Изучение партийной системы в переходном социуме, где формируются протодемократические институты, является непростой исследовательской задачей. Ещё более трудной проблемой является легитимация партийности (получение общественной санкции) на ранних стадиях становления демократических систем. В публичной политике, особенно в обществе, поражённом глубоким и затяжным мировоззренческим стрессом негативные эффекты, связанные с партийным строительством, гораздо более очевидны, чем позитивные. Ибо в массовом сознании они ассоциируются с парламентской демагогией, скандалами и пиаровской грязью.

       Аналогичного отрицательного взгляда на партии придерживались и известные политические мыслители, которых принято считать основоположниками демократической традиции.

       Томас Гоббс: "Лиги подданных... в большинстве случаев не нужны государству... и скрывают в себе противозаконные цели".

       Десятое "Письмо Федералиста": "Под партией... я разумею группу граждан... которые объединились и движимы либо общим побуждением страсти, либо интересом, который ущемляет права других граждан или постоянные и совокупные интересы всей общины"; результат же действий этих групп (factions) - "мутная накипь, которой дух партийной склоки покрыл наши правительственные институты".

       Алексис де Токвиль: "Партии - это зло, свойственное демократическому правлению"¹. Общепринятая на сегодняшний день и ставшая почти хрестоматийной точка зрения М.Дюверже о том, что "свобода совпадает с режимом партий", сформировалась много позднее².

       В конечном счёте в политической науке сложились разные подходы в отношении партийной системы: одни учёные придерживаются стандартных взглядов на партии как на организации, обеспечивающие представительство в политическом процессе интересов тех или иных общественных групп; другие - исследуют партии как институты, которые канализируют конфликты по вопросу контроля над политическими режимами и ресурсами. Третьи - рассматривают партийность как одно из проявлений макросоциальных расколов.

       Такое понимание своими истоками восходит к концепции "структурных и культурных разломов" С.Роккана и С.Липсета³. Этот подход во многом стимулировал появление весьма популярной в российской науке точки зрения о том, что развитие партийной системы является следствием политической конкуренции, порождённой институциональными и экономическими расколами в регионах⁴.

       Мой подход заключается в критике последнего тезиса, который односторонне рассматривает конкурентность региональной политики как причину развития официальных партий. Главная идея моего исследования состоит в том, что в переходном обществе пространственные (в смысле уровней и сегментов власти) факторы играют важную роль в формировании партийных систем. Политическая партия может сформироваться даже при полном доминировании одного клана в регионе. Главным мотивом такого формирования является то, что лидеры этого клана хотят участвовать в политике более высокого уровня по схеме: региональные руководители - в политике федерального масштаба, а мэры региональных столиц - в политике регионального масштаба.

       Думается, именно этим можно объяснить тот факт, что Ю.Лужков и М.Шаймиев в своё время организовали партии "Отечество" и "Вся Россия", несмотря на то, что они абсолютно не нуждались в официальных партиях для того, чтобы руководить своими регионами.

       Таким образом, партии могут возникнуть даже при полном отсутствии конкуренции в данной политической единице^*.

       Поскольку вышеприведённая модель означает взаимоотношения между различными измерениями и уровнями политики, то необходимо пользоваться понятием "межполитические отношения"^**.

       Цель данной работы - исследование партийной системы в российских регионах на примере Краснодарского края и Ульяновской области. В центре исследования - характер межполитических отношений и процесс формирования локальных партийных систем. Время действия - период новейшей российской трансформации 90-х годов и первые годы президентства Владимира Путина.

       Не останутся без внимания характер и стиль руководства региональных лидеров, прежде всего бывшего губернатора Кубани Н. Кондратенко, чья политическая деятельность представляет собой наиболее яркий пример "локального геройства".

       Выбор и сравнение Краснодарского края и Ульяновской области интересны и поучительны во многих отношениях. Прежде всего, они представляют собой противоположные примеры "нового географического порядка", с которым Россия столкнулась после распада СССР. В то время как Ульяновская область олицетворяет континентальную Россию, "задвинутую" на просторы евразийского хартленда, Краснодарский край стал единственным южным "регионом-мостом", выводящим Россию к тёплым морям и внешним рынкам.

       Не менее интересны параметры политического лидерства и партийного строительства в обоих регионах. Если в Краснодарском крае мы наблюдали историю превращения председателя крайисполкома Н.И.Кондратенко в "батьку Кондрата", в лидера массового кубанского политического движения "Отечество", то в Ульяновской области налицо была противоположная история - трансформация политического бойца и "героя", бывшего губернатора Ульяновской области Ю.Горячева в серого авторитарного правителя.

       Во многом такой ход событий был связан с характером межполитических отношений в России в эпоху Ельцина и изменением этих отношений в эпоху Путина. Стремление Ельцина править страной в стиле нахождения "судьбоносных развилок" и театрализованной политической карнавальности поддерживало политическую фантазию властных субъектов и тем самым поощряло высокий накал межполитических отношений в обществе. Напротив, политический стиль Президента Путина означал переход от "бифуркационного" лидерства к "линейному" - более рациональному и бюрократическому. Такая перемена оказала решающее влияние на природу межполитических отношений, партийной системы и политического режима в регионах.

       В подобном контексте политическое развитие Краснодарского края в 90-е годы можно признать нетипичным для России. Главная причина этого - появление региональной "партии одного лидера" - кубанского движения "Отечество" Николая Кондратенко. Взлёт такой партии был обусловлен специфическим отношением кубанской элиты к федеральному Центру как к политической единице более высокого уровня. А именно, после победы Кондратенко на губернаторских выборах 1996 г. кубанское "Отечество" функционировало в качестве орудия отпора политике, проводимой федеральным правительством позднего Ельцина. Напряжённые межполитические отношения между Центром и Краем породили массовое политическое движение мобилизационного типа, дополненное харизматическим вождизмом оппозиционного губернатора Кондратенко.

       Указанные обстоятельства обусловили небывало резкую оппозиционность Н.Кондратенко в отношении проводимого Ельциным курса. Вся его деятельность в первый год правления Краем означала замену ценности "региональной стабильности" ценностью "регионального спасения".

       Данные шаги полностью отражают политическую позицию Кондратенко, который заявил: "Вся проводимая в России политика является последовательным геноцидом российского народа (в первую очередь русского), осуществляемая в угоду и под непосредственным контролем транснациональных империалистических сил".

       В реализации подобного рода лидерства кубанское "Отечество" выступало как идеальный организационный и кадровый механизм.

       Напротив, политика бывшего губернатора Ульяновской области Ю.Горячева в первой половине 90-х годов имела лишь общие черты с той, что проводил Кондратенко в 1996-1999 гг. В первой половине 90-х годов "красный" губернатор Ю.Горячев якобы противостоял федеральному Центру своей стратегией "мягкого вхождения в рынок", однако, на самом деле в это время у него не было активных взаимоотношений с Центром (даже противостояния), сравнимых с теми, что были у Кондратенко в Краснодарском крае. Горячев критиковал младореформаторское окружение раннего Ельцина за осуществление "шоковой терапии" и предложил альтернативную стратегию "мягкого вхождения в рынок" в региональном масштабе. При этом Горячев, в отличие от Кондратенко, был всегда лоялен Б.Ельцину в стратегических вопросах (например, во время октябрьских событий 1993 г. и президентских выборов 1996 г.).

       Кроме того, в самой области в первой половине 90-х годов не существовало политической оппозиции губернатору, если не считать карликовых демократических организаций. Упомянутое обстоятельство придавало высокой политической автономии Ульяновской области в первой половине 90-х годов характер некой примитивной изоляции от Центра (термины "российская Вандея", "ульяновский заповедник" и т.д., отражавшие эту изоляцию, циркулировали лишь среди либеральных журналистов), а не напряженных межполитических отношений между Центром и регионом, какие были характерны для Краснодара в 1996-2000 гг.

       Ю.Горячев предпочел противостоять сначала политике "шоковой терапии" Гайдара в начале 90-х годов, а затем (в середине 90-х годов) политической оппозиции внутри региона - набирающей силу областной организации КПРФ - не с помощью официальной партии или блока, а с помощью неформальных ресурсов и связей.

       Итак, если в первой половине 90-х годов область просто изолировалась от Москвы и в регионе почти не было политической конкуренции, то во второй половине область потеряла политическую автономность. Таким образом, два условия для развития партий (конкуренция внутри региона и активизация межполитических отношений) оказались нереализованными в Ульяновской области⁵.

       Радикальную смену власти в области в декабре 2000 г., когда в результате губернаторских выборов регион возглавил генерал, герой России Владимир Шаманов, нельзя считать реализацией путинского нового курса по отношению к регионам. Ульяновская область продолжает пользоваться пассивной автономией, поскольку она не представляет большой важности для федерального Центра. При таких инертных межполитических отношениях ни Горячев, ни Шаманов не считали нужным создавать официальную партию, которая могла бы позволить области интегрироваться в федеральную политическую ситуацию.

       Проведённое исследование позволяет сделать следующий вывод: правящая элита, имеющая устойчивые политические позиции, не испытывает особого интереса к созданию или активизации официальных партий. Чаще всего партии создаются, когда активизируются межполитические отношения и когда меньшинство элиты бросает вызов большинству, желая либо защитить свои позиции, либо участвовать в политике более высокого уровня. Ключевую роль кубанского движения "Отечество" Кондратенко в политической жизни Краснодарского края можно объяснить тем, что оно функционировало в качестве орудия отпора политике ельцинского правительства на региональном уровне. С ликвидацией этих напряжённых межполитических отношений после ухода Ельцина из Кремля, а Кондратенко - с поста губернатора Края, резко уменьшилась политическая роль кубанского "Отечества".

       Не менее интересной иллюстрацией данного вывода стали события конца 2001 г. в другом субъекте РФ - Красноярском крае, связанные с выборами в Законодательное Собрание региона. Так, создав и возглавив оппозиционный блок "Наши", вновь избранный председатель Законодательного Собрания края Александр Усс сохранил свои позиции и спикера, и лидера оппозиции бывшему губернатору Александру Лебедю. В аналогичном ключе можно рассматривать триумф на этих выборах так называемой "Северной партии", сформированной "Норильским никелем" накануне выборов. Возглавившему список этой партии губернатору Таймыра Александру Хлопонину такой результат, как выяснилось, стал хорошим заделом для участия в кампании по выборам губернатора края, которые он впоследствии выиграл.

       Рассмотренные характеристики политического лидерства и принципы партийного строительства в Краснодарском крае способствовали тому, что Н.Кондратенко остался единственным мятежником среди всех российских губернаторов во второй половине 90-х годов. Этот момент сильно отличал Кондратенко от большинства представителей губернаторского корпуса. Идея "спасаться в одиночку" была присуща большинству из них и в ельцинскую эпоху, но никто не афишировал этого стремления открыто. Поведение Н.Кондратенко не укладывается в концепцию самотермидорианской трансформации, к которой часто обращаются российские и зарубежные исследователи⁶ . Согласно этой концепции любой политик-мятежник, претендующий на власть, получив её, становится стабильным авторитарным правителем. Трансформация заключается в переходе от радикального романтизма политических бойцов к самовосхвалению "крепких хозяев". Завоёванные в ходе этой эволюции выгоды и привилегии нейтрализуют первоначальный пассионарный порыв напряжённых межполитичеких отношений, стабилизируя его в рамках бюрократической умеренности.

       Так случилось с ранними вождями российского регионализма, поднимавшими свои регионы против реформ Ельцина-Гайдара: М.Шаймиевым (Президент Татарстана), М.Рахимовым (Президент Башкирии), М.Николаевым (бывший Президент Якутии), Ю.Горячевым (бывший губернатор Ульяновской области) и т.д.

       На таком фоне бывший краснодарский губернатор Н.Кондратенко - пример лидера, остающегося мятежником и после своих побед в 1996-1998 гг. Его победоносное возвращение во власть в результате выборов в 1996 г. привело к тому, что политический процесс, избирательные кампании в Крае заметно поляризовались и идеологизировались. Произошла своего рода партийная мобилизация на основе персонального харизматического вождизма. Кондратенко создал сильную избирательную и политическую машину продолжительного действия в виде движения "Отечество".

       Таким образом, в отличие от большинства губернаторов и президентов российских регионов, которые к концу ельцинского правления "окопались" в "авторитарных заставах", Кондратенко превратил Краснодарский край в "мятежную цитадель красного пояса".

       Только лидер, обладающий такой безоговорочной поддержкой населения, мог позволить себе осенью 2000 г. совершить "ельцинский" (читай - царский) поступок - передать власть своему официальному наследнику. Им стал соратник Кондратенко по кубанскому "Отечеству", депутат Госдумы А.Ткачёв. Последний набрал на губернаторских выборах 3 декабря 2000 г. 82% голосов избирателей именно как преемник кубанского "батьки". Сам Кондратенко стал представлять Краснодарский край в Совете Федерации, и сегодня его роль в политической жизни региона заметно снижается.

       Почему Кондратенко не стал избираться на второй губернаторский срок?

       То, что произошло, выглядит вполне закономерным и обусловлено изменением характера межполитических отношений по линии "Центр-регион". После ухода Б.Ельцина с политической сцены Кондратенко нечего было противопоставить Путину - "руководителю уровнем выше".

       Таким образом, в регионе сложились новые условия, при которых Кубань не бросает вызов Москве. Уход Б.Ельцина с российской политической сцены ликвидировал основу для напряжённых межполитических отношений между Центром и регионом. Этим можно объяснить ослабление, а затем и ликвидацию "Отечества" как движения, формировавшего и поддерживавшего мятежный потенциал Краснодарского края.

       Пример Ульяновска, напротив, показывает, что определяющее значение в политической ситуации регионов имеют закономерности взаимодействия центров власти, а не логика партийности. В отличие от отчётливо выраженной идеологической сущности Н.Кондратенко политические установки ульяновских губернаторов Ю. Горячева и В. Шаманова были предельно размытыми. Как и в большинстве провинций России, главным фактором, определяющим политическое пространство Ульяновской области, выступало и выступает отношение - причём сильно персонализированное - к реальным центрам власти.

       Эпоха Путина сильно изменила характер взаимоотношений по линии "Центр-периферия", а принятие нового федерального закона "О партиях" ликвидировало основу для создания партий по локальным, национальным и религиозным признакам. Региональная политика президента Путина характеризуется "новой избирательностью", основанной на сугубо прагматических критериях. В основе этой избирательности лежит принцип "нужности" или "ненужности" того или иного региона для федерального Центра. Примеры Кубани и Ульяновской области представляют собой яркие образцы такой "важности" и "второстепенности". В отношении губернаторов данных регионов новый Президент следует различным стратегиям:

       1. Главы регионов, которые оказались "встроены" в режим официальных и регулярных консультаций с Президентом, благодаря внезапно возросшей политической и геополитической роли их регионов для России.

       К их числу можно отнести нынешнего губернатора Кубани А.Ткачёва. Ввиду активизации российской внешней политики и ФПГ в Черноморском бассейне он получил возможность для статусного возвышения, и набирает очки во время частых встреч с Президентом РФ. Он не только смог устоять перед лицом путинского натиска, но даже извлёк выгоду из путинских реформ, оказавшись в конечном счёте в первом эшелоне президентского "бронепоезда"****.

       2. Губернаторы, которых центральная власть откровенно "держит на расстоянии".

       Ярким примером такой политики к региональным лидерам может служить характер взаимоотношений Путина с губернатором Ульяновской области Владимиром Шамановым. С последним разговаривает уже не Президент России, а его администрация - через полпреда Кириенко и крупных бизнес-структур. Это "регион-жертва" и первый претендент на поглощение со стороны более мощных соседних регионов.