Имя Антонио Рубби известно многим российским читателям. Его книги не раз издавались в нашей стране. Новая работа Рубби посвящена "первому десятилетию постсоветской России". Ее отличают те же качества, что характерны и для других его книг, и отражают неординарную политическую и интеллектуальную культуру автора - глубина и скрупулезность анализа, обширный массив привлекаемого материала, отточенное умение владеть политической "линейкой", внимание к психологическим особенностям своих героев, выразительный язык. И - об этом надо сказать отдельно - несомненная приязнь, кстати давняя, к нашей стране, так же как и искренняя горечь по поводу ее невеселой судьбы в "эру Ельцина", приведшей страну, по словам Рубби, "на край пропасти".

        Повествование об этой "эпохе" автор правомерно предваряет своего рода введением - обстоятельным рассказом о перестроечных годах. Это позволяет показать, как, каким путем Борис Николаевич шел к власти (что бросает яркий свет на его политические и, особенно, личностные качества), в каком состоянии страну "принял" Ельцин.

        Став секретарем МГК, Ельцин уже обратил на себя внимание своей амбициозностью, склонностью к популистско-демагогическим жестам и известной бесшабашностью. "Как секретарь МГК Ельцин, - пишет американский публицист Д.Ремник, много лет проработавший в Москве и получивший Пулитцеровскую премию за книгу о событиях в России, - отметился не какими-либо казуистическими, политическими аргументами или идеологическими речами, а техникой, абсолютно чуждой советской политической культуре: грубым популизмом. Десятками увольнял партийных и государственных функционеров, похваляясь этим в прессе. Он посещал магазины, спускался в московское метро и всегда заботился о том, чтобы это освещалось в прессе. В этом он очень напоминал Горбачева. По крайней мере, в Москве он соревновался за популярность с генсеком"^*. Но, отмечает Рубби, на политическую авансцену Ельцин вышел в связи с критическими выступлениями на январском и, особенно, на октябрьском пленумах ЦК (1987 г.), где резко критиковал центральный партаппарат, говорил, что перестройка идет вяло, мало что или вовсе ничего не дала народу, заявлял, что некоторые члены Политбюро слишком увлекаются славословием в адрес генсека. Одновременно, однако, подчеркивает Рубби, обнаружилась внутренняя неустойчивость Б.Н. За критическим выступлением последовало, пишет автор, "покаяние", "унизительная самокритика, в которой не было и намека на чувство собственного достоинства".

        И тем не менее, Ельцин политически выиграл, открыв в себе, возможно, и не вполне сознавая это, "форточку" в большую политику. Чем бы ни диктовалось его выступление, прежде всего, на октябрьском пленуме - неутоленными амбициями, растерянностью в связи с неуспехами в руководстве московской парторганизацией, личной обидой или чем-то еще (я не исключал бы полностью даже добросовестных мотивов), оно было поступком, требовавшим политического мужества. Я уже полемизировал с автором (он мой старый друг и мы с ним не раз обсуждали и положение в своих странах, и свои "писания"), который считал и считает, что "Б.Н. - типичный первый секретарь обкома советских времен" или даже "образцовый провинциальный советский держиморда".

        Но именно выступление на октябрьском пленуме показало, что Ельцин как раз не совсем типичный секретарь обкома. Ведь такое выступление тогда обещало неминуемую расправу, а готовность пойти на это отнюдь не входила в число "общепринятых" доблестей партноменклатуры, если не считать, конечно, исключений - одиночек. Типичными секретарями обкомов были те (они составляли основу ЦК), кто последние годы перестройки, ненавидя Горбачева, так и не решился поднять на него руку.

        Главное же, что обеспечило Ельцину политическую "подушку", - учиненный ему на пленуме разнос ("расправа", "позорное судилище", по терминологии Рубби). Это "обсуждение", за которым последовала выволочка на пленуме МГК и снятие с поста его первого секретаря, происшедшее в двусмысленных обстоятельствах с участием Горбачева (окруженное к тому же фактическим молчанием - в период объявленной гласности), породило всплеск интереса к Б.Н., а затем и популярности. Они открыли ему путь в "мученичество", которое станет едва ли не главным его политическим капиталом.

        Продолжавшаяся и после пленумов кампания гонений против Ельцина, которую неизбежно связывали с Горбачевым, лишь накачивала "рейтинг" Б.Н. Наконец, тогда же зародилась антипатия между Ельциным и Горбачевым (наверное, более точное слово "ненависть"), которая столь драматично скажется на событиях в стране в последующие четыре года. Противостояние между Горбачёвым и Ельциным послужило одним из факторов разрушения России и её разорения. Оно оказалось шекспировским по масштабам причиненного вреда, хоть и не по масштабу его героев.

        Довольно быстро оправившись от психологического шока, вызванного фиаско на октябрьском пленуме, Ельцин вновь вступает в политическую борьбу. Сопоставляя его и Михаила Сергеевича позиции по стратегическим вопросам перестройки, Рубби приходит к выводу (основательно обоснованному) об отсутствии серьезных разногласий и заключает, что все дело в "борьбе за власть". Жажда власти, констатирует Рубби, - главная черта характера Ельцина. Ради нее он пойдет на все, вплоть до разрушения союзного государства. Политические же позиции и взгляды имеют второстепенное значение. Возглавляемая Ельциным оппозиция не была, как он уверял, оппозицией к курсу Горбачева, оппозицией во имя реформ, а оппозицией, прежде всего, ради власти.

        Добиваясь народной поддержки, Ельцин широко использует интриги и демагогические приемы: от популярных нападок на парт- и госноменклатуру, страстных разоблачений привилегий аппарата (которые он, когда придет к власти, лично для себя и своего окружения раздует до астрономических размеров) и коррупции в высших эшелонах власти до посещений районной поликлиники (при пользовании по-прежнему услугами "кремлевки") и поездок в такси.

        Именно этот беззастенчивый агитационный потенциал Б.Н. побудил демократическую оппозицию призвать его в лидеры, несмотря на возражения Сахарова. А с поста председателя Верховного Совета РСФСР, который он занял в мае 1990 г., начался его победный марш в Кремль. "По дороге" власти ради он вместе с сообщниками "упразднил" Советский Союз. Один из них, Шушкевич, откровенно заявил: "Никто там (в Вискулях - Авт.) не был наивным. Было ясно, что именно Горбачев более, чем что-либо другое, стоит на пути Бориса Николаевича"^**.

        Избавившись от Горбачева, Б.Н. стал с лихорадочной и безоглядной поспешностью проводить курс на установление капиталистических отношений - так называемую "шоковую терапию". Он спешил, очень спешил. Как всегда, его гнали вперед владевшие им властные мотивы, стремление подпереть себя новой социальной силой, вытравить - также с помощью бешеной антикоммунистической пропаганды и перелицовывания прошлого - из образа жизни общества, из привычек и поведения людей "пережитки" прежних лет.

        Рубби подробно описывает и тщательно анализирует шаги, предпринятые в этом направлении: например, экономическую либерализацию, включая либерализацию цен (Рубби называет ее "дикой"), отъем у населения сбережений (стоивший ему свыше 500 млрд. руб.), мошенническую приватизацию (в том числе и в особенности, по откровенно надувательской ваучерной схеме), передачу огромных "кусков" государственной собственности узкому кругу людей, так называемых "олигархов" и их фантастическое обогащение, создание слоя "новых русских" (3-5% населения), так же преуспевших в процессе приватизации, и т.д.

        Стоит специально отметить, что, анализируя эти явления, автор не оставляет без внимания аргументы "реформаторов", убедительно показывая их несостоятельность.

        Выходя на новый курс, Ельцин заверял с телеэкранов население, что 4-5 месяцев грядет улучшение положения (вспомним его обещание в противном случае "лечь на рельсы").

        На деле итоги "шоковой терапии" оказались катастрофическими: развал производственных структур страны (в первые 4 года нового курса падение ВВП составило 43%, в то время, как после войны - лишь 34%), начало ее деиндустриализации, разграбление государственного имущества, расцвет преступности (в том числе мафиозной) и коррупции, пропитавшей практически весь государственный аппарат, абсолютное обнищание большей части российских граждан и - как закономерное дополнение к появлению "новых русских" - появление миллионов "новых бедных" (даже, по данным Института Гайдара, весной 1993 г. реальный доход на душу населения в среднем был в три раза ниже прожиточного минимума).

        Были брошены на произвол судьбы и маргинализированы десятки миллионов рабочих, специалистов, служащих, работников науки (Рубби называет это "падением в бездну"), в значительной мере разрушена система социальной защищенности, в кризисном состоянии оказались системы образования и здравоохранения, произошла, наконец, эрозия нравственных норм и т.д.

        Сотворившие все это "под крылом" Ельцина так называемые "младореформаторы" - их курс в более умеренных темпе и форме был продолжен правительством Черномырдина - вдохновлялись американскими учебниками, а также жесткими рекомендациями понаехавших из США консультантов, которые, как выяснилось позже, параллельно заботились о наполнении своих карманов в российской неразберихе.

        Мимо внимания Рубби не прошла и непременная черта "российских реформаторов" - вдохновленность социал-дарвинизмом, который они исповедуют открыто, их рекордная социальная глухота. Некоторые из них (тот же Гайдар) не стеснялись даже публично признавать, что в своих стратегических планах делают ставку на вымирание целых поколений, имея в виду избавиться от "темных пятен" прошлого.

        Что касается политической стороны деятельности Ельцина в эти годы, то она отмечена усилением и так избыточного его властолюбия, стремлением придать сохраняемым или даже закрепленным некоторым демократическим формам общественной жизни России лишь фасадный характер.

        Как пишет автор, идея разделения и автономности ветвей власти была для Ельцина совершенно не выносима. Прежде всего это привело Б.Н. к противостоянию с "ненавистным" Верховным Советом, которое завершилось организованным им очередным - вторым после Беловежской Пущи и на этот раз кровавым - переворотом (автор скрупулезно, шаг за шагом воспроизводит подготовку к нему), расстрелом парламента. И что характерно - Рубби подчеркивает это, - преступная акция Ельцина была почти единодушно поддержана Западом. Интересны его соображения относительно явно надуманных аргументов, которыми оправдывалась такая позиция. Он убедительно их развенчивает и столь же убедительно доказывает, что все дело было в том, что ельцинская "внутренняя и внешняя политика наилучшим образом соответствовала интересам Соединенных Штатов и Запада".

        Вслед за разгоном Верховного Совета была навязана сверхпрезидентская Конституции, которая обеспечивала безоговорочные и, по существу, неограниченные полномочия одному человеку - Ельцину, писалась "под него". В беседе со мной в те годы Г.Киссинджер назвал ее "салазаровской" (по имени - многолетнего диктатора Португалии).

        Пародией на демократические процедуры и народное волеизъявление была и президентская избирательная кампания 1996 г.

        Рубби напоминает нам о давосском сговоре крупнейших российских олигархов, решивших объединить силы и миллиардные средства для обеспечения переизбрания Б.Н., чей рейтинг тогда стремился к нулю.

        Подробно, со знанием дела автор рассказывает о путях и методах - за рамками зафиксированной банальной фальсификации и использования так называемого административного ресурса, - которые были применены для обеспечения величайшего электорального трюка. Олигархи не остались внакладе, они были щедро вознаграждены новыми огромными кусками самой прибыльной государственной собственности, приобретением политического могущества, выдвинувшего их, по словам Рубби, в центр политической жизни России, установлением тесных связей с Ельциным и его близкими.

        Именно с той поры российский политический словарь обогатился словом "семья", за которым стоит сращивание президентского окружения с олигархами (последствия этого мы ощущаем и по сию пору), что стало как бы моделью для соединения экономической, финансовой и политической власти также и на других уровнях.

        Рассматривая внешнюю политику России Ельцина, Рубби подчеркивает, что его "царствование" завершило процесс утраты нашей страной положения сверхдержавы, развернувшийся на заключительном этапе перестройки, причем в своем новом качестве на международной арене Россия так и не самоопределилась.

        Более того, произошло столь радикальное ослабление ее международной роли, что во многих отношениях был поставлен под вопрос и статус России как великой державы. Были утрачены не только те или иные позиции, но и в значительной мере и доверие к Москве как независимому партнеру (а это - весомый фактор международных отношений), вера в ее "солидность", способность занять самостоятельную позицию и удержаться на ней, выполнять вопреки внешнему давлению взятые на себя обязательства.

        Рубби даже пишет о "лакейской колониальной зависимости, в которую Россию поставила политика Ельцина". Подводя итог "правлению Ельцина", Рубби говорит о вызванной ею "экономической и социальной катастрофе… Россия лежала в руинах".

        Вместе с тем - и это, несомненно, тоже является достоинством работы итальянского автора, - давая самую жесткую и нелицеприятную оценку деяниям Ельцина, он не впадает в упрощение, не рисует его личность в одном цвете. Рубби видит и сильные ее стороны, прослеживает психологические "протуберанцы" своего героя, фиксирует моменты отхода (правда, чаще на словах) от своей одиозной политики, не отказывает ему в неравнодушии (впрочем, не стойком) к российским национальным интересам.

        Во введении к книге автор заявил как свою цель - представить дополнительный и обновленный, критический взгляд на изучение "России Ельцина". Нельзя не констатировать, что это ему вполне удалось.

        На мой взгляд, выступление Б.Ельцина на октябрьском пленуме и тем более позиция, занятая им в дни путча ГКЧП, стали высшими точками его политической биографии. Он при этом проявил незаурядную решительность, способность к судьбоносному риску и острый политический инстинкт.

        Однако на такой высоте - высоте выдающегося политического государственного деятеля - он не мог и не смог удержаться. Не мог и не смог из-за интеллектуальной ограниченности, избыточного властолюбия (наверное, определяющего свойства характера), "прорыва" обкомовских привычек, общего упадка личности в результате многолетних алкогольных "увлечений". В своих недавно вышедших мемуарах бывший государственный секретарь США Олбрайт пишет даже, что при встрече с Ельциным они специально уговаривались, что Клинтон будет удерживать Ельцина от чрезмерных алкогольных возлияний, которые его делают совершенно недееспособным.

        Пребывание же в президентском кресле с практически неограниченными полномочиями, как это обычно случается в истории, обнажило, подхлестнуло или даже породило и многие другие качества - безмерное тщеславие и самодовольство, падкость на лесть и любовь к подхалимам, мстительность, плебейскую страсть к роскоши и, наконец, самодурство (в котором как бы оживали образы российских помещиков и купцов от Н.Гоголя и М.Салтыкова-Щедрина). Как выяснилось, неординарность Ельцина распространяется и на самые отрицательные и даже уродливые его черты.

        Больше, чем кому-нибудь другому, именно ему Россия обязана не только поражением ГКЧП, но и сморщиванием до границ XVII в., смутой, масштабной криминализацией, втягиванием в чеченский капкан, падением международного статуса и такой позорной страницей, как хладнокровный расстрел избранного народом парламента.

        Эти "заслуги" отнюдь не перечеркиваются тем, что именно при Б.Ельцине были сохранены или закреплены некоторые демократические формы общественной жизни новой России. Даже искренние и некорыстные его сторонники, считающие, что он предотвратил коммунистический реванш, исходили и исходят из формулы меньшего зла.

        Тем не менее, и меньшее зло остается только злом.

        Почти не знающая аналогов непопулярность Б.Ельцина среди населения страны закономерна. Б.Ельцин, как и М.Горбачев, несомненно удержится в истории России. Однако оба они останутся в ней рядом, как фигуры очень разные, как чуть ли не антагонисты и антиподы, но люди и политики чем-то друг другу близкие и неразрывно связанные.

Антонио Рубби. Ельциниада.
Первое десятилетие постсоветской России.
М.: "Международные отношения", 2004. 480 с.

       ^* Remnik D. Gorbachev's Last Hurrah // New-Yorker. 1996. March 11.
       ^** Moscow Times. 1996. December 7.