Статьи
Обозреватель - Observer

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ ТЕОРИИ
НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

 
Н.Генрих,
кандидат юридических наук
(Краснодарская академия МВД России)


          Мировая практика постоянно создает государствам проблемы, связанные с их выживанием и отстаиванием достойного места в мировом сообществе. Новые угрозы сложившемуся статусу или самому существованию тех или иных государств ставят вопрос об ответе на новые вызовы, с которыми приходится сталкиваться национальным правительствам. Потому и безопасность – постоянная забота государства и нации.
          Гоббс рассматривал образование государства как следствие страха, который толкает людей к объединению в государство посредством заключения общественного договора на уровне каждого индивида.
          Гоббсовская идея безопасности в государстве не подходит для русского самосознания – это идея “спасти животишки”, которая, как писал Ф.Достоевский, “есть самая бессильная и последняя идея из всех идей, единящих человечество. Это уже начало конца, предчувствие конца”1.
          Государство вообще может быть незаметным для индивида, пока он следует нормам поведения, существующим в социуме. Но как только готовность следовать нормам исчезает, государство выходит на авансцену со своей способностью к легитимному насилию.
          Эта схема, удовлетворительная еще столетие назад, в настоящее время сомнительна в связи с рисками, не чувствительными к границам государств. Государство перестает быть достаточным гарантом безопасности, что вызывает к жизни новые политические образования, оспаривающие у государства первенство в принятии политических решений.
          В этой ситуации можно следовать тому, что предлагает Ульрих Бек, – сдавать государство в архив и полагаться на снижение рисков за счет деятельности партий “граждан мира”2. Можно, напротив, заострить внимание на охранительной роли государства, которое в современном мире должно отказаться от утопий, открывающих национальную территорию для различных новых угроз. То есть речь идет о создании самодостаточных политических и экономических систем.
          Своим может быть все, что не смешивается с чужим. Тогда государство может быть гарантом безопасности. Если же уступить гуманистическим утопиям, то на месте транснациональных “партий” могут оказаться транснациональные корпорации, которые присвоят национальное богатство, оставленное без охраны государства. Таким образом, концепция национальной безопасности должна относиться, прежде всего, к государству и рассматривать угрозы его существованию как внутренние, так и внешние.
          В общемировом масштабе это обстоятельство требует социальной конструкции, сложность которой была бы адекватной сложности рисков. Мировое правительство представляется опасным, поскольку оно не в состоянии противостоять субполитике негосударственных структур, легко преодолевающих национальные барьеры, а также опасно своими агрессивными действиями ради подтверждения легитимности. Вместо этого предлагаются общественные структуры, диктующие свои условия государствам. Тогда вопрос о национальной безопасности снимается и замещается вопросом о глобальной безопасности, в равной мере затрагивающей всех жителей планеты.
          Институциональные идеи о минимизации нового качества опасностей проще найти в рамках государства, а транснациональную политическую активность можно рассматривать как новый тип угроз национальной безопасности.
          Комплекс понятий, описывающих систему угроз и систему противодействия этим угрозам, составляет проблематику методологии изучения и обеспечения национальной безопасности. Выверенная теория национальной безопасности может дать вполне осязаемый прагматический результат – адекватную времени и самой природе политического процесса концепцию национальной безопасности, прогнозирующую внешние угрозы и вызовы и планирующую организационные, технологические, информационные методы их отражения.
          Современные теоретические подходы к национальной безопасности, к сожалению, отличаются неопределенностью во взглядах на безопасность и недооценкой ряда методологических аспектов формирования стратегии национальной безопасности, исключающей единый алгоритм мышления, принятия стратегических решений и деятельности в сфере безопасности. Это отражается и в официальных государственных документах, которые не содержат точных определений основных целей, объектов и методов обеспечения национальной безопасности России, зачастую ограничиваясь констатациями и декларациями.
          Законом РФ от 05.03.1992 г. “О безопасности” национальная безопасность Российской Федерации понималась как состояние защищенности национальных интересов России от внутренних и внешних угроз, обеспечивающее прогрессивное и устойчивое развитие личности, общества и государства3. В качестве главных объектов, ради которых формируется система национальной безопасности России, избраны: личность, ее права и свободы; общество, его материальные и духовные ценности; государство, его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность.
          Эти разделы были повторены в Концепции национальной безопасности при определении понятия “национальные интересы” как совокупность сбалансированных интересов личности, общества и государства. В таком определении проблема баланса становится загадкой, которая вырастает в фиктивную теоретическую проблему, образовавшуюся из-за неправильной исходной посылки. Первоначальное обособление различных интересов вынуждает искать их воссоединения. Но при этом все равно остается, к примеру, особый интерес государства к сохранению конституционного строя. Личность и общество здесь отодвигаются на второй план.
          В Концепции национальной безопасности также не точно определен приоритет развития. Духовно-нравственная сфера исчезает даже в качестве темы, которая должна бы серьезным образом рассматриваться в таком важном государственном документе. Остается лишь фраза в Концепции: “Обеспечение национальной безопасности Российской Федерации включает в себя также защиту культурного, духовно-нравственного наследия, исторических традиций и норм общественной жизни, сохранение культурного достояния всех народов России, формирование государственной политики в области духовного и нравственного воспитания населения”.
          Существенным недостатком определения, присутствующего в Законе “О безопасности” и Концепции национальной безопасности, являются неудачность и неполнота выбора в них основного метода обеспечения безопасности: вместо превентивного уничтожения или своевременного уклонения от источников внешних и внутренних угроз законом предписана одна лишь защита от них.
          Есть и более существенный недостаток.
          Наблюдается прямое заимствование элементов понятия “конституционный строй”, который “характеризуется особыми принципами (базовыми началами), лежащими в основе взаимоотношений человека, общества и государства. Конституционный строй – это такая организация государственной и общественной жизни, где государство является политической организацией гражданского общества, имеет демократический правовой характер и в нем человек, его права, свободы, честь, достоинство признаются высшей ценностью, а их соблюдение и защита – основной обязанностью государства”4.
          Другие авторы видят в конституционном строе систему отношений в конституционной форме выражения, систему конституционных отношений – предмет конституционного регулирования и конституционные нормы и принципы”, устройство государства и общества, закрепленное государственно-правовыми нормами, основы государственности и права.
          Иногда сюда добавляются также и нравственные нормы, которые в этом случае зачастую подменяются все теми же правами и свободами человека5.
          В то же время указанная триада, описывающая конституционный строй, бесспорно, является абстрактной, не выделяя Россию как индивидуальное государство (иначе пришлось бы точно определять, что есть в России личность, общество и государство), а значит, ограничивая сферу национальной безопасности лишь общезначимыми для любого государства планами и действиями. Кроме того, уже как бы предполагается наличие гражданского общества и его руководящей роли в отношениях с обособленным от него государством. Да и сам подтекст триады личность – общество – государство, распознанный нами как понятие “конституционный строй”, является далеко не однозначным и имеющим массу разнообразных трактовок. Это расплывчатое понятие становится элементом нормативных правовых актов и заявляется в качестве объекта защиты6
          Попытка выйти из этого затруднения может быть двоякой: либо внести в понятие конституционного строя еще и все, что в обществе может регулироваться со стороны государства, либо принять объектом защиты общественный строй плюс все то в государственном строе, что может регулироваться со стороны общества. Последнее выглядит предпочтительнее еще и потому, что от такого подхода до признания нации ключевым объектом защиты остается один шаг, осуществляемый без каких-либо интеллектуальных усилий.
          Обобщенный характер представлений о государстве в нормативно-правовых документах, как в данной области, так и во всей правовой системе приводит к тому, что службы безопасности могут перейти к защите иного государства, возникшего на месте существующего, – они как бы нацеливаются защищать форму государственного общежития, не заботясь о ее содержании.
          В Конституции РФ и Концепции национальной безопасности, а также в соответствующей литературе существует конкуренция между жизненно важными интересами, ценностями и потребностями личности, общества и государства.
          Попытка ориентироваться на интересы личности приводит к неадекватному намерению создать безопасные условия каждому, забывая о всеобщем характере действия государственной системы. За личностью теряется народ с его традиционной моралью и исторической памятью. То же касается вопроса об обществе, которое не может быть “обществом вообще” и описывается конкретными характеристиками, которые в идеализированной форме могут выступать как ценности и именно в такой форме подлежат защите со стороны государства.
          Один из современных специалистов в теории национальной безопасности П.Г.Белов указывает, что «вместо более естественной и емкой триады: человек – народ – нация Закон РФ “О безопасности” и Концепция национальной безопасности России оперируют в настоящее время триадой личность – общество – государство. При этом под личностью часто подразумевается, например, “устойчивая система социально значимых черт, характеризующих индивидуума как члена общества”; под обществом – “совокупность социальных связей и отношений людей с общими целями и конкретными условиями жизни”; под государством – “форма политической организации общества, совокупность институтов управления и организации оседлого населения, занимающего определенную территорию и подчиненного одной власти”»7.
          Проблематично объявлять права и свободы личности основным объектом защиты (ст. 2 Закона “О безопасности”), что даже для правоохранительной системы является лишь частной задачей, или относить права и свободы к первостепенным национальным интересам (разд. 2 Концепции национальной безопасности).
          В условиях военного или чрезвычайного положения (а именно здесь система национальной безопасности должна действовать наиболее эффективно) национальный интерес имеет совершенно другие ориентиры. Наконец, невозможно объявлять права и свободы высшей ценностью государства (ст. 2 Конституции РФ), поскольку такое определение обнажает некоторые частные потребительские запросы и игнорирует общенациональные интересы, которые для любого народа отражены в морально-этических нормах, выражающих душу нации. Именно они формируют неповторимый уклад духовной и общественной жизни и служат основой национальной идентификации, без которой нет нации, а государство превращается в бюрократический институт.
          Весьма расплывчатый термин “общество” применим в других сферах, но его не следовало бы использовать там, где конечной целью научных разработок должно быть создание четких инструкций, особенно для служб национальной безопасности.
          Объектом безопасности в государстве разные специалисты считают общественный строй – организацию (систему отношений и учреждений) общества, систему общественного сознания и традиций, охраняемых государством, систему общественных отношений и традиций, охраняемых государством”8, “исторически конкретную систему общества, обусловленную определенным уровнем производства, распределения и обмена продуктов, характерными особенностями общественного сознания и традициями взаимодействия людей в разных сферах жизни и охраняемую государством и правом”9.
          Проблема здесь обусловлена не столько выбором системы отношений или системы общества, сколько присутствием государства и права в качестве гарантов общественного строя. Получается, что не охраняемые государством и правом общественные системы не образуют общественного строя.
          В таком случае следовало бы исключить государство из определения общественного строя и полагать, что общественный строй – социально-политическое, а не государственно-правовое понятие и представляет сумму социальных отношений вне зависимости от регулирующей функции государства и права. Тогда государство становится подчиненной системой, входящей в понятие “социальный институт”.
          Такой подход, естественно, осложняет теоретическую модель настолько снижая роль государства, что оно остается лишь системой учреждений, обслуживающих общество. С одной стороны, такой ситуации нет в реальности, а с другой – попытки сделать общество ключевой ценностью для государства настолько искажают понятие о последнем, что его придется отнести лишь к незначительному числу политических систем, в основном современных и действующих на Западе.
          Попытка принять в качестве объекта защиты государственный строй вызывает еще больше возражений. Поскольку государственный строй определяется как система социальных, экономических и политико-правовых отношений, устанавливаемых и закрепляемых нормами конституционного (государственного) права, из объекта защиты выпадают внегосударственные и внеправовые элементы (например, сфера частного предпринимательства или религиозные учреждения традиционных конфессий).
          Недееспособный конституционный строй, нуждающийся в замене, таким образом, ставится в один ряд с территориальной целостностью и суверенитетом, которые, в отличие от конституции, никак не связаны с произволом существующего политического режима.
          Государственный строй характеризуется такими переменными, как система органов власти, социально-экономические и организационно-политические основы государственной власти, территориальное устройство. Помимо переменного характера такого потенциального объекта защиты, он может быть не только не правовым, но и не соответствующим традиционным моральным устоям. То есть возможна ситуация, прямо противоположная той, которой мы опасаемся в случае принятия в качестве объекта защиты общественного строя.
          С нашей точки зрения, конкретность деятельности служб национальной безопасности требует сохранения лишь одного объекта защиты – нации. Все прочие объекты должны быть связаны с ним, иметь определенные и зримо присутствующие атрибуты этой связи. Прежде всего это касается государства, вся деятельность которого должна быть подтверждением приверженности интересам нации.
          Оккупационное правительство, пусть даже созданное формальным применением законов, не может быть объектом защиты. Напротив, оно должно быть признано фактором, подрывающим национальные интересы, а значит, служба ему однозначно является преступлением.
          В связи с этим опасно перерождение соответствующих структур из средства защиты интересов нации в средство подавления, в тайную или явную политическую полицию. Соответственно, в проблематику национальной безопасности вмешивается ключевой вопрос внутренней жизни политики – противостояние национальных и антинациональных сил.
          Уклад жизни является главной отличительной чертой той государствообразующей нации, безопасность которой должны защищать системы национальной безопасности.
          В недавнем прошлом под национальной безопасностью понимали защиту страны от нападения извне, шпионажа, покушения на государственный и общественный строй. Затем добавили меры против угрозы впасть в экономическую зависимость, обанкротиться, потерять национальное лицо. Стали учитываться демографические, техногенные и экологические факторы. В результате возникла тенденция включать в это понятие едва ли не всю проблематику жизни и деятельности современного общества.
          Безопасность стали автоматически делить на число, соответствующее количеству опасностей или имеющихся для их отражения ресурсов. Широко используются представления о таких видах безопасности, как военная, генетическая, демографическая, духовная, интеллектуальная, информационная, историческая, конституционная, криминальная, оборонная, пограничная, политическая, правоохранительная, продовольственная, психофизиологическая, финансовая, экологическая, экономическая, энергетическая, ядерная10.
          Одна из причин – копирование изобретателями таких “безопасностей” зарубежных словосочетаний без учета того, что safety, например, всегда относят к источнику угроз, а securitу – к потенциальной жертве. То есть речь идет об описании частных случаев, а не о теоретических обобщениях, которые развиваются в наших школах исследования проблем безопасности.
          Употребление термина “безопасность” обычно направлено на то, чтобы подчеркнуть неординарность возникшей ситуации и указать на вытекающую из этого необходимость в принятии чрезвычайных мер по ее устранению.
          Отсюда возникает необходимость разграничения угроз вообще и угроз национальной безопасности. К последним следует отнести только такие, которые в самое ближайшее время могут привести к гибели нации, например к утрате суверенитета, к разрушению нравственных основ общества, к подрыву экономики, к быстрому сокращению численности работоспособного населения.
          Это означает, что деятельность структур государства, обеспечивающих национальную безопасность, носит чрезвычайный характер, являясь аналогом чрезвычайного положения, только привязанного не к территории, а к определенным аспектам жизни нации, подвергаемым чрезвычайно опасному воздействию.
          За своевременные чрезвычайные меры отвечают службы национальной безопасности, за долговременную живучесть нации – политическое руководство страны.
          В монографии “Международная безопасность и обороноспособность государств (понятия, определения, термины)” дается следующее определение: “Национальная безопасность – способность государства и его народа самостоятельно или совместно с другими дружественными странами и народами сдерживать, блокировать и устранять внутренние и внешние угрозы его суверенитету, территориальной целостности, социальному и экономическому укладу и развитию, другим конституционным основам, определяющим его жизнедеятельность. Обеспечение национальной безопасности является ключевым показателем национальных интересов народа любого государства”11.
          Как альтернативу такому определению П.Г.Белов предлагает при определении понятия национальной безопасности в качестве родового признака применять не состояние, которое может присутствовать или отсутствовать, а способность – определенное свойство системы. Тогда под национальной безопасностью понимается уже не состояние защищенности, а способность сохранять определенные параметры нации – способность к самосохранению, самовоспроизводству и самосовершенствованию.
          При всей своей привлекательности такой подход затруднен уже сложившимся словоупотреблением – безопасность всегда означает защищенность.
          Поэтому подход П.Г.Белова следовало бы модифицировать таким образом: национальная безопасность – это состояние защищенности таких качеств нации, которые обеспечивают ее способность к самосохранению, самовоспроизводству и самосовершенствованию.
          С точки зрения наблюдения второго уровня речь должна вестись уже не о состоянии, а о способности к прогнозированию угроз и планированию мер их нейтрализации.
          В определении сущности национальной безопасности речь идет о защищенности определенной способности, о снижении риска нанесения ущерба этой способности. При этом надо отметить, что данная способность должна быть отнесена к нации в целом, а не к отдельным ее элементам. Только если опасность ущерба конкретному человеку может снизить жизнеспособность нации в целом, он может становиться объектом защиты соответствующих государственных органов (например, глава государства).
          Национальные интересы связываются с наиболее существенными потребностями общества и государства, удовлетворение которых обеспечивает их существование и развитие. Отсюда следует понимание безопасности как ключевого национального интереса, то есть потребностей, среди которых выделяются объекты защиты:

  • политическая стабильность, то есть управляемость, поддержание порядка, необходимого для нормального функционирования всех общественных и государственных институтов, защита конституционной законности, прав и свобод граждан;
  • целостность государства, то есть такая его структура и политический режим, которые исключают угрозу распада под воздействием внутренних противоречий;
  • оборона, то есть защита независимости и территориальной непри-косновенности страны от вооруженной агрессии извне;
  • техноэкологическая безопасность, то есть предупреждение техногенных катастроф, преодоление последствий стихийных бедствий;
  • экономическая безопасность, то есть обеспечение экономической самостоятельности страны как условия выживания и развития народа;
  • внешнеполитические приоритеты, способствующие созданию максимально благоприятной для России международной среды.


Примечания

          1 Достоевский Ф.М. Дневник писателя.1880. Собрание мыслей Достоевского. М., 2003. С. 293.
          2 Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция. 2000.
          3 Закон Российской Федерации “О безопасности” от 05 марта.1992 г. // Ведомости Съезда и Верховного Совета народных депутатов РСФСР. 1992. № 15.
          4 Основы государства и права / Под ред. О.Е. Кутафина. М.: Юрист. 1998. С. 65.
          5 Кабышев В.Т. Становление конституционного строя России. Конституционное развитие России. Саратов: Абрис, 1993. С. 4; Румянцев О.Г. Основы конституционного строя России (понятие, содержание, вопросы становления). М.: Юрист, 1994. С. 22, 23–24; Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Конституционное право Российской Федерации. М.: ИНФРА-М, 1996. С. 96.
          6 Закон “Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации” от 3 апреля 1995 г. ст. 10; Закон “Об общественных объединениях” от 14 апреля 1995 г. ст. 16; Закон “О безопасности” от 5 марта 1992 г. ст.1; Закон “О чрезвычайном положении” от 17 мая 1991 г. ст. 3 и др.
          7 Белов П.Г. Методологические основы национальной безопасности России. М.: Русский проект. 2002.
          8 Филиппов А. “Общество риска” как политический трактат по фундаментальной социологии; Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция. 2000. С. 357–359.
          9 Большой энциклопедический словарь. М.: М-ИНФРА, 1999. С. 436.
          10 Соловьев Н.Г. Некоторые проблемы обеспечения национальной безопасности России в современных условиях // Вестник аналитики. 2003. № 2.
          11 Международная безопасность и обороноспособность государств (понятия, определения, термины). М., 1998.
 

 

[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]