Выступление на медиафоруме «Будущее Союзного государства и потенциальные модели его развития» (Москва, 14 декабря 2012 г.).

Между двумя государствами проблема валютного союза изначально носила политический характер. Во-первых, валютный союз предусматривался ещё до того, как Александр Григорьевич Лукашенко победил на первых президентских выборах и стал главой Республики Беларусь. Этот валютный союз изначально являлся определенным политическим ходом тогдашнего председателя Совета министров Белоруссии Вячеслава Кебича, который, обещая «денежную унию» в виде перехода Белоруссии на российский рубль, в 1993-м году хотел заручиться поддержкой России на будущих президентских выборах. Он эту поддержку получил, но во втором туре победил, как известно, молодой политик Александр Лукашенко. Началась эпоха Лукашенко, которая продолжается до наших дней. Но политизация этого вопроса как была, так и осталась.

Первый президент РБ довольно виртуозно подменил вопрос о переходе на российский рубль идеей постепенного обеспечения неких условий для введения общей валюты двух государств, что, в частности, было позже закреплено в Договоре о Союзе Беларуси и России. Этот документ предусматривал в течение 1997 – 1998 гг. создать условия для введения общей валюты, но не содержал характеристики и параметры самих условий.

Наиболее выпукло в тот период проявились разногласия сторон вокруг проблемы единого эмиссионного центра. Белорусское руководство заняло довольно жесткую позицию, суть которой Александр Лукашенко выразил известной фразой: «если мне предложат эмиссию в Кремле, то я на это никогда не пойду». Такой подход Минска вызывал крайнее раздражение российской стороны, поскольку Министерство финансов и Центральный банк России вложили к тому времени колоссальные средства в поддержку белорусского рубля и рассчитывали на быстрое решение вопроса о размещении единого эмиссионного центра СБР в Москве. Российские финансисты и банкиры были намерены диктовать союзнику правила и темпы перехода на российский рубль. К тому же инициатива перехода на единую валюту в то время исходила исключительно от государственно-политического руководства Республики Беларусь. Излишне напоминать, что в рамках Союза Беларуси и России появление общей валюты не произошло.

Не было научного понимания, осознания методологии введения единой валюты и на пространстве Союзного государства, которое начало существовать формально с 2000-го года. Правда, после появления Союзного государства на политической сцене вопрос единой валюты никогда не снимался, но теперь он уже будировался российской стороной. Россия, например, снова поставила его в период острого финансово-экономического кризиса в Белоруссии весной 2011 года.

Вообще эта проблема рассматривалась под разными углами зрения в двух государствах, но, опять, понимания, как идти, по какому пути – не было. Дело в том, что активно развивалась двусторонняя торговля, торговля для Беларуси критически важная, прежде всего в плане поставок в Белоруссию энергоресурсных товаров, нефти, газа. И, естественно, что в этой торговле могла быть использована разная валюта. Но использовалась только одна: доллар США.

Другой важный момент состоял в том, что ни российская сторона, ни белорусская сторона не стремились использовать опыт Европейского Союза в данном отношении. Этот опыт игнорировался, а между тем он предусматривал длительный период перехода на единую валюту, что правильно, на самом деле. С другой стороны, были противники использования этого опыта, которые считали, что Европейский Союз является очень развитой межправительственной организацией, в которую входят более двух десятков различных стран. И там, может быть, действительно длительный срок перехода на совместную валюту, а в Союзном государстве всего две братские страны, и уже поэтому можно достаточно быстро создать между ними валютный союз.

Опыт Европейского Союза свидетельствует о плавной и длительной валютной интеграции. Во-первых, как мы знаем, не все страны перешли на евро до сих пор. Во-вторых, страны Европейского Союза длительное время успешно использовали инструмент валютного регулирования — т.н. «валютную змейку». Это когда национальные валюты государств канализируются в определенное русло, которое может меняться, изменяться в зависимости от конкретной финансовой обстановки и экономических обстоятельств.

Другое дело, что во взаимоотношениях двух союзных государств проявилось желание отстаивать свои национальные интересы. Естественно, что эта тенденция не способствовала продвижению вопроса перехода на какую-либо единую валюту. Тем более что формула перехода на единую валюту СГ не содержала указаний по какому методу, по какой технологии и в какие сроки эта единая валюта должна вводиться, и главное – какова главная цель введения этой единой валюты.

Дело в том, что для России и для Республики Беларусь (ещё в большей степени) вопросы суверенитета, независимости были и остаются приоритетными в государственной политике. Естественно, валюта – это один из важных признаков суверенитета. И хотя в мировой истории мы знаем государства, которые суверенны, но используют валюту иностранного государства, но это, как правило, маленькие островные государства, и мы можем пренебречь этим мировым опытом. В то же время большинство государств мира используют собственную валюту.

Такая национальная валюта позволяет прибегать в тяжелые экономические времена к инфляции, когда это необходимо для поддержания стабильности финансово-экономического организма конкретного государства. Это совершенно правильный подход. В самой инфляции, в раскручивании ее в определенных пределах ничего плохого нет. Другое дело, до какой степени раскручивается инфляция, до какой степени включается печатный станок в какие-то периоды и так далее. Но сама инфляция – это нормальный способ регулирования финансово-экономической жизни любой страны. Естественно, что государство, которое упускает из рук этот рычаг, оно делает роковую ошибку. Поэтому я вполне разделяю и понимаю осторожность Минска, который не спешил переходить на единую валюту.

Например, ещё в 2000 году в Минске Высший государственный совет Союзного государства рассмотрел соглашение, касающееся введения единого платежного средства в рамках СГ. Правда, белорусское руководство увязало его рассмотрение с соглашением о предоставлении крупного российского кредита. Тем не менее, правительства России и Белоруссии тогда одобрили план, согласно которому российский рубль должен был стать единым платежным средством на территории двух стран с 1 января 2005 года. При этом глава Центробанка РФ г-жа Парамонова уверяла общественность, что главный банк России выработал для Белоруссии специальные жесткие условия для приведения в порядок ее финансового рынка по аналогии с российским.

23 марта 2001 года президент России Владимир Путин подписал федеральный закон «О ратификации соглашения между РФ и РБ о введении единой денежной единицы и формировании единого эмиссионного центра Союзного государства». Однако в Национальном собрании Республики Беларусь аналогичный законопроект к тому времени вообще не рассматривался. Стало очевидным то, что белорусская сторона начинает явно и тайно тормозить процесс перехода на единую валюту уже на первом этапе. Попытки российского президента активизировать процесс, и даже уменьшить намеченный срок перехода на единую валюту (Путин предложил 1 января 2004 года) ответной позитивной реакции Минска не вызвали. Если переход к единой валютной политике и к введению единой денежной единицы в Союзном государстве в России расценивались как самое яркое подтверждение действенности интеграционных усилий в период президентства Владимира Путина, то в Минске, напротив, первый заместитель председателя правления Нацбанка РБ Павел Каллаур в Национальном собрании специально подчеркнул, что соглашение с Россией вовсе не означает, что с 1 января 2005 г. российский рубль станет исполнять функции единой валюты. По словам этого высокопоставленного чиновника, озвучившего позицию республиканского руководства, Белоруссия сохраняет для себя «вариантность выбора», поскольку не может прийти к консенсусу с Россией по вопросу единого эмиссионного центра.

Белоруссия не только сорвала выполнение межправительственного соглашения, но выдвинула новое условие – не определять заранее конкретного срока перехода на союзную валюту до завершения процесса принятия Конституционного акта и полной экономической интеграции в рамках Союзного государства. При этом стоит подчеркнуть то обстоятельство, что экономические модели России и Белоруссии к тому времени не только не сближались, но двигались совершенно разнонаправлено, а проект Конституционного акта был дружно торпедирован главами обоих государств. После этого все шаги Минска только имитировали подготовку к переходу на единую валюту, но на самом деле Беларусь по этому пути уже не шла. Первоначально срок перехода на единую валюту был сдвинут по «техническому» требованию Минска на 2008 год, а позже белорусское руководство вообще стало избегать затрагивать проблему создания валютного союза с Россией. Для отвода глаз белорусской стороной была предложена схема, по которой в некий единый эмиссионный центр Союзного государства вольются центральные банки двух государств. Но при этом председатель правления НББ РБ Петр Прокопович заявил, что Центробанк России ни при каких условиях не станет единым эмиссионным центром СГ, так как это противоречит Союзному договору и Конституции Республики Беларусь. В этом вопросе руководителя НББ поддержало и министерство юстиции РБ. Что касается России, то её валютная, эмиссионная координация «на равных» с Белоруссией, отличающейся крайней слабой и неустойчивой финансово-банковской системой и проблемной экономикой, никак не устроила.

По большому счету в Союзном государстве за 12 лет его существования не удалось сформировать оптимальную валютную систему, добиться денежной обратимости, а конвертируемость национальных валют происходила и продолжает происходить спонтанно, при этом имел место и бартер, и «серые» схемы расчетов в сфере финансов и экономики, и ориентация на доллар США. Такого рода финансово-экономическое взаимодействие вовсе не способствовало интенсификации кооперации субъектов хозяйствования двух формально союзных стран и согласованию экономических политик, препятствовало развитию взаимных связей на макро- и на микроуровне.