Как уже сообщалось, 13 декабря с.г. состоялась Зимняя сессия Ливадийского клуба в рамках Международного фестиваля «Великое русское слово», приуроченная ко дню рождения великого русского мыслителя Н.Я. Данилевского. Была проведена научно-практическая конференция по теме: «Россия в межцивилизационном взаимодействии современных центров силы». В её работе участвовали сотрудники Института стран СНГ в г. Севастополе. В дискуссии принял участие исполнительным директор Института, председатель Союза журналистов Севастополя, кандидат политических наук капитан 1 ранга Сергей Горбачёв. Предлагаем текст части его выступления, которая затрагивает «сирийскую тему».

Три последних десятилетия чётко, ярко, выпукло и однозначно ежегодно подтверждают ставший жизненным принцип: и в России, и в Мире сегодня может быть всё.

Это доказывает развал Союза и его последствия с Черным октябрём 1993-го; двумя Чеченскими кампаниями; Русской весной; постепенной, последовательной  минимизацией российского влияния на постсоветском пространстве вплоть до российско-украинского военного конфликта в форме СВО, но в формате масштабной гибридной войны с Западом;  с «маршем Пригожина» и многим другим. Это демонстрируют и противоречивые процессы изменения однополярной конфигурации мироустройства. Сюда можно отнести многое, в том числе разрывание на куски Ирака, Ливии, а сейчас – Сирии.

Поэтому, не могу не затронуть тему случившегося в Сирии, особенно в контексте того, что касается нас. В данном случае опираюсь на принципы-лозунги, звучащие в отношении в целом российско-украинского конфликта и идущей Специальной военной операции: «Правда и Справедливость» и «Ошибаться можно, врать нельзя». Из этого и исхожу, несмотря на то, что многие коллеги пытаются сегодня в этом смысле не только объяснить, но даже оправдать.

На одном из ТВ-экспертных ток-шоу пару месяцев назад в связи с выборами в Молдавии я процитировал Папандопуло-Водяного: «Мы накануне грандиозного шухера». Что обусловлено традиционными «сюрпризами» (естественно, в кавычках) уходящих американских администаций в последние месяцы их деятельности.

Действительно, за это время много чего случилось: и собственно «чудеса» выборов в Молдавии, в которой чудеса продолжаются – Кишинёв объявил о 60-суточном Чрезвычайном положении. Это и перманентные шараханья Пашиняна с западным выбором его курса; и кризис в Абхазии; и «бухарестская экзотика» румынских выборов; и, конечно, причудливые зигзаги происходящего на Ближнем Востоке. Но Сирийская катастрофа, конечно, в этом, в принципе, феноменально-прецедентном ряду стоит особо.

В 2003 году американцы блестяще провели операцию в Ираке «Шок и трепет», потом произошёл погром Ливии, в целом в кратчайший срок динамично прошагала по планете «Арабская весна». Российское военно-политическое руководство сделало, по сути, из этих наших, – если не поражений, то уж точно проигрышей, – выводы. Однако, несмотря на это, в Сирии случилось то, что случилось. И в данном случае (впрочем, как и в других) важен результат, а не процесс. Что касается процесса, то всё понятно. А вот с результатом – вопросы. Точно так же, как со знаменитой «Петлёй Примакова», – разворотом его самолёта на пути в США обратно в Москву 24 марта 1999 года. Жест вроде как знаковый, но на самом деле, реально не давший ощутимого, зримого результата – Вашингтон вместе со всем Западом и русофобскими вассалами как действовал, так, в принципе, и действует до сих пор. Увы, уже более четверти века.

Думаю, что Президент даст соответствующие оценки по Сирии на предстоящем  традиционном ежегодном итоговом совещании в Национальном Центре управления  обороной страны на Фрунзенской набережной. Об этих оценках мы естественно, многого не услышим. Но об этом он наверняка скажет 19 декабря на традиционной «Прямой линии», которая совмещена с Большой ежегодной пресс-конференции. Поэтому понять, каков результат, хотя бы промежуточный, будет можно. Наверное…

Может, тогда что-то действительно будет понятнее. Но озвучу собственное восприятие происшедшего на основе эмоций и чувств: шок. И если не трепет, то, мягко говоря, огорчение, непонимание и сомнение. И этот комплекс переживаний дополнен беспрепятственным и довольно наглядным  уничтожением израильтянами сирийского флота, которое было отнюдь не внезапно, но без какого-то противодействия великолепно осуществлено. Тогда возникало даже ощущение какого-то сюра, масштабного сговора или грандиозного предательства-развода…

САР (Сирийской Арабской Республики), нет. Нет, что называется, по определению. При этом на фоне трудно прогнозируемых перспектив очевидна доминанта трёх геополитических игроков – выгодоприобретателей, уже успешно распиливающих «сирийский пирог»: США, Турции и Израиля при их отбрасывании на обочину процесса России и Ирана. Триумвират наших оппонентов продемонстрировал: «дряхлеющий» миропорядок отнюдь не так дряхл, как иной раз нам представляется, глядя на телевизионный экран с экзальтированной Скабеевой и орущим Соловьёвым (Рудольфовичем).

Будем считать (предполагать, надеяться), что, может быть, мы из Сирии полностью не уйдем – к счастью, зазвучали вроде бы как обнадёживающие сигналы в связи с перспективами существования наших баз на сирийской земле. Это авиабаза Хмеймим, к слову, расположенная недалеко от средиземноморского побережья. И это 720-й ПМТО Тартус, без которого, в принципе, наш Хмеймим не может существовать. Кстати, ПМТО существует здесь более полувека, его стали создавать, начиная с 1971 года. Согласно двухстороннему договору, Москва может использовать эти базы до 2066 года.

В частности, замглавы нашего МИД Михаил Богданов заявил о том, что Москва рассчитывает на сохранение своих военных баз в Сирии, а борьба с международным терроризмом на её земле не завершена. «Базы остаются на сирийской территории, где они и были. Других решений пока не принималось. Базы были там по просьбе сирийских властей, цель была – борьба с террористами, с ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация). Я исхожу из того, что все согласны с тем, что борьба с терроризмом и с остатками ИГИЛ не закончена. Она требует коллективных усилий, и в этой связи наше присутствие и база в Хмеймиме играли важную роль в контексте общей борьбы с международным терроризмом», – сказал он в прошлый четверг журналистам в Москве, отвечая на вопрос, сохранит ли Россия свои военные базы в Сирии после смены власти в этой стране.

Это мнение поддержали и некоторые политические практики, очевидно, допущенные к «глубинной» информации. Так, профессор МГИМО, эксперт в области военной конфликтологии и геостратегического прогнозирования Евгений Никитенко заявил: «Российское военное присутствие в Сирии, по многим признакам, как мне представляется, будет сохранено. Такое развитие событий вполне логично исходя из того, какие сигналы исходят из кругов, которых ранее называли сирийской вооруженной оппозицией. Недавние высказывания одного из деятелей этих кругов в пользу хороших отношений с Москвой – яркий тому пример». «Новая власть в Сирии, процесс формирования которой в настоящее время начинается, скорее всего, в своей внешней политике может обозначить определенный баланс с учетом позиций таких игроков, как Турция, Соединенные Штаты и Россия», – отметил он.

По его мнению, новые сирийские власти, по всей видимости, склоняются к тому, чтобы рассматривать Москву не просто в качестве глобального игрока, но игрока, заинтересованного и способного оказывать поддержку стабильности в Ближневосточном регионе. «И в это вполне вписывается наличие российских военных баз. Сохранение этих баз, по ряду моментов, соответствуют интересам тех сил, которые войдут во власть в Сирии». «В пользу Москвы сейчас, насколько можно судить, работает её репутация ответственного партнера как в борьбе с международным терроризмом, так и внешнего игрока, содействующего обеспечению безопасности, что было продемонстрировано неоднократно в виде того же Астанинского формата. Представители тогдашней сирийской оппозиции эти дипломатические шаги Москвы запомнили, и, полагаю, оценили». «Разумеется, предстоят и проработка позиций, и определенные консультации. Но, опять же, с учетом многих факторов, логично ожидать, что российские военные базы в Сирии, с большой долей вероятности, будут сохранены», – отметил Никитенко.

Интересна на этот счёт и публикация в Bloomberg, утверждающего: Россия близка к соглашению с новыми властями Сирии о сохранении двух своих военных баз. Источники издания в Москве, Европе и на Ближнем Востоке заявили, что переговоры ведутся о том, чтобы Россия сохранила авиабазу Хмеймим и базу ВМФ в порту Тартус.

По словам собеседника агентства, в Минобороны РФ считают, что у них есть «неофициальное понимание» с группировкой «Хайят Тахрир аш-Шам» (запрещенная в РФ террористическая организация) о том, что российские силы могут остаться на базах в Сирии. Источник подчеркнул, что ситуация всё ещё может измениться на фоне нестабильной обстановки в стране. Плюс к этому, 15 декабря министр обороны Турции Яшар Гюлер заявил: Анкара сомневается в возможности полного вывода российских военных подразделений из Сирии.

Конечно же, следует отметить ставшую банальностью данность: наша военно-морская база в Тартусе является единственным русским хабом на Средиземном море, а аэродром Хмеймим в Латакии используется для обеспечения наших операций не только на Ближнем Востоке, но и в других регионах, в том числе на Африканском континенте. Так что утрата нами прежде всего ПМТО в Тартусе может привести если не к катастрофическим, то весьма ощутимым для России потерям.

В этой связи стоит напомнить несколько исторических фактов, которые дают возможность провести параллели и найти аналогии.

Последние 250 лет Россия неуклонно, хотя и с разной степенью интенсивности, стремилась обеспечивать своё постоянное присутствие в Средиземноморье. Да и основная часть всей внешней политики Российской державы в течение этих двух с половиной веков была направлена именно на это. Упомяну лишь Восточный вопрос и Греческий проект.

Так, с началом очередной войны с Турцией в 1768 году Екатериной II по настоянию графа Алексея Орлова было принято решение о направлении в общей сложности пяти эскадр Русского флота с Балтики в Средиземное море с целью поддержки боевых действий Русской армии в Молдавии и на Балканах – с «другой стороны поджечь Турцию». На деле задачи Флота  России были гораздо шире. Русский флот впервые успешно стал решать и на несколько десятилетий решил задачи своего постоянного присутствия в Дальней морской зоне, хотя и разными силами. Тогда была создана система базирования на греческих Кикладских островах, а главная база  – на острове Парос.

Все мы знаем о действиях эскадры адмирала Фёдора Фёдоровича Ушакова (к слову, эскадры русско-турецкой), взявшей остров Корфу, длительное время остававшейся в бухтах Ионических островов.

Тогда случился феномен: на стыке XVIII и XIX веков Россия практически решила задачу подхода к доминированию на половине Средиземноморских просторов, когда Павлом Первым была создана Мальтийская губерния со столицей в Ла-Валетте. Реализовать эти геостратегические замыслы не позволила Британия, стоявшая в 1801 году за цареубийством оболганного в нашей историографии Государя.

Тем не менее, и в дальнейшем Андреевский Военно-морской флаг присутствовал на средиземноморских просторах. А французский Вильфранш на Лазурном берегу в течение многих десятилетий использовался русскими моряками как пункт базирования и снабжения. Причём, до середины 50-х годов прошлого века Россия имела права претендовать на него, что, увы, прекратили чудачества Хрущёва – «незабвенного» Никиты-чудотврца. 

С 1857 по 1907 год (до окончательного складывания Антанты)  Средиземное море было полем, точнее, акваторией противостояния Англии и России. К сожалению, о событиях тех лет, во многом предопределивших ход последующих событий ХХ века, сегодня широкой публике мало что известно. Между тем, происходившее в те времена вполне можно было бы назвать Первой холодной войной – глобальным противостоянием двух великих империй. И Русский флот, в том числе действовавший в Средиземноморье, а также в других районах Мирового океана, играл одну из ключевых ролей в отстаивании державных интересов России и воплощении в жизнь геополитических замыслов ее государственного руководства. 

До 1917 года Россия держала флот в Средиземном море постоянно, корабли совершали учебные походы, вели научные исследования. Очередным этапом решения задачи укрепления позиций России в Средиземноморье стало время Первой мировой войны, в ходе которой ставилась задача овладения Черноморскими проливами – «Ахилессовой пятой» Российской державы на протяжении столетий.

Русский флот «при императорах» в разное время «цеплялся» за греческий Пирей, за бухты Крита и Бейрута, а Великий Сталин по итогам Второй мировой поставил вопросы нашего военно-морского присутствия в Ливии – в Триполитании. Он же инициировал создание государства Израиль, естественно, с широкими перспективами советского влияния на Ближнем Востоке.

Со всем, что сказано выше, изначально получалось, но доводить дело до конца, добиваться успеха в геополитических делах, как у Британии и Франции, у Российской Империи – Советского Союза не получалось. Так было и в дальнейшем – История, как пони в цирке, носилась по кругу-спирали, обнадёживая, а затем разочаровывая… 

Начиная с середины 50-х годов XX века, военно-политическая обстановка в районе Ближнего Востока стала постепенно ухудшаться и принимать напряженный, взрывоопасный характер. В этих непростых  условиях военно-политическое руководство Советского Союза всё больше осознавало необходимость иметь в Средиземном море свои постоянно развернутые силы и прежде всего подводные лодки как наиболее скрытный и эффективный род сил, обладающих к тому же большой автономностью. Этому способствовали постколониальные, просоциалистические режимы. Одновременно «стимулировали» рост нашей активности провокационные действия наших «традиционных» европейских геополитических противников, а также американцев, оставивших свои ВМС в Средиземноморье после окончания Второй мировой войны.

Предложения командования ВМФ и Черноморского флота было поддержано в Москве, в результате чего в 1959 г. у СССР появилось межправительственное соглашение с Албанией, и во Влёре начали базироваться двенадцать черноморских подводных лодок и обслуживающие их две плавбазы. Появились новые объекты на острове у входа в бухту, в самой базе разместилась бригада кораблей ОВРа, имевшая в своем составе дивизион тральщиков. Таким образом наш флот создал предпосылки для обепечения полного контроля СССР на значительной площади Средиземноморья. Были созданы условия для защиты наших государственных интересов, в том числе и путём поддержки молодых государств, избавившихся от колониальных пут. К сожалению, деятельность, политическая практика главы СССР Н.С. Хрущёва вскоре привела к разрыву отношений с Албанией, к её выходу из Организации Варшавского Договора и фактически к нашему изгнанию с Южных Балкан. Проведённая реанимация отношений с Иосифом Броз Тито не смогла заменить албанские базы югославскими портами.

В 60-х годах «прорыв» ВМФ СССР в Средиземное море всё же был осуществлен – начались выходы на боевую службу одиночных кораблей, затем отрядов и смешанных эскадр Черноморского флота. А 28 июля 1965 г. произошло еще одно важнейшее событие – в Средиземное море впервые вошла атомная подводная лодка Северного флота. С тех пор наши атомные субмарины решают здесь задачи вплоть до сегодняшних дней.

Исходя из необходимости отстаивания государственных интересов, Правительством СССР вскоре было принято решение об образовании 5-й Средиземноморской эскадры ВМФ – оперативного объединения кораблей с нахождением их на постоянной основе в Средиземном море для несения боевой службы. Начавшаяся 5 июня 1967 г. «Шестидневная» арабо-израильская война ускорила реализацию этого решения. Операционная зона Черноморского флота стала включать и всё Средиземное море.

Перед Черноморским флотом встала трудная и ответственная задача – противостоять угрозам нашему государству с моря, свести авианосный и атомный шантаж Запада к нулю. На практике отрабатывались пути и способы парирования силами ВМФ возможных ядерных ударов из районов Средиземного моря и Атлантики, для чего к противостоянию были подключены приморские войсковые группировки ПВО, соединения Северного и Балтийского флотов, Дальняя авиация. К началу 70-х годов наш флот превратился в мощный инструмент внешней политики СССР, с которым Запад был теперь вынужден считаться. Лишь один пример: в конце 80-х годов через Черноморские проливы для решения военно-политических задач, демонстрации Военно-морского флага ежегодно проходило до 100 черноморских боевых кораблей и вспомогательных судов…

Развал СССР разрушил систему боевой службы ВМФ, его силы к 1992 году ушли из ставших традиционными районов Мирового океана. Вскоре деструктивные процессы на постсоветском пространстве приняли необратимый характер. В связи с разделом Черноморского флота бывшего СССР и реализацией достигнутых в его ходе российско-украинских соглашений, продвижением НАТО на Восток, стремлением Турции стать региональным лидером Россия утратила статус военно-политической доминанты в бассейне Черного моря и регионе Причерноморья, а в Средиземноморском сегменте зоны ответственности флота наша активность была сведена до критического минимума. Снижение уровня и потенциала военно-морской составляющей в геостратегическом (геополитическом и геоэкономическом) плане привело к изменению статуса России и как Великой Морской Державы. В значительной мере были утрачены завоевания, достигнутые с Екатерининских времен.

Одной из самых актуальных международных проблем после гибели неугомонного ливийского полковника Каддафи стала нестабильная ситуация в Сирии, которой правил тогда не согнувшийся под нараставшим прессом и Запада, и Востока Башар Асад. В Тартусе, в территориальных водах Сирии, в полу законсервированном виде прозябал ПМТО – пункт материально-технического обеспечения ВМФ РФ. В «нулевые» годы XXI века в Тартус снова стали заходить корабли Военно-Морского Флота России.  

Отметим: в общепринятом понимании как таковых военно-морских баз за границей во времена СССР у нас не было, хотя попытки их иметь все-таки предпринимались. Дело ограничивалось лишь тем, что наш флот, по мощи и силам второй в мире (после США) в 60-е – 80-е годы, решая задачи в различных районах Мирового океана, использовал созданные им пункты материально-технического обеспечения. Они в разное время были оборудованы в районе архипелага Дахлак (Эфиопия, Красное море – ныне Эритрея), в кубинском Сьенфуэгосе, в ангольской Луанде. ПМТО представляли собой пару-тройку причалов, складские и другие, в основном хозяйственные постройки, несколько единиц плавсредств из состава вспомогательного флота, немногочисленный обслуживающий персонал. Были кое-какие объекты ВМФ СССР и в других местах планеты, но под понятие «база» они никак не подходили, за исключением, пожалуй, вьетнамской Камрани.

Впервые в 1968 году пункты материально-технического обеспечения были сформированы на территории Египта в портах Александрия и Мерса-Матрух. Там решались задачи тылового обеспечения надводных кораблей, подводных лодок и вспомогательных судов нашей 5-й оперативной Средиземноморской эскадры. Ее основу составили решавшие задачи дальних походов силы ВМФ, с 1964 года на постоянной основе присутствовавшие в дальней морской и океанской зонах. Именно тогда сложилась система боевой службы – главного вида деятельности флота в мирное время.

После разрыва президентом Анваром Садатом Договора о дружбе и военном сотрудничестве (март 1976 г.) советские специалисты, части и подразделения покинули Египет. С той поры наиболее активно и стал использоваться порт и военно-морская база сирийских ВМС Тартус. Здесь были размещены плавпричал, плавсклад. Сменяя друг друга, как правило, через полгода или год, здесь находились плавмастерская, буксир и водолазный бот. Откровенно говоря, силы довольно скромные, но очень нужные – практически не было ни одного корабля или судна из состава эскадры, не заходивших хотя бы раз в Тартус с деловым визитом для отдыха экипажа, пополнения запасов и – при необходимости – межпоходового ремонта, имевшего ограниченные объемы.

Без ПМТО в Тартусе наша эскадра, имевшая в своем составе в среднем 20-30 «вымпелов» (а в период обострения военно-политической обстановки – более 50), обойтись не могла. Образно говоря, отталкиваясь от сирийского берега, советские военные моряки надежно решали задачи в этой важнейшей, постоянно «горячей» конфликтной точке мира.

В течение почти четверти века наша 5-я эскадра, костяк которой составляли силы Черноморского флота, доминировала в Восточном Средиземноморье, не допуская со стороны геополитических конкурентов рецидивов «дипломатии канонерок» в отношении дружественных Москве государств. Но в декабре 1991 года силы Средиземноморской эскадры были свернуты, впрочем, как прекратила свое существование и вся система боевой службы – Российский флот ушел из Мирового океана, надолго привязавшись к своим причалам. Дальние походы стали, скорее, исключением, чем правилом, они носили ограниченный по масштабам действий и привлекаемым силам характер.

Российский флот из Средиземного моря ушел, но ПМТО в Тартусе остался. Причем в «лихие» 90-е у его причала порой не было даже плавмастерской, в иные годы являвшейся неотъемлемой частью местного пейзажа. С началом «нулевых», с элементами реанимации военно-морской деятельности ВМФ РФ вдали от своих баз, ситуация вокруг ПМТО оживилась. Более того, в печати тогда стала появляться информация о возможной перспективе создания пунктов временного базирования в районе йеменского острова Сокотра и в ливийском Триполи (потом этот вопрос  потерял свою актуальность).

Со временем ПМТО в Тартусе стала модернизироваться. Объем сделанного до «Сирийского кризиса» был большим, но он, всё же, не превращал ПМТО в военно-морскую базу. Кстати говоря, многие скептики задавались вопросом: а зачем нам там нужна база, если на ней нечего базировать – Российский флот уже перестал быть океанским, его силы весьма скромны, вследствие чего наличие в Тартусе на постоянной основе хотя бы одного корабля представлялось весьма проблематичным. В то же время, как представляется, сирийская сторона была не против присутствия здесь группы или даже отряда кораблей. Угроза распада страны из-за военной активизации внутренней оппозиции и сил международного терроризма поставили эту тему на повестку дня российско-сирийских отношений. Они вышли на совершенно иной уровень.

Сложившийся в Средиземном море статус-кво с 2015 года Россия стала менять. Здесь появилась группировка кораблей ВМФ РФ, ставшая решать задачи на постоянной основе. Её формировали корабли всех флотов, включая тихоокеанские. Как и раньше особая нагрузка выпала на корабли Черноморского флота, силы которого начали обеспечение «Сирийского экспресса» – морского транспортного маршрута из Новороссийска и портов Крыма, вернувшегося в «родную гавань» – в Россию после событий Русской весны 2014 года. Из черноморских баз и портов корабли и суда, действительно, стали ходить в режиме экспресса: сутки – они в Эгейском море, еще двое – у Тартуса. Как говорится, была бы поставлена задача…

А 18 января 2017 г. в Дамаске было подписано принципиальное, основополагающее Соглашение между Российской Федерацией и Сирийской Арабской Республикой – «О расширении территории пункта материально-технического обеспечения Военно-Морского Флота Российской Федерации в районе порта Тартус и заходах военных кораблей Российской Федерации в территориальное море, внутренние воды и порты Сирийской Арабской Республики». Соглашением устанавливались международно-правовые основы, регулирующие условия нахождения ПМТО ВМФ РФ на территории САР. Пожалуй, важно напомнить о его сути.

Для размещения и функционирования пункта материально-технического обеспечения сирийская сторона передала российской стороне в безвозмездное пользование земельные участки и акватории в районе порта Тартус, а также объекты недвижимости.

Положениями Соглашения регулировались вопросы, связанные с установлением статуса личного состава, членов семей личного состава ПМТО, членов экипажей российских военных кораблей, юрисдикцией пункта материально-технического обеспечения. Определялся порядок регулирования имущественных отношений, связанных с использованием и обеспечением функционирования объектов движимого и недвижимого имущества, и условия использования земельных участков и акваторий.

В соответствии с Соглашением личный состав ПМТО, члены экипажей, а также движимое и недвижимое имущество пункта материально-технического обеспечения обладают привилегиями и иммунитетами.

Соглашением определён порядок захода военных кораблей Российской Федерации в сирийские порты и выхода из них, порядок регистрации и перемещения транспортных средств, военной техники пункта материально-технического обеспечения и личного автотранспорта в местах дислокации ПМТО и вне их, а также порядок выдачи сирийской стороной разрешительных документов на право управления указанными транспортными средствами.

Соглашением также регулируются вопросы, касающиеся защиты информации, использования средств связи и радиоэлектронной борьбы, охраны мест дислокации и применения оружия, допуска представителей компетентных органов сирийской стороны в места дислокации ПМТО.

Соглашение стало применяться сразу – с даты его подписания (ратификация состоялась 29 декабря 2017 г.), его действие рассчитано на 49 лет с возможностью его автоматического продления на 25-летние периоды.

Понятное дело: реализация Соглашения отвечала интересам Российской Федерации, поскольку оно объективно способствует закреплению долгосрочного российского военного присутствия и, в принципе, обеспечению безопасности в регионе. Конечно, при условии, как не так давно отметил Путин, что русские не будут больше сирийцами, чем сами сирийцы.

Ну, а дальнейшее известно: в начале декабря режим династии Асадов, полвека правивший Сирией, пал…

Факт, как говорится, на лицо: с развитием «Сирийского кризиса» и расширением масштабов противостояния в разорванной на части Ливии впервые за обозримые десятилетия Турция получила возможность принять активное участие в процессе перестройки существующего миропорядка. Как результат – произошедшее в Сирии, динамичное изменение баланса сил на всём Большом Ближнем Востоке.

Турецкие вооруженные силы по численности занимают шестое место в мире, большей армией в блоке НАТО обладают лишь США. Особо подчеркнём: в постсоветское время ВМС Турции вернулись в Чёрное море, они динамично развиваются, совершенствуя все рода своих сил, активно пополняя состав кораблями практически всех классов.

Стоит также отметить: на рубеже ХХ-ХХI веков бассейн Черного моря и прилегающие к нему территории превратились в одну из самых конфликтных зон в мире. При этом очаги некоторых конфликтов расположены в пределах территории бывшего СССР (Нагорный Карабах – экс-республика Арцах, Южная Осетия, Абхазия, бывшие северокавказские автономии, Приднестровье). В фокусе всеобщего внимания на протяжении тридцати лет – Крым, а сегодня – российско-украинский межгосударственный конфликт в формате СВО. Тут же, рядом – Балканы, Курдистан, собственно Ближний Восток, где варится сегодня кухня мировой политики. Россия, присутствуя на этой «кухне», всегда оперировала посредством сил Черноморского флота.

Особо подчеркну: Российский флот, ещё недавно безраздельно доминировавший в Черном море, был предназначен именно для действий за Черноморскими проливами. Степень использования сил ЧФ по сравнению с другими флотами СССР была самой высокой, что в том числе было обусловлено периодическим обострением военно-политической обстановки в Восточном Средиземноморье в связи с активизацией перманентного арабо-израильского противостояния.

Несмотря на потрясения развала Союза и постсоветское Смутное безвременье, Черноморский флот для России был сохранён. Дальновидные, обоснованные и просчитанные действия (зачастую, правда, присутствовал и элемент случайности) обеспечивали защиту интересов России, всего СНГ (и объективно – Украины) в регионе Причерноморья, на Юго-Западном стратегическом направлении. Морская составляющая оборонной системы страны была сохранена.

Следует подчеркнуть: именно Черноморский флот стал гарантом стабильности в бассейне Черного моря, минимизировав региональные конфликты (Грузия, Абхазия) и не допустив превращения Крыма в 90-е – «нулевые» годы, находящегося в центре «коромысла» «Дуги нестабильности» (Синьцзян – Памир – Центральная Азия – Каспий – Кавказ – Черное море – Балканы – Адриатика), в регион «горячего» конфликта.

Сегодня наш Черноморский флот – флот активно воюющий, причём не только силами морской пехоты, хотя кое-кто по недомыслию или по неосведомлённости даже у нас считает: ЧФ якобы заперт в базах на Кавказском побережье. Правда, преградой в его активности стали Черноморские проливы – с февраля 2022 года Турция закрыла их для прохода как военных кораблей нечерноморских государств, так и России. Сегодня боевые корабли Российского ВМФ не могут ни войти в Чёрное моря, ни выйти из его акватории.

Однако эта реальность не может изменить данность: флотская проблематика и сегодня, в условиях СВО, является фактором влияния на характер, темпы международной деятельности, внешнеполитических инициатив всех сил, так или иначе имеющих интересы на окончательно оформившемся Каспийско-Черноморском геополитическом пространстве. 

 Несмотря на произошедшее, трудно переоценить роль Черноморского Флота в обеспечении как безопасности в регионе, так и необходимого баланса сил после утраты Россией доминанты в Причерноморье, замороженности российско-грузинских отношений, стремления к региональному лидерству Турции, а также в связи превращением Северо-Западной и Западной частей Чёрного моря в зону боевых действий.

Исходя из выше изложенного, констатирую: происходящее сегодня в Сирии в действительности касается каждого из нас. И речь здесь не только о проблемах обороны и безопасности России как таковых. Немаловажен, так сказать, и внутренний эффект, влияющий на настроения как всего нашего социума, так и особенно на людей служивых. Сирия всегда, и особенно с 2015 года потребовала траты огромных материальных и человеческих ресурсов. Отметим лишь красноречивые факты.

Аэродром в Хмеймиме нами доведён до самого высшего класса возможностей по приёму и обслуживанию любых существующих сегодня в мире летательных аппаратов. Кроме баз, военных объектов и городков, пунктов управления, нами созданы ремонтные мощности, в том числе судоремонтные, аналогов которым на сегодняшний день у Вооружённых Сил России нет и, очевидно, в ближайшие годы не будет. 

Один из уважаемых экспертов сегодня в ночной передаче заявил: можно остро не реагировать на наш возможный уход из Сирии. Категорически не согласен: нужно и должно. Уход из Сирии – это уход из Средиземного моря. Это, с учётом закрытости сегодня для нашего ВМФ Черноморских проливов, отбрасывает Россию к доЕкатерининским временам. Плюс к тому, нам памятны уходы в начале 90-х нашего Флота из вьетнамской Камрани, кубинского Лурдеса, с Сокотры, Эфиопии, Анголы и других регионов и точек Мирового океана.  Мы знаем, как спустя целое десятилетие нам тяжело было возвращаться в Восточное Средиземноморье.

Безусловно, терять «сирийские активы» не хочется. И даже я бы сказал, нельзя ни в коем случае. Особенно с учётом того, что у нас были и человеческие утраты, что для нас, русских людей, чрезвычайно важно. Ведь мы этой памяти верны – помним всех поимённо. Ведь мы своих не бросаем. Мы же – за Правду и Справедливость.

Трагическая фактура официально недоступна, что, в принципе, объяснимо. Хотя в наш Информационный век и это обстоятельство не совсем понятно, ведь при желании, хотя и не без труда, на основе мониторинга и анализа можно заполучить и эту информацию.

Так, в интернете «гуляет» информация о том, что с 2015 по 2024 год по попавшим в публичное поле данным Минобороны РФ, открытым публикациям в Сирии погибло 116 российских военнослужащих. Британское ВВС и другие источники называли другую цифру – 197 погибших военных и от 346 до 430 бойцов ЧВК «Вагнер». Сколько погибло на самом деле – сложно сказать. Но в любом случае,  наши ребята самоотверженно воевали и жертвовали своей жизнью. Это – высокая цена по любым меркам. И в том числе ради их памяти, Сирийская страница Истории просто так не может быть перевёрнута.

Судя по сообщениям СМИ, началась эвакуация наших сил и средств. Пишут о Ливии, возможно, об Алжире… В любом случае, Дарданеллами и Босфором мы можем пользоваться ограниченно. Авиацией многого в этой ситуации не сделаешь…

Пару дней назад в разговоре один товарищ спросил: «Что, теперь «Сирийский бант» – ведомственные награды МО РФ – нет смысла носить?» Речь – о медалях «За участие в операции в Сирии», «За освобождение Пальмиры», «За разминирование Пальмиры». Мол, всё было зря?

Честно говоря, я был обескуражен таким заявлением. Конечно тем, кто их заслужил – надо носить. А нам – гордиться. Как носили наши славные прадеды, деды и отцы медали «За взятие…» Берлина, Вены, Будапешта, Кёнигсберга, «За освобождение…» Варшавы, Праги и Белграда. Носили они их – пока были живы – и после развала союзнического Варшавского Договора, после вывода из европейских стран наших войск и даже после развала Советского Союза. Свои  награды с гордостью носят «афганцы» и «чеченцы».

И теперь же важно обеспечить преемственность наших символов и дел. И критерий здесь один: уйдём мы из Сирии или нет.