Елена Петрова, Анна Скудаева, Татьяна Свиридова
Об этом советник президента рассказал, обсуждая проблемы экстремизма в России. Запрет мусульманской одежды, закрывающей женщину от кончиков ног до кончика носа, предлагается сделать символом борьбы против всего чужеродного, что угрожает существованию российской государственности.
Но было уже поздно — джин в бутылку возвращаться не хотел. СМИ, для которых тема мигрантов и борьбы с ними приносит значительно больше трафика, чем даже погода, не говоря уже о промышленной политике российской власти, в последние дни только и пишут о никабах.
В МВД «причинно-следственной связи между ношенимем одежды, смоделированной в соответствие с религиозными правилами, и противоправными деяниями экстремистской направленности» не обнаружили.
Иными словами, связи между терактом и никабом в ведомстве Колокольцева не видят. Но у российских правоохранительных органов есть еще одна задача, которую с нее никто не снимал — борьба с митингующими. С 2004 года в России запрещено носить на протестные акции маски, средства маскировки и другие предметы, мешающие идентификации личности.
Заместитель директора Института стран СНГ, политолог Владимир Жарихин выступает за то, чтобы запретить никабы, именно из соображений безопасности:
— Мне кажется, неслучайно в некоторых странах никаб запрещают. Он полностью лишает возможности идентификации лица. Там может скрываться не только хрупкая женщина, но и пусть небольшой, но злой мужчина. Это требование общественной безопасности. Я считаю, что никаб в России нужно запрещать: это опасно. И дело не в религиозных вещах, а в вопросах безопасности. У нас приветствуется более свободная одежда мусульманок с открытым лицом, с платком на голове. А никаб препятствует идентификации: под ним может скрываться кто угодно.
Никабы предлагают запретить не только для того, чтобы защититься от «небольших злых мужчин», но и для того, чтобы предотвратить образование гетто. Правозащитник Александр Черкасов вспоминает в этой связи Салтыкова-Щедрина и Нестора Кукольника: «Прикажут — завтра стану акушером»:
— Фадеев — пример того, как вместо защиты прав пытаются все запрещать. Школа должна интегрировать людей с различным культурным бэкграундом в единую политическую нацию. Исключение групп, плохо знающих русский язык, порождает геттоизацию, криминализацию и т. д.
Проблемой обучения русскому языку тех, кто его не знает, занималась школа для детей беженцев при организации «Гражданское содействие» (иноагента) Светланы Ганнушкиной*, чтобы любой ребенок мог учиться и становиться гражданином. А запреты, хотя выглядят как нечто патриотическое, имеют совершенно обратный смысл. В долгосрочном плане это работает на геттоизацию общества и на криминализацию. Впрочем, эти дальнейшие последствия не волнуют чиновников, задача которых — высказываться в рамках актуальной повестки.
Как ни велика поддержка населения государства, однако тема безопасности после теракта в Крокусе стала актуальной. Вернулись и старые вопросы: может ли правоохранительная система, которая после громких терактов в Москве и на Кавказе начала 21 века увеличилась в разы, защитить население от исламского терроризма?
Доктор политических наук Юлий Нисневич полагает, что дискуссия о никабе — это продолжение событий конца марта в Красногорске:
— Эта дискуссия — продолжение истории в Крокусе. Наши власти пытаются доказать, что все держут под контролем. А так как не понимают, как с этим бороться, это просто продолжение Крокуса.
После Крокуса настороженное отношение к иноземцам в стране значительно усилилось. Это отмечает и историк церкви, доктор исторических наук Сергей Бычков:
— События в Крокусе пробудили во многих людях ксенофобию. Это естественная реакция, эти ксенофобские настроения. В Библии есть такое понятие — пришелец. Для израильского народа это были чужеземцы, которые приходили, селились и жили на территории Израиля среди населения. Все псалмы говорят о том, что надо принимать пришельца как своего. А здесь опять это деление свой — чужой. Если в никабах — то чужой.
За никаб высказались российские имамы. Для них накидка — тоже символ. Муфтий Москвы и главный имам Московской соборной мечети Ильдар Аляутдинов рассказал, что ДУМ не пропагандирует ношение никаба, но и предупредил, что запрет может сказаться ни много ни мало на целостности страны:
Предупреждение имама трудно трактовать двояко — начав с таджиков и других трудовых мигрантов из Средней Азии, очень быстро можно скатиться к более сложным проблемам — внутри страны.
— На фоне последних событий в Крокусе это вызывает определенную тревогу, но со стороны властей не делается ничего, чтобы заняться серьезно проблемой мусульманства в России. Если в православии наблюдается очень серьезный отток от церкви, то в мусульманстве мы видим противоположную тенденцию — там все больше и больше молодежи. В православных храмах все меньше и меньше молодежи. Все больше преобладание людей пожилого возраста и стариков. Это вызывает определенную тревогу и побуждает власти к каким-то необходимым действиям к тому, чтобы действительно пойти навстречу этим явлениям.
Самый ясный путь в решении такого рода проблем был бы в том, чтобы следовать российской Конституции. В Основном законе записано, что Россия — светская страна, где религии отделены от государства.
Юлий Нисневич полагает, что усиление РПЦ в России — это от политики:
— От жесткой секулярности пострадает РПЦ. Хорошо, на счет никабов понятно. А что тогда делать с РПЦ? Тоже закрыть теологические факультеты и все прочее? Усиление РПЦ — чисто политические игры. Они захотели получить поддержку, исходя из странной статистики, что 64-65% у нас православные. Просто никто в башке не держал, что все 64% даже не знают, как устроено православие. Воцерквленных, по разным данным, от 8 до 15%. 15% дает РПЦ, 8% — это социологические данные. 2% — это те, кто знает больше двух заповедей из Библии.
Но проблемы есть не только у православных, но и у мусульман России. Высшие имамы — выходцы из Советского Союза, приток молодежи в ислам значительный, однако разрыв между духовными наставниками и паствой огромный, говорит Сергей Бычков:
— Здесь нужно обратить внимание на подготовку имамов, потому что часто оказывается, что рядовые мусульмане оказываются более просвещенными, чем их духовные наставники. Я уже не говорю о Чечне, когда мы видим, что молодежь и девушки отказываются жить там и подвергаются домашнему насилию, вызывает определенную тревогу, потому что средневековые нормы, которые там пытаются ввести, дух шариата, вряд ли это может вызвать понимание у мусульманской молодежи. Это тревожная тенденция.
Неизвестно, верит ли сам глава СПЧ Фадеев, что его усилия по запрету никабов принесут результат. Частично власть ответила на страхи в обществе — мигрантам из Таджикистана стало намного сложнее пересечь границу, а около 1000 человек были депортированы на родину. Однако эксперты в запрет верят слабо, и для этого есть несколько причин.
— Это ничем не закончится, потому что никто не заинтересован в обострении ситуации по большому счету. Это такой вброс, чтобы показать, что мы защищаем граждан в нашей стране. Ничем серьезным это не закончится. Никто из политиков не захочет портить отношения с имамами, мусульманами, их у нас приличное количество, особенно, в городах, например, в Москве, плюс Кавказ. Ситуацию обострять никто не захочет, тем более, там и так не все спокойно, — говорит Юлий Нисневич.
Теоретически есть легальная возможность запретить ношение никабов в государственных учреждениях, как во Франции. Но Париж и Москва — это не одно и то же, считает историк Сергей Бычков:
— Чтобы было как во Франции, надо иметь достаточно твердую власть, которая бы знала, чего она хочет, куда она идет. Равняться с Францией вряд ли нам стоит. Я сомневаюсь, что вряд ли в нынешней ситуации, очень тревожной и беспокойной, власть пойдет на такие резкие меры.
Россия — литературоцентричная страна. Что же, к запрету никабов приложима еще одна цитата, из Грибоедова: «Шумим, брат, шумим».
*Внесен Минюстом в реестр иностранных агентов