А.В.Грозин. Зав. Отделом Средней Азии и Казахстана

Института стран СНГ

Не смотря на ожидания, традиционного «летнего затишья» в текущем году для Центральной Азии (ЦА) не наступило — в настоящее время ситуация вокруг региона складывается в негативном ключе. Тень «цветных технологий» (ЦТ) в регионе сгущается.

Анализ происходящего в странах «арабской весны» и на Украине позволяет сделать выводы, касающиеся ЦТ в Центральной Азии – обострения в среднесрочной (а при неблагоприятном развитии ситуации – и краткосрочной) перспективе обстановки в постсоветской Азии.

1. Свержение даже самых устойчивых режимов при определенных условиях возможно и гарантированно защищенным от такого исхода событий, особенно в период транзита высшей власти, не может быть никто. Поэтому ситуация в Казахстане и Узбекистане внушает особую тревогу и заслуживает максимального внимания. Удачным или нет будет возможный переворот, зависит от сочетания действий внутренней оппозиции с наличием у нее внешней поддержки. Последствием же свержения правящего режима (или потери им контроля над частью территории страны) является не только ослабление институтов власти, но и децентрализация или распад страны. Ключевым фактором для проведения успешного государственного переворота (ЦТ) является участие в нем представителей высшей государственной элиты: губернаторов, мэров столиц, силовиков, представителей крупного бизнеса. Главная задача организаторов переворота из внешних центров влияния – найти опору в национальных элитах.

Комплиментарно настроенные по отношению к Узбекистану эксперты указывают на то, что «говорить о возможности смены власти в Узбекистане не электоральным путем в абстрактном плане крайне сложно и бессмысленно. …Если мы говорим о не электоральной смене власти посредством некого переворота или реакции на некие протестные выступления населения, то …вероятность такого исхода событий является достаточно малой». Однако, стоит отметить, что все известные на настоящее время смены «первых лиц» в ЦА носили именно «неэлекторальный» характер – в Киргизии два переворота, в Туркмении – противоречащее конституционным нормам назначение фигуры, которую союз силовиков страны посчитал для себя наиболее «удобной», в Таджикистане – известные перипетии периода пика гражданской войны. Нет никаких оснований считать, что именно Узбекистан даст нам пример смены лидера страны в соответствии с национальным законодательством а не результат межэлитного конфликта. Определенные надежды в этом плане дает Казахстан, но и тут многолетние экспертные гадания о фигурах «преемников» порождают много сомнений.

2. Фактором, делающим децентрализацию, вплоть до распада, страны неизбежной, является появление на его территории значительных обученных, неподконтрольных центральному правительству вооруженных формирований. При этом ЦТ и государственный переворот могут начаться со вполне случайных, заурядных событий, предсказать которые невозможно (как, скажем, в Тунисе).

3. Любая революция или переворот имеет организаторов, в том числе внешних, либо находит их в короткие сроки. Лидеры и организации, используемые в процессе смены правящих режимов внешними силами, часто начинают действовать самостоятельно, не в интересах тех, кто их поддерживал. Полностью контролировать их на протяжении длительного времени невозможно, хотя устойчивые контакты с «историческими спонсорами» и поддерживаются.

4. Интервенция стран западного блока (НАТО) без непосредственного участия США в настоящее время практически невозможна даже в «дистанционной форме» – без участия крупных воинских контингентов и проведения сухопутной операции. Со своей стороны США после провалов в Ираке и Афганистане от значительных по масштабам сухопутных военных операций с участием армии воздерживаются, ограничиваясь действиями ВВС и спецподразделений а также подготовкой контингентов для «войны с туземцами руками самих туземцев».

5. Наиболее опасным для правящего режима является переходный период – от властвовавшего на протяжении нескольких десятилетий лидера к преемнику. Как правило, недовольная выбором часть элиты склонна «поправить» ситуацию.

6. Нестабильность в любом государстве, дружественном тем, кого в США считают геополитическими противниками (как КНР или Россию), либо состоящем с ними в стратегическом партнерстве, будет поддержана Вашингтоном вне зависимости от отношений США с этой страной. При этом политика Вашингтона учитывает интересы исключительно Соединенных Штатов. Никакие союзнические обязательства не будут выполнены, если они требуют отказаться от какой-либо части того, что действующая администрация считает национальными интересами Штатов.

7. Радикальные исламистские структуры, сформировавшие международные джихадистские объединения (наиболее известным и «раскрученным» из них сегодня является т.н. «Исламское государство» — «ИГ», «ДАИШ»(запрещена на территории РФ)), организуют взаимосвязанную систему, по которой идут перевод средств и переброска боевиков. Однако «боевики-иностранцы» не могут служить ударной силой на протяжении длительного времени – они играют решающую роль только в начальный период гражданских войн, революций и переворотов. Организации с однородной этнической основой, нацеленные на захват власти в конкретных государствах или регионах, занимаются только ими (узбеки из «Исламского движения Узбекистана» в Узбекистане, таджики из «Джамоат Ансарулло» в Таджикистане, уйгуры из «Движения за освобождение Восточного Туркестана» в СУАР КНР). Они могут быть временно привлечены к джихаду в других регионах, но это для них «непрофильная» деятельность, поддерживающая их существование в период до начала войны за территории, которые они намерены захватить. Захват исламистами или отделение после успешного путча части государства стимулирует расширение их деятельности на всю его территорию и соседние регионы сопредельных стран. Успешная революция или переворот провоцирует такие же события в соседних странах.

8. Успешная борьба с попыткой организации госпереворота или революции требует сочетания гибкости в отношении принимающего в них участия населения с жестким отстаиванием монополии государства на применение силы. Колебания руководства страны в пресечении насилия со стороны толпы чреваты потерей власти. Примером того, к чему приводит такая модель поведения высшей власти, является ситуация на Украине.

Сами ЦТ и попытки «переформатирования» ЦА с тем, чтобы отсечь составляющие ее страны от России, Китая и Ирана, судя по опыту «арабской весны» и событий на Украине, будет включать в себя:

– Антироссийскую/антиинтеграционную пропагандистскую кампанию (с упором на опасность пересмотра Москвой постсоветских государственных границ по аналогии с Украиной), направленную на правящие элиты.

Одним из серьезных средств воздействия на независимость, безопасность и благосостояние государств стали информационные войны. Они велись и ведутся постоянно, втягивая в свои технологии государства, воздействуя на массы. Ситуация будет усугубляться по мере развития современных средств коммуникации. Следствием применения методов информационной войны и информационно-психологического воздействия стало изменение государственных устройств в ряде стран. Это наблюдалось и наблюдается на Ближнем Востоке, на Кавказе и в Восточной Европе, а теперь и на Украине. Опасность информационных войн заключается в том, что они ведутся не против отдельных фигур, а против целых стран и народов. Если не предпринимать адекватные меры, такая ситуация может повториться и в странах ЦА.

– Формирование в национальных элитах диссидентских движений и групп (либерально-демократических, националистических, исламистских), ориентирующихся на внешних спонсоров (США, Саудовскую Аравию, Катар, Турцию или Пакистан).

– Попытку перехватить рычаги верховной власти в период смены лидеров (в Узбекистане и Казахстане) или ускорить ее в случае начала волнений, в том числе инспирированных извне (Киргизия). Основным объектом внешнего давления, насколько можно судить, будет все же Узбекистан. При этом Соединенные Штаты будут продолжать диалог с Исламом Каримовым по координации действий в период сокращения контингента США в Афганистане.

– Вовлечение высшего руководства Туркменистана (президента Г.Бердымухамедова) в антироссийскую политику США и Евросоюза по вопросам транзита углеводородов в государства ЕС с одновременной попыткой перенаправить туркменский газ с Китая на Пакистан, по проекту ТАПИ а, в перспективе, и в Европу.

– Создание на территории Киргизии и, возможно, Туркмении неформальных штабов и баз для воздействия на соседние государства (на Узбекистан, КНР, ИРИ, Казахстан и Таджикистан) и регионального плацдарма радикальных исламистов.

Большинство угроз в ЦА носит трансграничный характер, поэтому судьба каждой из стран неразрывно связана с судьбой соседей, а все ЦТ в регионе будут так или иначе «вплетены» в будущие конфликты.

Есть опасения того, что часть выходцев из стран ЦА, воюющих в Сирии и Ираке может вернуться на родину после обучения боевиками «Исламского государства» (и другими исламистскими группировками на территории Афганистана). С учетом слабости силового ресурса всех стран региона, даже несколько десятков хорошо подготовленных и мотивированных боевиков может стать катализатором для развертывания масштабной дестабилизации в ЦА. Не смотря на обилие «горючего материала» внутри стран региона, для инициирования конфликтов критически необходим внешний толчок. В этом и может заключаться основная роль «исламских интернационалистов».

Постепенно складывается ситуация возможности воспроизведения «модели ИГИЛ» экстремистскими группировками в Центральной Азии – а именно бросок с территории Афганистана в соседние республики для создания в регионе халифата и захвата/дестабилизации районов с нефтяными и газовыми ресурсами.

Выходцев из стран СНГ, по часто приводимым оценкам, на территории Афганистана и Пакистана около 4-5 тысяч (по данным РАТС ШОС, озвученным на последнем саммите в Уфе, 2 тысячи выходцев из стран Шанхайской организации сейчас воюет под знаменами «ИГ»). Часть из «афганских интернационалистов» еще в 2013 г. переместилась на афганский север. Есть отряды в Талукане, Кундузе и в афганском Бадахшане. Значительные группы сосредоточены вблизи Туркмении в Фарьябе, Бадгисе и Джаузджане.

При этом, если в Кундузе, Талукане и афганском Бадахшане имеется пока только стратегическое нависание и угрозы таджико-афганским границам, то в Фарьябе в течение 2014 и текущего года отмечается рост боестолкновений на границе с Туркменией, очень напоминающий прощупывание границы и поиск удобных направлений для серьезных ударов. Туркменские оппозиционные ресурсы на днях даже «нарисовали» детальную схему будущего «котла» в котором экстремисты, придя из Афганистана, со дня на день похоронят бОльшую часть всей туркменской армии.

Возможности банд «исламистского интернационала» проводить войсковые операции на окружение пока смотрятся сомнительными, но факт остается фактом: Туркмения впервые за годы независимости оказывается под ударом и глава страны целый год занят поиском мировых центров, способных защитить Ашхабад. Особых успехов этот поиск пока не принес и в стране судорожно пытаются усилить боеспособность своих ВС через покупку наемников, набор резервистов и массированный призыв всех достигших 18 лет.

Относительно Таджикистана, события 2012 года показали, что пограничных войск в стране практически нет. Положение спасает 201-я база, и сохраняется необходимость восстановления прежней советской границы с Афганистаном. Насколько быстро решится этот вопрос не ясно – много таджикских элитариев заинтересованы в консервации сегодняшнего состояния «дырявой» афгано-таджикской границы.

Для нестабильной Киргизии ситуация вероятного внешнего вторжения накладывается на опыт двух «Баткенских войн». Они показали, что даже 150-200 боевиков способны резко дестабилизировать обстановку в республике и вокруг нее. Повторение сценариев 1999 и 2000 гг. не обязательно, но этот вариант Бишкеку стоит серьезно учитывать. Особенно, в преддверии назначенных на осень парламентских выборов. Именно электоральный период традиционно создает в «эпоху ЦТ» «окно уязвимости» для любого государства.

В Узбекистане особую угрозу политическому режиму на протяжении многих лет также несут радикальные исламистские движения. Удерживать ситуацию под контролем правящему режиму удается лишь благодаря системе контроля со стороны МВД и СНБ. Однако, социально-экономический кризис, с каждым годом объективно снижает возможности силового подавления общественного протеста (во главе которого, в силу исторических и культурно-цивилизационных особенностей находятся силы использующие исламскую риторику).

Ситуация особенно усугубляется «демографическим взрывом» перенаселения. Республика за последние 20 лет удвоила численность жителей. Узбекистану катастрофически не хватает земельных и водных ресурсов, следствием чего служит перманентное обострение продовольственной проблемы. Следует добавить, что в Ферганской и Зерафшанской долинах средняя плотность населения достигает 500-600, человек на кв. км. Сегодня темпы прироста населения в Узбекистане одни из самых высоких в мире: ежегодный естественный прирост — около 700 тыс. человек. При этом 70% населения страны — молодежь до 25 лет, а примерно половина жителей не достигла 18 лет – просто идеальные (как в странах «арабской весны») пропорции для «цветной революции».

В заключении стоит указать на то, что мало кто из российских и центральноазиатских экспертов сейчас спорит с утверждением о том, что «постмайданный период» сулит активизацию основных факторов дестабилизации в государствах Центральной Азии, их усиление с каждым прошедшим месяцем.