Приближаясь к завершению цикла статей, посвященных проблемам евразийской интеграции, постараемся в конспективном виде изложить основные предпосылки, условия и закономерности этого процесса, объясняющиеся как историческим и цивилизационным опытом российской государственности, так и особенностями современного этапа, а также задачами, вытекающими из сложившейся внутриполитической и международной ситуации.
          1. Анализ исторического опыта России показывает определенную закономерность: распадаясь в периоды кризисов, она всякий раз собирается заново в рамках новой государственности, но практически в неизменных границах. В трудах евразийцев, прежде всего, Г.В.Вернадского эта закономерность, облеченная в форму закона “вызова и ответа”, распространена на предыдущие эпохи. На примере империй, созданных скифами, гуннами и монголами, доказывается объективная целостность евразийского пространства и всех его частей. Тем самым, с одной стороны, еще в 20-е годы ХХ в. была предсказана возможность распада СССР, а с другой – отчетливо провозглашена историческая неизбежность воссоздания на его месте новой единой государственности.
          2. Историческая самоидентификация России осуществлялась в три этапа.
          Сначала, в IX–X вв., она заявила о себе как о христианско-православной стране.
          В XIII в., в условиях ограничения национального суверенитета, именно православие стало инструментом геополитического самоопределения Руси: в отличие от западно-христианского католичества языческая Золотая Орда не только не боролась с православной верой, но и предоставила русским духовную автономию. Выбор св. благоверного князя Александра Невского, осуществленный с четким осознанием, прежде всего, православной идентичности страны с принятием Ордой мусульманства и становлением Московской государственности трансформировался в цивилизационное объединение русского мира с частью ислама. Процесс этот протекал противоречиво и отнюдь не бесконфликтно. Но протекал. В результате влияние Запада на Русь ограничилось землями, входившими в состав сначала Литовского княжества, а затем Речи Посполитой. Попытки распространить его на восток всякий раз терпели неудачу, будь то поражение в Куликовской битве (XIV в.) хана Мамая, поддержанного, как известно, Литвой и Западной Европой, “великая смута” начала XVII в., а в новые и новейшие времена – наполеоновское и гитлеровское вторжения.
          Именно наследственность Российской империи по отношению к великим империям прошлого предопределила ее расширение на всю северо-восточную часть Евразийского континента.
          Третий этап связан с XV в. – падением Византийской империи, передачей русским монархам символов имперской власти и выдвижением на этой основе концепции “Москвы – Третьего Рима”, дополнивший геополитическую преемственность России по отношению к империи Чингисхана преемственностью духовной – по отношению уже к Константинополю.
          3. Имперский характер российской государственности обусловлен специфичностью народного самосознания, соединяющего пространственный и духовный факторы.
          Известный христианский мыслитель первой половины XX в. Г.П.Федотов выделял в нем три основных уровня: национальный (этнический), государственный (общероссийский) и имперский – высший, формирующий общенародную идентичность.
          В рамках этого мироощущения ВСЯ территория страны воспринимается естественной территорией проживания ВСЕХ ее народов, вне зависимости от национальной или конфессиональной принадлежности.
          4. Актуальность имперского подхода для современных условий убедительно доказана: в теоретическом плане мыслителями евразийской школы, а в практическом – с одной стороны, победой в Великой Отечественной войне, а с другой – распадом СССР.
          Первый из этих примеров подтверждает очевидное преимущество цивилизационной консолидации перед механическим соединением территорий. Второй указывает на тяжелейшие последствия, которые наступают при отказе от общих цивилизационных начал в пользу узко национальных.
          Если выражаться точнее, то непонимание элитами евразийских народов своего места в единой цивилизационной общности и вызванная этим склонность к сепаратизму при практической реализации сепаратистских устремлений неизбежно оборачиваются внутренними кризисами, подобных тем, что переживаются сегодня рядом субъектов постсоветского пространства, прежде всего Украиной, Грузией и Молдавией. “Националисты всех мастей и расцветок – лучшие помощники наших врагов и злейшие враги собственных народов. Ведь заветная мечта националистов – раздробить Советский Союз на отдельные «национальные» государства, и тогда он станет легкой добычей врагов”, – это поистине пророческое высказывание было сделано И.В.Сталиным  в октябре 1939 г. во время встречи с выдающимся авиаконструктором А.С.Яковлевым¹. 
          5. Однако распад СССР, как и предсказывали наиболее дальновидные политики и ученые в разных странах, включая Россию, отнюдь не стал “торжеством демократии” или, тем более, “концом истории” – ни в нашей стране, ни в мировом масштабе. Наоборот, было положено начало новому глобальному переделу, обозначившему переход мирового развития в крайне нестабильную, кризисную стадию.
          Вместо укоренения однополярного миропорядка, основанного на глобальном планировании и управлении мировыми процессами со стороны мировой элиты и созданной ею системы неформальных (“закулисных”) центров влияния, началось его разрушение.
          После событий 11 сентября 2001 г. в США и, особенно после лондонских терактов 7 июля 2005 г., произошедших на фоне саммита “большой восьмерки” в Глениглсе, кризис существующего миропорядка окончательно утратил прежнюю латентность, превратившись в важнейший фактор мировой публичной политики.
          6. Главная причина тупика, в котором оказалась система глобального управления, сформировавшаяся в нынешнем виде в послевоенный период, – ее застой и ограниченность рамками “золотого миллиарда”. Изменение демографического баланса, быстрый подъем Китая, Индии, ряда государств Юго-Восточной Азии и Латинской Америки, особенно в свете возможного перемещения мирового центра в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР), дополнились американскими авантюрами на Среднем Востоке, провалом Евроконституции, а также кризисом вокруг иранской ядерной программы, ясно обозначившим растущий разрыв между амбициями и возможностями глобального управления. На пике своего могущества (как ему представлялось) Запад, по сути, оказался застигнутым кризисом врасплох. Это ощущение усилилось провалами американской политики в Узбекистане, Азербайджане, Казахстане, Белоруссии, Киргизии, особенно явными на фоне заметного укрепления Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), формирования новой глобальной стратегии России в сфере мировой энергетики, а также создания в СНГ взаимосвязанных международных организаций (ЕврАзЭС, ЕЭП, ОДКБ^**), деятельность которых направлена на ускорение интеграционных процессов.
          7. Таким образом, современная Российская Федерации – не просто субъект международного права и не “осколок” СССР, а системообразующий “стержень” единого евразийского пространства, ключевое звено общей для ВСЕХ народов этого пространства уникальной цивилизации, опирающейся на многовековую традицию единой государственности. Само ее существование обусловлено тесным союзом славянско-православной и тюрко-исламской культур – главным историческим наследием Российской империи, а также общностью технологической базы, созданной, в основном, во времена советской, сталинской индустриализации.
          Кстати, сама успешность модернизации 30-х годов, осуществленной, в целом, на основе западных технологий, но не разрушившей, тем не менее, российскую цивилизационную идентичность, убедительно подтверждает вывод, сделанный еще в конце XIX в. знаменитым отечественным мыслителем К.Н.Леонтьевым, – об определяющем значении духовно-культурного фактора: …своя идеология, и неважно, чьи техника и технологии.
          8. Следует подчеркнуть, что своих исторических “максимумов” – присоединения Сибири, Дальнего Востока и Аляски, “сверхдержавного” статуса в первой половине XIX и второй половине XX вв. – Россия достигала тогда, когда отдельные национальные интересы сливались не только в общей государственности, но и в едином народе. Единство народа – главный имперский признак, а следствием разрушения империи всякий раз становилось падение в исторический “мини- мум”, наиболее глубокими фазами которого в XX в. оказались 1917–1922 гг. и 90-е годы.
          Из этого следует, что непременным условием углубления наблюдаемой на протяжении 2005–2006 гг. позитивной геополитической динамики является восстановление исторической преемственности имперских эпох в обход “минимумов”: от одного исторического “максимума” к другому. Легко убедиться, что речь идет об эпохах, напрямую связанных с самодержавием власти: либо наследственно-легитимным (монархическим), либо, как в советскую эпоху, обретшим первичную легитимность в рамках господствующей космополитической идеологии, но переориентировавшим ее (пусть и временно) с разрушительной деятельности на решение созидательных задач^***.
          9. Из этого следует, что настоящим преемником Российской империи стал не СССР, как таковой, а именно сталинский СССР, “обменявший” космополитическую форму ФЕДЕРАЦИИ ТЕРРИТОРИЙ на имперское содержание СОЮЗА НАРОДОВ, который, благодаря этому, быстро трансформировался в единый советский народ.
          Также из этого вытекает, что подлинным наследником имперского сталинского СССР, в свою очередь, способна стать отнюдь не “демократическая” государственность, не изжившая (по крайней мере, на уровне символики) разрушительного тренда, заложенного в нее распадом единой государственности. А новая империя, созданием которой удастся переломить этот тренд, сплотив многонациональное и поликонфессиональное российское общество в единый НАРОД. Именно такая Россия сможет не только поставить вопрос о государствообразующей роли русского народа, но и практически решить его, преодолев вековое “помутнение исторического сознания” в виде западнических и националистических теорий и настроений, создав традиционную социально-политическую модель, привлекательную для всех или большинства окружающих народов.
          10. В шести предыдущих статьях  цикла, а также в ряде более ранних работ²  мы не скрывали, что связываем решение этих исторических задач с действующей федеральной властью, которая все активнее и последовательнее формулирует и решает задачи национально-государственного строительства во внешней и внутренней политике.
          Другой отстаиваемый нами тезис относится к существующему миропорядку и его организаторам, которых авторы считают главной силой, противостоящей национальному возрождению России, заинтересованной не только в ее внешней управляемости, но и в духовном порабощении. В замене системы традиционных ценностей якобы “универсальным” мировоззрением, при- званным уничтожить российскую историческую традицию и присоединить нашу страну к “глобальному человейнику” (как именовал Запад выдающийся ученый А.А.Зиновьев, к глубокому сожалению, от нас недавно ушедший)³.
          Иными словами, нынешняя экспансия Запада под прикрытием якобы “универсальных” ценностей – типично цивилизационный вызов, рассчитанный на изоляцию, дальнейшее расчленение России, а затем “переваривание” ее по частям (соответствующая “генеральная репетиция” именно в наши дни завершается в многострадальной Югославии). Тем важнее предупредить о тех проблемах, которые, как показывает опыт, неизбежно встают перед властью, выбравший путь национально-государственного возрождения. То есть, проанализировать не только достижения, но и ошибки предшественников нынешнего государственного руководства. Прежде всего, И.В.Сталина, нашедшего путь преодоления космополитических химер, отвергнувшего доктрину “мировой революции” и добившегося превращения Советского Союза в мировую сверхдержаву – подлинного наследника Российской империи, превзошедшего ее (правда, на короткий срок) своим могуществом. И, в то же время, не создавшего надежных механизмов исторической преемственности, которые позволили бы институционально закрепить эти достижения, исключив самую возможность антинационального (точнее, антинародного) космополитического реванша.
          Важно также в концентрированном виде, буквально по пунктам изложить основные закономерности исторического противоборства России с западной цивилизационной экспансией, постаравшись предвосхитить (разумеется, по возможности) те конкретные внутренние и внешние вызовы, с которыми может столкнуться (и, скорее всего, столкнется) отечественная государственность при восстановлении целостности ее исторического пространства.

          Разговор о просчетах Сталина в конкретных вопросах внутренней и внешней политики (никак не умаляющих его выдающихся исторических заслуг) не имеет смысла без констатации главного, а именно: “холодная война”, как определяющий “управляемый конфликт” послевоенного мира, состоялась только потому, что СССР (ввиду объективных и субъективных причин) ввязался в противостояние на условиях Запада – в рамках навязан-ной ему технологии глобального управления.
          Имеются все основания полагать, что государственное руководство СССР попыталось таким образом добиться замещения западного влияния в структурах “мировой закулисы” советским, принявшись расширять его масштабы – сначала на Восточную Европу, а затем – на “третий” мир. При Сталине, который хорошо понимал сущность “закулисы” (и именовал ее не иначе, как “темными силами”), этот маневр частично удался. Но именно здесь вождь, как представляется, допустил роковой промах: не учел опасности “игры по чужим правилам”, превращающей любые институты, в том числе, миропорядок и подкрепляющие его структуры (включая ООН), в механизм, работающий на его создателя, то есть, на Запад.
          Отсюда вытекают остальные просчеты – не был создан новый легитимный механизм политической преемственности.
          Это создало предпосылки для возврата к власти в партии и государстве космополитического крыла, готового обменять национальные интересы страны на “второе издание” “мировой революции”: мифологию “мирного соревнования социализма с капитализмом” с прицелом на “торжество коммунизма в мировом масштабе”^****.
          Было недооценено, что компартия как носитель идеологии коммунизма – глобальной, мессианской, а не имперской, державной, а также как организация, исходившая из глобалистских догм “мировой революции”, на заре своей истории формировалась именно как фрагмент глобальной сети. Точнее как одно из ее российских звеньев, призванное, совместно с другими такими же звеньями (либералами, социалистами и народниками), обеспечить демонтаж традиционной государственности, служившей препятствием к полноценному включению России в глобальную систему управления.
          Было слишком поздно понято, что компартия была обречена на воспроизводство троцкизма, и эту ее коренную, генетически присущую функцию невозможно было изменить коррекцией отдельных установок или конкретной политической практикой. Ни курсом на “строительство социализма в отдельно взятой стране”, ни борьбой с троцкистско-бухаринской оппозицией и ее заговорами, ни массовыми чистками партийных и государственных органов, ни временным лишением ВКП(б) функций государственного управления, как это произошло в годы Великой Отечественной войны, когда они были переданы Государственному Комитету Обороны.
          Из-за этого, в частности, Сталин не довел до конца реформу компартии, целью которой, как показывает ряд современных ученых (например, уже упоминавшийся ранее профессор Ю.Н.Жуков), было отделение партийной власти от государственной. С другой стороны, на субъективном уровне вождь не уловил существования в партийных рядах мощного национально-патриотического потенциала, который не только не был задействован, но и оказался фактически уничтоженным в ходе так называемого “Ленинградского дела”. (Уникальный масштаб этого потенциала виден хотя бы по фигуре уцелевшего при его разгроме А.Н.Косыгина).
          Сталин не довел до конца объединение страны. Космополитическое союзное содержание было выхолощено и заменено имперским унитаризмом, но союзная форма сохранилась и, подобно мине замедленного действия, “взорвалась” в декабре 1991 г. Насколько более устойчивой является унитарная государственность, видно хотя бы на примере современной Украины, которая, будь она федерацией, в ходе “оранжевой” революции неминуемо бы распалась.
          Главное: не было проявлено необходимой последовательности в закреплении позитивной динамики взаимоотношений с Русской Православной Церковью (РПЦ). По сути, впустую растратился громадный духовный созидательный потенциал Поместного Со- бора (1945 г.) и московского Всеправославного совещания (1948 г.). Эти важнейшие события так и не послужили началом постепенного замещения “сетевого” влияния партийного аппарата “контрсетевым” влиянием духовной власти.
          Разумеется, многое из того, что Сталин успел сделать, было объективно необходимым и направляло страну по пути преодоления коммунизма. Но отведенного ему времени не хватило, а продлить его формированием общенациональной повестки и установлением под нее легитимной преемственности, он, как уже отмечалось, не смог (или, скорее всего, не успел).
          Последствия половинчатости, незаконченности итогов сталинского правления (корень которых, подчеркнем еще раз, – в слишком позднем прозрении вождя относительно роли и места компартии в системе мирового и внутреннего заговора) в полной мере проявились при его преемниках. Так, Хрущев и Брежнев, согласились на вышеупомянутое “мирное соревнование” с Западом, по сути, признав чужие правила игры. А Горбачев, провозгласив политическую реформу, практически легализовал деятельность “закулисы” внутри страны.
          И “оттепель”, и “перестройка”, как помним, начинались под показательными лозунгами “восстановления ленинских норм партийной жизни” и “социализма с человеческим лицом”. Заметим, что в качестве ключевого понятия здесь опять фигурирует слово “СОЦИАЛИЗМ”, а не словосочетание “НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ИНТЕРЕСЫ”. То есть, интересы вновь, раз за разом приносились в жертву идеологии, а стратегия – тактике “насаждения социализма” и “борьбы за мир во всем мире”, которая, кроме всего прочего, потребовала денег. Стали распродавать природные ресурсы и делать долги. (Заметим, что ни того, ни другого никогда не позволял себе Сталин).
          Таким образом, власть в государстве осталась партийной, а государственная политика – мотивированной не национальными интересами, а идеологией, не позволявшей выйти за ее рамки даже тогда, когда это стало крайне необходимо для выживания государства. Сама партия сохранилась в качестве инкубатора глобального мессианизма, который отличался от западного либерального аналога только идеологической окраской, но при этом копировал все его экспансионистские устремления и методы “осчастливливания” человечества и, кроме того, проигрывал Западу в качестве жизни и уровне личной свободы.
          Духовное и идеологическое влияние традиционных институтов, прежде всего, РПЦ, не только не смогло восстановиться до уровня реальной альтернативы коммунизму, но, наоборот, при преемниках Сталина снова стало всячески подавляться. Вопрос об альтернативных международных институтах (прежде всего, финансовых) советским руководством даже не ставился. То есть, продолжалась все та же игра на “чужом поле” и по “чужим правилам”, обреченная на однозначное поражение.

          Говоря об особенностях имперского цивилизационного выбора России, авторы считают своим долгом обратить внимание читателя на ряд принципиально важных закономерностей, имеющих как историческое, так и прикладное политическое значение. Их понимание не только критически важно для формирования общественного сознания нынешней, “переходной” эпохи, но и составляет неотъемлемую часть анализа геополитических перспектив и рисков, которые, безусловно, подлежат учету в процессе государственного строительства и геостратегического планирования.
          1. Прежде всего, необходимо ясно осознать, что западная экспансия против народов России и евразийского пространства традиционно опирается не только на ресурсы самой западной цивилизации и отстаивающих ее интересы “закулисных” институтов и центров. Но и на проводников ее влияния внутри страны, в первую очередь, на определенную часть государственного аппарата, бизнеса, а также гуманитарной интеллигенции, преимущественно научной и творческой.
          Употребляя применительно к некоторому числу влиятельных представителей этих социальных страт термин “пятая колонна”, мы ни на минуту не должны забывать о том, что их западничество объясняется не только идеологическими мотивами или причастностью к деятельности структур, связанных с системой глобального управления, но и нюансами культурного самоопределения. В частности, атеизмом элитарной культуры русского, а затем и советского обществ, уходящим корнями в церковный раскол и петровские реформы и обусловившим ее отрыв от народной культуры, побудившим наиболее активных западников включиться в подготовку революционных переворотов 1917 г. и 1991 г.
          Масштабы и грядущие последствия этого отрыва были наглядно продемонстрированы той поддержкой, которую имела в интеллигентской среде антигосударственная деятельность “демократической” и “национально-демократической” оппозиции как в имперской, так и в советской России, а также в республиках СССР в канун его распада.
          Некоторые из этих стереотипов сегодня не только живы, но и усилены множеством факторов, в том числе по-прежнему доминирующим в элитной среде цинизмом, “привязкой” к секулярным в своей сути индивидуалистическим ценностям западной цивилизации, во главу которых поставлены права и суверенитет отдельной личности^*****, а также последствиями проведенной в 90-х годах приватизации.
          Учитывая, что последний тезис требует дополнительных разъяснений, отметим, например, убедительные доказательства, представленные заместителем директора Института США и Канады (ИСКРАН) В.А.Кременюком, отметившим, что частные экспортеры нефти и товаров низкого передела, из которых, собственно, и сформировался “класс” пресловутых “олигархов”, объективно ориентированы своими интересами на потребителей своей продукции, то есть на Запад, в то время как производители конечной, особенно высокотехнологичной продукции – на Восток и Юг⁴.
          Углубляясь в первопричины столь сильных позиций западничества в России, нельзя не отметить не только постоянно усиливавшуюся социальную и идеологическую дифференциацию, при- ведшую как в середине XIX в., так и в XX в. (включая вторую его половину и, особенно, конец) к достаточно массовой эмиграции и созданию “русского зарубежья”. Но и разрушительную роль неформальных общественных институтов, тесно связанных с инструментами глобального управления или использующих применяемые ими технологии углубления внутренних противоречий для установления контроля над экономической и политической системами.
          Например, русского масонства, полуофициально воссозданного в 1906 г., во время первой русской революции, после 80-летнего перерыва, вызванного запретом, наложенным на деятельность масонских организаций во времена Александра I (1822 г.) и подтвержденного в 1826 г. Николаем I, так как большинство организаторов декабристского путча являлись членами тайных сообществ. Или широчайшего спектра неправительственных “общественных” организаций и инициатив, появившихся на завершающем этапе “перестройки”⁵, а также после ее завершения, деятельность которых получила адекватный ответ со стороны государственных органов Российской Федерации, по сути, только после “оранжевой” революции на Украине^******.
          По свидетельству историка И.Розенталя, в составе избранной в 1912 г. IV Государственной думы функционировала особая межфракционная масонская ложа, члены которой, сохраняя приоритет партийной дисциплины, тем не менее, обязаны были обмениваться информацией. Состав группы, включавшей кадетов (в том числе, их лидера П.Н.Милюкова), а также прогрессистов, меньшевиков и трудовика А.Ф.Керенского (возглавившего Временное правительство уже в качестве одного из лидеров партии эсеров), позволяет считать ее одной из основ формирования в Думе (1915 г.) так называемого “Прогрессивного блока”. Роль этой коалиции в размывании и подрыве основ государственного строя Российской империи историкам, вне зависимости от их отношения к самодержавию, хорошо известна.
          Среди политических задач масонства (входивших, как указывает Розенталь, в масонскую клятву) необходимо отметить “борьбу за свободу, “братское” отношение к товарищам по организации, готовность отдать за них жизнь, а также сохранение тайны, связанной с ее деятельностью”⁶.
          Кстати, анализ методов деятельности масонских организаций, описанный Розенталем по дневникам известного историка масонства С.Мельгунова, позволяет установить прямую преемственность по отношению к масонам представителей современной “мировой закулисы”. И у Мельгунова, и, скажем, у политолога Л.Н.Шевцовой (Московский фонд Карнеги) с интервалом в столетие пропагандируются одни и те же идеи: “толерантность”, “компромисс”, “прогресс” и пр., противопоставляемые в одном случае якобы присущим российской политической культуре “традициям нетерпимости и взаимного недоверия”, а в другом – понятиям, характеризующим суверенную российскую государственность.
          Причем в обоих случаях “цивилизованность” и “толерантность” интерпретируются как способ преодоления разногласий внутри различных отрядов оппозиции и их сплочения для борьбы с властью, якобы ущемляющей вышеупомянутый “суверенитет личности”⁷.
          Активизация различных “сообществ” русского зарубежья была отмечена и в поздний советский период. Но наибольшей интенсивности она достигла уже после распада СССР. Причем для легализации подобного типа деятельности использовались не только “правозащитные” организации и гуманитарные неправительственные фонды, финансировавшиеся Западом и российскими “олигархами”, но и статуты (уставы) упраздненных советской властью официальных орденов Российской империи.
          Например, Ордена св. Станислава, воссозданного в 1979 г. (в канун известных событий 1980–1981 гг. в Польше) группой функционеров лондонского эмигрантского польского правительства во главе с одним из его “министров” – самозваным “графом” Ю.Новина-Сокольницким.
          Обращает внимание, что “российский капитул” этого ордена, возглавляемый одним из вице-премьеров правительства Москвы, был учрежден в период между августом 1998 г. и январем 1999 гг. – в канун судьбоносных для страны кампаний по выборам в Государственную думу и Президента РФ. К власти тогда рвались региональные элиты (в лице блока “Отечество – Вся Россия”), попытавшиеся присвоить себе право не только формировать центральную власть, но и определять объем ее полномочий.
          Орден св. Станислава оказал крайне негативное воздействие на ход событий не только в России, но и на Украине.
          Именно с ним, например, связано обвинение в антигосударственной деятельности, предъявленное лидером Соцпартии Украины А.А.Морозом ряду его членов из числа ведущих политиков, включая первого президента Л.М.Кравчука.
          Запомнилось также состоявшееся совсем недавно, уже в 2006 г. заседание Совета ордена в Черкассах, использованное под видом присвоения “дворянских титулов” для рекрутирования в него представителей украинской элиты в условиях нарастающего кризиса “оранжевой” государственности.
          Таким образом, одна из ключевых проблем, традиционно стоящих перед российской властью на протяжении последних 100–120 лет, – консолидация элиты, предотвращение и купирование в ней коллаборационистских настроений, способных привести к организационному, политическому и идеологическому оформлению “пятой колонны”, поощряющей разрушение государства в целях подрыва власти и стабильности и, в итоге, разрыва исторической преемственности. Опыт катаклизмов XX столетия показывает, что преодоление исторического противостояния между государственниками и “пятой колонной” в современных условиях, как и столетия назад, возможно только при укреплении взаимодействия светской и духовной властей, а также формирования на этой основе единой государственной идеологии, обеспечивающей:

• защиту общих ценностных ориентиров (в том числе, от агрессивных меньшинств, бросающих вызов общепринятым нормам общественной нравственности, а также религиозным чувствам верующих представителей традиционных конфессий);
• создание политической системы, устанавливающей ясные, четкие и приемлемые для общества правила властной преемственности, обеспечивающие эффективность власти и, что особенно важно, вырабатываемые в самой стране, а не в разнообразных “международных центрах влияния”;
• жесткое и бескомпромиссное пресечение любой деструктивной, разрушительной деятельности (партий, общественных движений и групп, неправительственных организаций, корпоративных структур и пр.), какие “прогрессивные” и “демократические” цели они бы при этом ни провозглашали и какой поддержкой на Западе ни пользовались бы.

         ¹ Вахания В.В. Личная секретная служба Сталина. М., 2004. С. 162–163.
         ² Павленко В.Б., Власть и патриотизм: традиции, история и современность // Обозреватель–Observer. 2004. № 8. С. 17–25.
         ³ Зиновьев А.А. Глобальный человейник // М., 1997.
         ⁴ Независимая газета. 2003. 13 августа.
         ⁵ Неформальная Россия. О неформальных политизированных движениях и группах в РСФСР (опыт справочника) / Под ред. Березовского В.Н., Кротова Н.И. М., 1990.
         ⁶ Розенталь И. Без фартуков. К 100-летию нового русского масонства // Политический журнал. 2006. № 19. 29 мая. С. 80–83.
         ⁷ Розенталь И. Без фартуков. К 100-летию нового русского масонства // Политический журнал. 2006. № 19. 29 мая. С. 80-83; Шевцова Л.Н. Россия боится всемирного разговора // Новая газета. 2006. № 7. 2–5 февраля. С. 6–7.
         ⁸ Ленин В.И. Что делать? // Полн. Собр. Соч. Т. 6. С. 28–53.
         ^* Продолжение. Начало см. “Обозреватель–Observer”. 2006. № 1–6.
         ^** ЕврАзЭС – Евразийское экономическое сообщество; ЕЭП – Единое экономическое пространство; ОДКБ – Организация Договора о коллективной безопасности.
         ^*** Эффективность такого подхода, кстати, косвенно подтверждается крайне нервозной реакцией оппозиции на прозвучавшее предложение перенести государственный праздник “День России” с 12 июня на другую дату (как один из вариантов, предлагалось 12 апреля), что, по мнению противников действующей власти, означало бы отказ от тщательно оберегаемой ими “демократической” мифологии. (То, что предлагаемая трактовка даты 12 июня – действительно не более чем миф, сами они не только не отрицают, но и вполне по-большевистски считают естественным).
         ^**** Не секрет, например, что Н.С.Хрущев в годы революции являлся меньшевиком, а после этого – троцкистом; оказавшись в опале, был возвращен к кадровой работе в 1932 г. Л.М.Кагановичем.
         ^***** Попытки навязать России эту ценностную систему, как мы уже отмечали, были подвергнуты серьезной критике на X Всемирном Русском Народном Соборе, противопоставившем ей традиционные взгляды. (О правах и достоинстве человека. Декларация X Всемирного Русского Народного Собора. // http://www.mospat.ru/center.php?page=30728&newwin=1&prn=1; Слово Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II при открытии X Всемирного Русского Народного Собора // http://www.mospat.ru/center.php?page=30687&newwin=1&prn=1; Права человека и нравственная ответственность. Выступление митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, на X Всемирном Русском Народном Соборе // http://www.mospat.ru/center.php?page=30688&newwin=1&prn=1.).
         ^****** Речь идет о вступившем в силу в апреле 2006 г. Федеральном законе от 10.01.2006 г., № 18-ФЗ “О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации”, в соответствии с которым был усилен государственный контроль над деятельностью неправительственных организаций. (Российская газета. 2006. 17 января).