За счет игры на противоречиях между мировыми державами и державами второго ранга, которые также заинтересованы в своем присутствии в Центральной Азии, политические режимы Центральной Азии существуют все эти 20 лет, сказал в эксклюзивном интервью «Голосу России» заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин, комментируя условия, в которых проходит визит Владимира Путина в Таджикистан
«Я бы все-таки не говорил о том, что речь идет о конкретном решении Ташкента создать некий противовес российскому влиянию в Центральной Азии. С одной стороны, некоторые признаки подобного рода решения просматриваются. Во всяком случае Ислам Каримов уже второй раз предваряет визиты российского президента своими визитами в другие государства Центрально-Азиатского региона, в ходе которых происходит частичное озвучивание узбекской позиции по ряду сложных проблем региона. Но говорить о том, что эта тенденция имеет устоявшийся характер, и что Ташкент превращается в конкурента России, все-таки, еще пока рано. Хотя в центрально-азиатском экспертном сообществе уже нет недостатка в подобного рода оценках. И казахстанские эксперты, и таджикские эксперты, и киргизские эксперты говорят о том, что действия Ташкента лежат именно в этой логике: в стремлении отстоять свое видение того, как следует развивать регион, и влияние России Ташкент пытается заменить своим, по оценке этого же экспертного сообщества. Естественно, никаких официальных заявлений, которые подтверждали бы подобного рода намерения, Ташкент пока не допускал.
— Кто на Ваш взгляд претендует на роль лидера региона?
— За 20 лет суверенного развития пяти Центрально-Азиатских государств ситуация складывается таким образом, что де-факто в регионе существуют два центра силы по своим экономическим возможностям, по военно-политическим возможностям и, в конце концов, по человеческому потенциалу, это Узбекистан и Казахстан. Узбекистан в силу своего демографического, сырьевого и военно-политического потенциала претендует на то, чтобы занять место ведущей региональной силы в Центральной Азии. Другое дело, что это стремление Узбекистана находит у ближайших соседей, мягко говоря, прохладную реакцию. Никто не хочет видеть Ташкент региональным центром, который будет контролировать политические процессы в сопредельных государствах. К Ташкенту отношение очень осторожное. И объясняется это во многом тем, что за все годы суверенитета Узбекистан всегда демонстрировал жесткий стиль отношений со своими ближайшими соседями. По сути дела, если называть вещи своими именами, у Узбекистана сейчас плохие отношения со всеми государствами, с которыми он граничит. С кем-то чуть лучше, с кем-то чуть хуже. Но в целом именно напористость, жесткость, с которой Узбекистан отстаивает свои национальные интересы и борется за место ведущей силы в Центральной Азии, вызывает у соседей не самые лучшие эмоции. И в Бишкеке, и в Душанбе, и в Астане, и в Ашхабаде эти стремления Узбекистана построить некое великоузбекское государство воспринимают без большого оптимизма.
Что бы ни говорилось и какие бы действия в самом регионе не предпринимались, в том числе, и Ташкентом, Россия остается ведущей военно-политической, экономической силой в регионе. За последние годы позиции России в регионе стали несколько слабее, чем были, допустим, в начале 90-ых, но тем не менее, если посмотреть на структуру товарооборота, характеристики военно-технического сотрудничества, военно-политического партнерства, активность в интеграционных процессах, касающихся региона, видно, что Россия остается доминирующей силой. Экономические позиции завоевывает Китайская Народная республика. С одной стороны, это конкуренция, которую Россия пока проигрывает, но, с другой стороны, и с ментальной точки зрения, и с исторической, и с географической Центральная Азия еще долго будет оставаться в зоне притяжения Российской Федерации. В конце концов, географию вряд ли удастся кому-то обойти так же, как и столетия совместного проживания. Это не материальная, но в определенном смысле становящаяся порой материальной сила. Естественно, на центрально-азиатском поле идет конкуренция, тот же Ташкент также не всегда самостоятелен в тех или иных решениях, но по большому счету, 4 из 5 центрально-азиатских государств до последнего времени являлись членами ОДКБ, пока Узбекистан не приостановил свое членство в Организации Договора о коллективной безопасности. Четыре из пяти государств являются членами Шанхайской организации сотрудничества, где Россия также играет не самую последнюю роль. Все пять государств являются членами СНГ. Туркменистан в этом году является председателем Содружества Независимых Государств, и он очень активен на этом посту. Все пять государств с оговорками, естественно, но подтверждают свое членство в будущей зоне свободной торговли. Казахстан является членом Таможенного союза. Киргизия и Таджикистан явно взяли курс на вступление в эту экономическую структуру. Поэтому видно, что позиции России достаточно сильны. Конкуренция на этом поле и с Западом, и с Востоком у России, конечно же, будет. Она была все эти годы и никуда не денется.
По большому счету, Узбекистан — это союзник России. Другое дело, что союзник этот, конечно, иногда не слишком предсказуемый, очень самостоятельный, но это суверенное государство. Оно имеет право на отстаивание собственной политики так, как оно ее видит. Другое дело, что эти постоянные «шараханья» Узбекистана от Запада к России и от России к Западу, я так полагаю, никого в Москве особо сильно не радуют. Но к ним в определенном смысле уже привыкли. Я не думаю, что нынешняя более прозападная, чем пророссийская политика Узбекистана, это навсегда. И более того, я не думаю, что это будет продолжаться много лет. Скорее всего, со сменой руководства, со сменой внешнеполитических приоритетов, возможно, после 2014 года, когда состоится вывод западного контингента из Афганистана, мы можем оказаться свидетелями новой трансформации узбекской внешней политики.
— Удастся ли России сохранить влияние в этом регионе?
— На самом деле, конечно же, все государства Центральной Азии, включая даже такие государства, которые являются близкими партнерами России, как тот же Казахстан, исповедуют примерно одну и ту же внешнюю политику. Называют ее по-разному: многовекторности, равноудаленности. По сути дела это политика лавирования между различными мировыми центрами силы и извлечение за счет этого лавирования самых разнообразных дивидендов, материальных и нематериальных. Кому-то удается такое лавирование лучше, как нашим казахстанским друзьям. Кому-то удается хуже, как Узбекистану, но тем не менее все действуют по примерно одной схеме. Это относится и к Туркмении, и к Таджикистану, и к Киргизии, в той же мере, что и к Узбекистану и Казахстану. За счет этого лавирования, за счет игры на противоречиях между мировыми державами и державами второго ранга, которые тоже заинтересованы в своем присутствии в Центральной Азии, политические режимы Центральной Азии существуют все эти 20 лет.
Я думаю, что ожидать от этих политических режимов какой-то определенности, какой-то окончательной политической ориентации на Запад или на Восток бессмысленно. Просто потому, что в силу ограниченности всех ресурсов, которые есть в распоряжении политических режимов центрально-азиатских государств, им ничего другого не остается, кроме как играть на разных столах и пытаться извлечь максимум выгоды из максимального количества партнеров. Это касается и инвестиций, и военно-политического сотрудничества, и самого широкого спектра экономических отношений, кредитов, финансовой помощи и так далее. То есть по большому счету у всех центрально-азиатских республик нет выбора, кроме как стараться дружить со всеми и получать от всех максимальное количество выгод. Поэтому ожидать пересмотра этой политики не следует. Внешнеполитические центры влияния на Центральную Азию тоже это прекрасно понимают. Поэтому ни в Вашингтоне, ни в Брюсселе, ни в Пекине, ни в Москве никто и не требует от центрально-азиатских режимов какой-то ясности и четкости в их внешней политике. Все понимают, что у этих государств, даже у самых благополучных из этих государств, очень ограниченное количество возможностей и ресурсов, и понятно, что каждый из мировых игроков на центрально-азиатской шахматной доске старается извлечь собственные выгоды: экономические, сырьевые, политические. Но все понимают, что в силу слабости центрально-азиатских государств рассчитывать на то, что они займут какую-то одну сторону, уйдут в какой-то один лагерь невозможно.
— Насколько опасно для России создание каспийского газопровода?
— Транскаспийский газопровод — это, безусловно, не экономический, а, скорее, политический проект. Проект, который отстаивается и Европейским Союзом, и активно поддерживается Соединенными Штатами. Проект, против которого активно выступает Российская Федерация, Исламская республика Иран и в общем Китайская Народная Республика, хотя старается вслух об этом громко не говорить. Ясно, что этот проект нанесет серьезный экономический и геополитический ущерб российским поставщикам углеводородов на европейские рынки, и ясно, что с точки зрения российской внешней политики реализация этого проекта не отвечает интересам нашей страны. Но я думаю, что он и не будет реализован в силу макроэкономических условий. Европе сейчас не до новых газопроводов, политические проекты транспортировки углеводородов сейчас становятся менее актуальными в связи с мировыми кризисными явлениями. Посмотрите, о Nabucco сейчас почти уже не вспоминает никто, кроме тех, кто в Европе имеет материальный или политический интерес от реализации или от разговоров о реализации этого проекта. То же самое относится и к Транскаспийскому газопроводу. Понятно, что и в Ашхабаде, и в Баку многие, наверное, были бы заинтересованы в том, чтобы бросить такую трубу, потому что это деньги и политическая поддержка со стороны Брюсселя и со стороны Вашингтона. Но я думаю, все-таки здравый смысл возобладает. С другой стороны, по экономическим, по технологическим и по экологическим соображениям строить эту трубу достаточно сложно. Кроме того, есть проблема отсутствия юридического статуса Каспийского моря. И понятно, что и Тегеран, и Москва, вполне обоснованно могут заблокировать это строительство просто потому, что строительство каких-то масштабных, угрожающих экологии газопроводных проектов в море, которое не имеет юридического статуса, на мой взгляд, совершенно невозможно. Поэтому я думаю, и в Баку, и в Тегеране не очень серьезно ориентированы на реализацию этого проекта. Другое дело, что в рамках региональной конкуренции Запад будет активно подталкивать и Туркменистан, и Азербайджан к тому, чтобы страны преодолели противоречия, которые есть. Но я думаю, все-таки это трудно реализуемый процесс. Кроме того, пока до сих пор ни одно крупное финансовое учреждение, ни частное, ни межгосударственное, не объявило о том, что оно готово финансировать проект. Слишком велики политические риски того, что инвестиции могут сгореть.
— Поддержат ли в Баку этот проект?
— Баку те же европейцы или американцы могли обещать какую-то серьезную политическую поддержку по тем или иным вопросам. Поэтому, в принципе, даже не имея каких-то серьезных надежд на то, что этот газопровод принесет серьезную финансовую отдачу, Баку может поддержать этот проект, исходя из политических соображений. Поэтому ясно, что Баку теоретически может поддержать эту трубу. Но, как мне кажется, Ильхам Алиев прекрасно понимает, что есть пределы, до которых Россия готова благожелательно рассматривать и туркменские, и азербайджанские экономические инициативы, а есть определенная линия, далее которой заходить небезопасно.
Я думаю, что все и в Ашхабаде, и в Баку прекрасно понимают, что трубопровод через Каспий, соединяющий альтернативные пути выхода энергоносителей на западный мировой рынок с центрально-азиатскими ресурсами, рассматривается в Москве подавляющим большинством российской элиты, и правой, и левой, как угроза экономическим и национальным интересам Российской Федерации. Прямая, конкретная угроза, против которой надо бороться и использовать в этой борьбе самые разнообразные методики».