После окончания Второй мировой войны в странах англосаксонского мира стали стремительно развиваться исследования межэтнических отношений. Правящие элиты не знали что делать с поднявшимся национально-освободительным движением в своих колониях и хотели получить ответы от ученых, они стали выделять деньги на исследования. Проблематикой занялись сотни, а потом и тысячи исследователей. Они опубликовали к настоящему времени десятки тысяч статей и книг. И в конце концов снабдили свою правящую элиту концепциями, которые позволяли предпринимать эффективные действия по управлению межэтническими отношениями в странах-конкурентах англосаксонского мира. Технологии «мягкой силы» из ассортимента наработанного западными учеными инструментария.
Однако операционная полезность англосаксонских наработок имела своим следствием слабую теоретическую проработанность выдвигаемых концепций. Точнее теоретической концепции не было создано вообще, поскольку заказывались только практические рекомендации. И эти рекомендации предоставляли, хорошего качества, отметим. Теория же существовала в форме отдельных «учений». Учение о национализме, учение о межэтнических конфликтах и управлении ими, учение о фашизме и нацизме, учение об этноциде и геноциде. Их было более трех десятков, по крайней мере. Предметы исследования этих учений очень часто пересекались, но на это не обращали внимания.
Ни в советской, ни в российской науке сферой межэтнических отношений серьезно не занимались. На это не было заказа правящих элит. Эти элиты считали, что возникающие между этносами конфликты можно решить путем подкупа тех, кто проявляет недовольство. Ход развития конфликтов в Чечне, Приднестровье, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, Украине говорил о том, что это совсем не так, но запросов к ученым как действовать дальше не поступало.
Размышляя над проблематикой, описанной в публикациях англосаксонских ученых, представивших различные учения, мы сформулировали гипотезу о природе и формах межэтнических отношений. Она изложена в монографиях «Европейский фашизм: проблемы идентификации и преодоления» (2021), «Азиатский фашизм: извлечение уроков» (2023), «Как нам обустроить русскую нацию?» (2024), в ряде статей.
Суть гипотезы заключается в рассмотрении социальной сферы, как подразделения всеобщей системы разделения труда и в утверждении, что она состоит из таких первичных звеньев, как этносы.
Данный подход позволил понять причины и формы развития этносов от родоплеменных общностей к народностям, народам, нациям, к цивилизациям. Появилась возможность выделить инструменты и институты в социальной сфере, определить социальные элиты, которые приводят их в движение. Тогда этнос предстал в виде коллективного субъекта, который имеет общие духовные ценности, передаваемые из поколения в поколение, совместно ведет социальную деятельность, имеет свои социальные элиты, инструменты и институты.
Данная гипотеза была проверена на материалах генезиса русской, украинской наций, немецкой, японской наций, многих связанных с ними народов и позволила объяснять логику всех происходящих в них перемен, предсказывать как они будут развиваться дальше. Так же удалось упорядочить большой фактологический материал, который послужил основанием для возникновения западных учений о геноциде и этноциде.
В ходе нашей работы над уточнением категориального аппарата анализа сферы межнациональных отношений выяснилось, что ряд отношений не имеет собственного названия, а те названия, которые используются, не соответствуют сути существующих отношений. Пришлось придумывать для них свою терминологию.
Выработка научной терминологии это отдельная научная проблема. Термины должны быть приняты другими исследователями, стать общеупотребимыми. Автор предлагает в данной статье некоторые подходы к решению проблемы терминологического дефицита и выносит их на обсуждение. Он готов выслушать дельные замечания, чтобы не уподобиться ревнителям чистоты русского языка, которые предлагали в свое время использовать термины «мокроступы» для обозначения непромокаемой резиновой обуви взамен пришлому термину «калоши».
Мы исходим из предположения, что общество состоит из множества этносов, каждый из которых самостоятельно обеспечивает воспроизводство своих коллективных свойств. Этносы конкурируют между собой за ресурсы существования, в том числе и с применением средств насилия. В результате один этнос может установить господство над другим этносом, навязывать ему свою волю, ограничивать в социальном развитии, отнимать созданные последним материальные богатства, а то и саму жизнь подчиненных. Как правильно назвать попавший в зависимость этнос?
Его можно было бы назвать «порабощенным», если бы в обществе доминировали рабовладельческие отношения. В обществе, где господствуют крепостнические отношения этот этнос носил бы название «закрепощенный». В капиталистическом обществе мы дали ему имя «подчиненный» этнос. Ведь наемный работник на фабрике «подчинен» капиталисту, но не «порабощен» и не «закрепощен».
Однако в русском языке антонимом слова «подчиненный» является слово «начальник». Поэтому следовало говорить не о паре «господствующий этнос – подчиненный этнос», а о паре «начальствующий этнос – подчиненный этнос». Но в русском языке это будет полный аналог «мокроступам». Поэтому мы оставили пару терминов «господствующий этнос – подчиненный этнос», постоянно помня, что значение «господствующий» несколько натянуто.
Однако мы пошли на такого рода термин поскольку в основном части рассмотренных нами случаев «начальствующий» этнос в капиталистических условиях выступал именно в функции «господствующего», поскольку преследовал и эксплуатировал этнос подчиненный, пользуясь тем обстоятельством, что в его руках находился аппарат насилия в лице государства, а зачастую и сила парамилитаристских организаций.
Западные исследователи наотрез отказываются рассматривать отношение «господство – подчинение» этносов в теоретическом плане, хотя в своих прикладных работах постоянно касаются межэтнических конфликтов, в основе которых лежит насилие. Максимально на что они готовы идти – это признать, что общество может состоять из этнического большинства и этнического меньшинства. При этом не признается, что большинство может преследовать, эксплуатировать меньшинство, что при этом используется насилие. По их убеждению некоторая дискриминация, которую ведут отдельные индивиды, принадлежащие к большинству по отношению к отдельным индивидам, которые принадлежат к меньшинству. Конфликты между индивидами в таком случае могут быть урегулированы частным путем в суде.
Таким образом, пара понятий «этническое большинство – этническое меньшинство» на деле скрывает суть отношения «господство – подчинение» в отношениях между этносами. Кроме того, «большинство» не всегда господствует над меньшинством. Например, в 1066г. норманы, говорившие на французском языке разбили английские войска в битве при Гастингсе и установили в Англии свою власть. Захватчиков было всего несколько тысяч, но они при Вильгельме Завоевателе поделили между собой все земли Англии, превратили все английское население в крепостных. Действие норманов совсем не походили на политику дискриминации, описываемую в современных учениях об этническом большинстве и этническом меньшинстве. В суд на нормандских баронов английские крестьяне не подавали. При все при этом термин «этническое меньшинство» успешно прижился и некритически используется и учеными, и политиками. Все международные правовые акты нацелены на защиту этнических меньшинств от дискриминации. Они позволяют не говорить о коллективных правах этносов, реально защищать их. Термин живет своей жизнью, отдельной от жизни угнетенных этносов. А все потому, что господствующие в нациях этносы заинтересованы в том, чтобы сокрыть тот факт, что они дискриминируют подчиненные им этносы, разрушают социальные инструменты и институты, преследуют элиты, ассимилируют массы подчиненных этносов.
В рамках выдвинутой нами гипотезы о характере взаимодействия этносов мы выделили четыре принципиальные модели: модель равных отношений между этносами; модель господства одного этноса над другим, с делением на случай подчинения и на случай уничтожения одним этносом другого; временную модель господства подчиненного этноса в союзе с массами господствующего этноса над элитами господствующего этноса.
Повторение содержания каждой из моделей крайне неудобно для анализа и изложения полученных выводов напрашивается обозначение каждой из моделей своим термином. Мы выбрали термины «белая», «коричневая», «черная» и «красная» модель. Привязка к цветам носила ассоциативный характер. В годы Гражданской войны в России «белой» называли армию, которая защищала право русских на равные позиции с другими российскими этносами. «Красной» называли армию, которая сражалась з то, чтобы отобрать богатства и статус русских правящих элит, и передать их, как массам русского населения, так и массам не русского иноэтнического населения.
Модель господства одного этноса над другим и осуществление первым политики дискриминации и преследования последнего мы обозначили как «коричневую».
Модель господства одного этноса над другим и осуществление первым политики порабощения и уничтожения последнего мы обозначили, как «черную».
Эти термины использовали публицисты для обозначения фашистского и нацистского политических режимов, соответственно публицисты ориентировались на цвет мундиров отрядов СА и СС, соответственно.
Может быть это и не лучшая терминология, но найти хоть какую-то другую в специальной литературе нам не удалось. Данные четыре цветовых термина были привязаны к конкретной форме взаимодействия этносов – национальной. Однако модели эти действовали и при существовании этноса в форме народ или народность. Логично, что эти модели при каждой из специфических форм должны быть обозначены отдельными терминами. Скажем в условиях рабовладения «черная» модель действует несколько иначе, чем в условиях капитализма. Для капитализма внедрение «черной» модели это регресс, а для Древнего мира – прогресс, обеспечивающий накопление прибавочного продукта, и способствовало развитию культуры, религии у господствующих этносов. Именно рабство породило расцвет культуры Древней Греции и Древнего Рима.
Для обозначения этих различий следовало бы ввести специальную терминологию, поскольку ее сейчас нет. Мы этого не делаем, понимая, что без признания научным сообществом базовых терминов нельзя вводить дополнительные. Будет нарушен принцип Оккама и созданы сущности, в которых пока нет потребности.
Уточнение понятийного аппарата, который используется при анализе межэтнических отношений, ставит вопрос о расширении не только научной терминологии, но и расширении обыденной лексики.
Например, возникает проблема как именовать индивидов, которые действуют в рамках той или иной модели взаимодействия этносов. В рамках «красной» модели индивид, который выступает за установление отношений, при которых господствуют бывшие подчиненные этносы в союзе с массами бывшего господствующего этноса, носит имя интернационалист. Он противостоит представителям правящей элиты бывшего господствующего этноса, которых именуют националистами.
В рамках «коричневой» модели индивид, который выступает за предоставление своему этносу особых прав, за возможность эксплуатировать и преследовать представителей другого этноса называется националистом.
А вот для представителя подчиненного этноса, который хочет восстановить свои права названия нет. Если он выступает за то, чтобы самому стать господствующим, то его можно назвать тоже националистом. А если он просто хочет самостоятельно существовать, как этнос, то имени у него нет. Точно так же, как нет имени у всех индивидов, которые хотят развивать свой этнос на основе своих собственных материальных и социальных ресурсов, то есть по предложенной нами классификации действует в рамках «белой» модели взаимодействия этносов.
Согласно правилам словообразования в русском языке такой человек должен именоваться националом. Этот термин непривычен, режет ухо, но он совершенно не подобен «мокроступам». Тем более, что в английском языке подобного термина вообще существует.
Слово национал широко используется в составных словах. В название партий, например, «национал-консервативная», «национал-демократическая», «национал-коммунистическая» и даже «национал-социалистическая». Нам эти названия ухо совсем не режут. Существует даже название «национал-большевик» для участника одного из крыльев коммунистического движения.
Около ста лет тому назад слово «национал» достаточно широко использовалось для обозначения представителей не русских этносов, живших в Российской империи и сохранявших свои этнические черты. Несомненно, что и сейчас оно может употребляться для обозначения людей, которые хотят сохранить свою этническую идентичность, для обозначения русских в том числе.
Наконец, в рамках «черной» модели взаимодействия этносов индивид, который хочет поработить или уничтожить представителей другого этноса носит имя нацист. Оно образовалось от названия члена НСДАП, реализовывавшего подобного рода политику.
Для обозначения того индивида, кто выступает против такой политики используется имя антинацист, а как синоним антифашист, хотя это и различные движения. Но различия между нацизмом и фашизмом достаточно сложны для обыденного создания, поэтому пока нет смысла поднимать вопрос об их исправлении за пределами научной дискуссии. В смысловом плане нацисту должен противопоставлять интернационалист или национал-человек, который хочет сохранить свой этнос от порабощения и уничтожения. Это смысловое различие хорошо чувствовали коммунисты-интернационалисты, которые в 30-х−40-х годах ХХв. Создавали и возглавляли антифашистские народные фронты, фронты национального спасения.
При рассмотрении таких квази-этнических отношений, как расовые и межрелигиозные, выявляется еще большая терминологическая путаница, чем собственно в сфере межэтнических отношений. Индивид, который выступает за порабощение и уничтожение представителей другой расы называется расист. Для обозначения индивида, который выступает против расиста термина нет. Иногда употребляют слово антирасист. В американской истории белых, которые в середине XIX века выступали против рабства афроамериканцев называли аболиционистами, что схоже со смыслом термина антирасист, но слово это не прижилось. Видимо, потому, что движение аболиционистов в США после окончания Гражданской войны сошло на нет и негры еще сто лет оставались преследуемы и дискриминируемы. В 60-е гг. ХХ века возникло мощное движение негров против белого расизма, хотя они и были все это время лично свободными. Это движение назвали правозащитным, хотя борьба шла конкретно за права черного населения. Термин «правозащитное» полностью скрывал то, что движение было против белого расизма. Белые сделали терминологическую подмену специально, чтобы ослабить силу протестного движения. Тут же «учение» о правозащитной деятельности было распространено на народы, которые «русские угнетают в СССР». Потом стали защищать права ЛГБТ сообщества. Терминологическая путаница позволила американским WASP (белым-англосаксам-протестантам) сохранить позиции правящей расово-этнически-религиозной общности.
Нерешенность расового конфликта в США породила появление в США черного расизма. Не имея своей идейной базы он стал использовать для мобилизации масс исламское вероучение. Негры стали отпадать от протестантских церквей, которые их подспудно связывали с белыми.
В составе WASP появились индивиды, которые выступали против белого расизма, но для них тоже не нашлось термина – их именовали «леваками», хотя суть их действий была совсем не в установлении социального равенства на основании социалистической доктрины. Называть себя антирасистами они не хотели, правозащитниками – тоже. «Леваки» боролись за свободу эмиграции в США и в этом отношении была антиксенофобами, но так свою позицию не обозначали.
В Европе с 80-х гг. ХХ века расовый конфликт разворачивался между прибывавшими мигрантами и коренными нациями. Первые были арабы, турки, негры, вторые – белые. Правительства подавляли движение белых, называли их расистами, а их идеи ксенофобскими. Белые называли себя националистами, отвергали обвинения в расизме. Для обозначения политики, направленной на защиту белого европейского населения, которое не желало пользоваться выгодами расовой дискриминации и преследования, специального термина также не нашлось.
Для обозначения этого феномена подошло бы имя «расионал» по аналогии с «националом», однако звучит оно по-русски ужасно, непривычно.
Впрочем, дело привычки. Скажем, для обозначения политики раздельного развития рас используются два термина: сегрегация и апартеид. Однако человек, который проводит такую политику не называется сегрегатором или апартеизатором. Используется сложная конструкция «сторонник политики сегрегации» или сторонник «политики апартеида».
Это соображение относится и к европейцам, которые выступают против инорасовой миграции. Термины «ксенофоб» не отражает их позиции, хотя и звучит благостно.
Столь же сильная неразбериха царит и в сфере межнациональных отношений, которые мы определяем, как квази-этнические.
Правящий этнос обозначает свою религию, как единственно верную – правоверную. Религия подчиненного этноса определяется, как сектантская или ересь. Она подлежит преследованию, ее сторонники дискриминируются. В рамках «черной» модели дело доходит до разрушения храмов, монастырей, кладбищ, расхищение священных книг, одежд, утвари, преследования и убийства священнослужителей. Этим явлениям не даются собственные называния. В православной традиции таких людей называют святотатцами, кощуственниками, а тех, кто страдает от их действий – страстотерпцами, мучениками.
Англосаксонские учены сами факты преследования на основе вероисповедания описывают, но не осмысливают, своих имен этим явлениям не дают. Иначе придется признать существование в мире деления наций на господствующие и подчиненные этносы, ошибочность политики защиты прав индивидов, а не прав коллективных субъектов, включая религиозные общины.
В целом мы показали, что терминология, которая описывает сферу межэтнических отношений достаточно скудна, а та, которая используется неточно отражает суть этих отношений. В значительной степени это вина господствующих этносов, которые не заинтересованы в том, чтобы существовало правдивое отражение действительности. Это позволяет им сохранять положение, позволяющее занимать высшие позиции на социальной лестнице и присваивать себе большую часть производимых материальных благ.
Александр Гапоненко, правозащитник, политический узник Рижской центральной тюрьмы
27.05.25
Connect with
