по-другому устраивать свою жизнь. В мире будет очень много небольших городов. Конечно, обязательно должен быть и крупный город, там концентрируется научная мысль, накапливается своего рода критическая масса. Без критической массы ничего не получится. Но сейчас задача в том, чтобы критическая масса накапливалась и а провинции: она сейчас не должна отдавать судьбу России в ненадежные руки Москвы.
 

^* Публикуется в сокращении. Полностью беседа будет опубликована в журнале "Российская провинция".