Развеяв былое чародейство вымысла о процветании страны, "перестройка", как известно, породила в "бывшем СССР" моду на "горчицу после ужина". На пиру низвержений намазывали ее, естественно, и на культуру. Утверждения "культурная социалистическая революция привела к созданию культуры нового, высшего типа", "советская социалистическая культура - самая передовая в мире", "СССР - самая читающая страна на планете" и т.п. к 1990 году были вдребезги разнесены приговорами: "итог семидесяти лет - духовная пустыня на огромном пространстве одичавшей страны", социализм - это "вакханалия дичайшего разрушения культуры", "в России от культуры только пни остались". О годах "застоя" деятели культуры, ученые, новые политики "идеологического профиля" вопияли гласом велиим: "иссушены корни народной и классической культурной традиции", "летаргический сои литературы", "кризис театра", "смерть архитектуры", "разрушение памятников истории и культуры - в среднем по двенадцать в день"; СССР скатился на 41-е место в мире по уровню образованности населения, в 8,5 раз отстает от США по производству бумаги на душу населения, занимает 29-е место в мире по числу музеев на миллион жителей и одно из последних в Европе по числу театров, выставочных залов, симфонических оркестров...

Некоторые "новые данные" не соответствовали действительности (к примеру, в области образования в середине 80-х годов СССР занимал не 41-е, а 7-е место в мире; советская музейная статистика охватывала лишь "официальные" учреждения, а на Западе музеем считается любая постоянная экспозиция; похоже, что СССР и в самом деле был все-таки самой читающей страной в мире и т.д.).

Общие выводы о "гибели культуры" в нашем отечестве слишком категоричны и гиперболизированы вследствие и политических спекуляций, и "катастрофического сознания", которое овладело значительной частью общества, во всяком случае в статье о культуре изданной в 1988 г. в Оксфорде "Энциклопедии русской революции", в недавней книге известного противника коммунизма Збигнева Бжезинского о "конце коммунизма в XX веке" и в других западных изданиях культурные процессы в СССР оцениваются во многом иначе, в них отмечаются и беспрецедентные достижения советской культуры.

И все-таки "перестройка" действительно развеяла многие мифы о культурном процветании страны, сказала много правды (хотя правда, как известно, это еще не истина). М.Горбачев осудил "остаточный" подход к культуре, сформулировал положение о возвращении интеллигенции "собственной роли в обществе". А.Яковлев в жестком идеологическом противоборстве настаивал на замене в духовной жизни принципа "или-или" принципом "и-и", что вернуло в жизнь общества ранее "запретные" культурные ценности на переходе страны с "особого пути" в культуре на "магистраль общечеловеческого развития", что поднимало шлагбаум идеологической монополии. "Перестройка" существенно изменила статус национальных культур, нанесла удары по диктату КПСС в духовной сфере, пыталась решить некоторые больные вопросы экономики культуры. При всей половинчатости складывавшейся в СССР новой культурной политики к пику "перестройки" можно было утверждать по крайнем мере следующее: деятели культуры получили столько свободы творчества и политической независимости, сколько они никогда не имели за всю тысячелетнюю историю России.

Достаточно оснований и для утверждения, что деятели культуры сыграли особенно важную роль, как в духовной подготовке обновления нашего общества, так и в развертывании самой "перестройки". Поэтому "августовская революция" и намерения нового политического режима в России приступить к "реальным реформам" воспринимались едва ли не большей частью творческой и гуманитарной интеллигенции как собственная победа.

Это тем более основательно, что уже к 1989-1990 гг. интеллигенция стала критиковать не только "старую" культурную политику КПСС, но уже и новую культурную политику "перестройки". Причин для этого оказалось больше, чем достаточно. Последние обращения деятелей культуры к президенту СССР содержали резкие упреки в "развале культуры" "перестройкой", в материальном обеднении интеллигенции, манипулировании ею как "инструментом" ожесточающейся в стране политической борьбы.

Однако было бы ошибкой сводить настроения деятелей культуры к некой единой формуле. Во всяком случае их мнение о "перестройке в сфере культуры" в "эру Горбачева" группируются как минимум в три позиции.

(1) Никакие существенные изменения в культуре не произошли "перестройка" лишь "озвучила" ранее затаенные горестные сетования на идеологический и административный диктат, "легализовала" андеграунд, который и без того был знаком едва ли не большинству образованной части общества, да открыла шлюз для русской эмигрантской и западной "массовой" культуры.

Причина нерешительности культурной политики "перестройки" лишь в малой степени состоит в субъективной воле ее лидеров и "прорабов". Административно-командная система осуществляла в отношении культуры вовсе не "остаточный" подход, а достаточный. Это означает, что уровень культуры соответствовал политическим, экономическим, социальным потребностям "системы": меньший привел бы к ее угасанию, а больший - к взрыву. Поскольку "центр" избрал политику эволюционного изживания "системы", а не ее силового слома, ПОСТОЛЬКУ "система" инстинктивно сохраняла и культурную политику, меняя "мелкими шагами" в основном лишь антураж культурной жизни общества. Таким образом, для действительного культурного обновления страны требуется радикализация "перестройки".

(2) Другая точка зрения: изменения в культуре по форме взрывообразны, а по своему содержанию - разрушительны. От устремленности к "прекрасному будущему" интеллигенция бросилась в идеализацию "прекрасного прошлого", от атеизма к религии, оккультизму и мистике, от интернационализма к национализму, от "социалистического пуританства" к смакованию жестокости и других темных сторон человеческой натуры. Налицо не прогресс, а регресс культуры. Бюрократизма в сфере культуры, кажется, стало поменьше. Но зато появились тысячи дельцов, которые подводят под общество "нравственный Чернобыль". Республики получили независимость, но это ведет к духовному сепаратизму и автаркии: резко уменьшились культурные обмены между ними. Произнесено множество слов о социальной справедливости, а из села уходят кинофикация, концертные организации, почти свернулось комплектование сельских библиотек. Творческими союзами больше никто не командует, но некоторые из них превратились в "коммунальную кухню" или штабы политического давления интеллигенции на власть. Исчез "железный, занавес", но к нам едут преимущественно изношенные рок-ансамбли, третьестепенные театральные труппы, а от нас ринулись на новое местожительство талантливые деятели искусства, поплыли на зарубежные аукционы шедевры искусства, народных ремесел, раритеты.

Таким образом возникла опасность подмены "обновления культуры" ее разрушением и "заменой", что в сущности оказывается повторением "культурной революции" большевиков, только другого цвета.

(3) Третья точка зрение: "перестройка" в культуре происходит так, как только и может происходить. При переходном состоянии общества в культурная ситуация - тоже переходная. Это этап, когда одна культурная политика уходит, а другая еще не утвердилась, позитивные и негативные процессы взаимодействуют сложным образом: и погашают один другой, и, наоборот, сосуществуя, взаимно стимулируют друг друга. Тут надобно терпение, чтобы предоставить дело саморегуляции, не вмешиваться извне с какими-либо "нормами", будь они "старыми" или "новыми". В противоборстве двух начал родится и победит нечто третье - это и будет "нормальная культура".

Глубже и перспективнее всего третья точка зрения: происходящие противоречивые культурные процессы неизбежны, их не перескочишь, ибо, как говорится, не пережив поста, пасху не празднуют Эти процессы проистекают из всех предшествовавших им общественных обстоятельств. Будучи правильно понятыми, они - предпосылки дальнейших перемен в культуре. Другое дело, что наряду с собственными внутренними процессами изменения культура испытывает мощнейший пресс извне: она политизирована и используется как средство борьбы разных сил; она коммерциализируется и становится добычей как отечественных, так и зарубежных "негоциантов"; наконец, культура стала полем раздоров и мести различных корпораций интеллигенции. 

Естественно, что после августа 1991 г. разочарованная культурной политикой М.Горбачева интеллигенция ожидала от нового режима иной культурной политики, преодолевающей зигзаги и нерешительность, "инструментальное" использование культуры как "орудия" политической борьбы, материальное обнищание художника, культпросветчика, ученого-гуманитария. Эти ожидания стимулировались руководством России: указом № 1 президента Б.Ельцина, посвященным не чему-нибудь, а образованию, и рядом других - о проблемах культуры.

Понятно, что "постперестройка" воспринимается интеллигенцией как новый, более радикальный вариант "перестройки", который вбирает в себя и наиболее продуктивные накопления 1985-1991 гг., и груз жестоких просчетов этих лет. В отрыве от наследия "перестройки" сегодняшнюю социокультурную ситуацию оценить невозможно. Невозможно, игнорируя это наследие, выработать новую культурную политику в России. Но как в годы "перестройки" сплошь и рядом беды культуры, произрастающие из коммунистического и даже дореволюционного прошлого, смешивались с бедами, порожденными попытками реформ, так и проблемы культуры, перешедшие к России от "бывшего СССР", в общественном сознании спаслись с проблемами, порождаемыми уже самой новой Россией: это лишнее свидетельство, что "общественное мнение" - не маяк, а ненадежные блуждающие огни.

Во всяком случае, уже зимой 1991-1992 гг. критическое отношение деятелей культуры к происходящему, разочарование и скепсис превосходили уровень, который сложился к концу "эпохи Горбачева". В целом это можно назвать проявлениями нарастающей общей оппозиционности российской интеллигенции к сегодняшней власти в России. Все больше известных писателей, деятелей искусства, ученых с отчаянием стали заявлять, что "правительство Ельцина осуществляет антикультурную политику" в целях "переидеологизации" культуры, что развертываются "раскультуривание России", в унижение таланта", что обнищание литераторов, художников, ученых-гуманитариев достигло степени, близкой уже к годам гражданской и Великой Отечественной войн.

В годы "советского социализма" значительная часть интеллигенции тоже была настроена оппозиционно, хотя лишь немногие выражали это открыто. Однако коммунистический режим имел и мощную опору в лице множества интеллектуалов, конъюнктурно или искренне поддерживавших его, в том числе и на международной арене. На заре "перестройки" едва ли не впервые в истории страны после начала царствования Александра I наибольшая часть "высшего слоя" интеллигенции пошла вместе с властью, в частности, в политику включились деятели культуры мирового масштаба - такие, как С.Аверинцев, В.Астафьев, В.Вс.Иванов, ДЛихачев, ЮЛотман, Ю.Любимов, В.Распутин, эмигранты Л.Копелев, Э.Неизвестный, М.Ростропович и др. Теперь часть "элиты" уходит или ушла "в себя", другая переместилась на позицию критики режима, третья - стала ее прямым противником.

Как известно, в России с XIX века, как ни в одной другой стране, у деятелей культуры гипертрофировано представление о собственной значимости в обществе, что принуждало власть к "особым" отношениям с этими "властителями дум". Такое "особое" отношение тщательно сохранял и режим М.Горбачева, оно позволяло ему манипулировать столь мощными средствами воздействия на массовое сознание (в том числе мировое), как "громкое имя" выдающегося мастера, "выразительность слова" художника, убедительность аргументация авторитетного ученого и т.п. "Генетическая" претензия деятелей культуры на исключительную роль в обществе сохраняется и ныне. В связи с "останкинскими событиями" в июне с.г. один из секретарей Союза писателей России заявил: "Если писатели против вас, господа власть предержащие, то безнадежно ваше дело. И нет у вас будущего" (газета "Правда"). Традиционна и реакция нынешней власти на позиции интеллигенции (см. о болезненном восприятии президентом Б.Ельциным критических выступлений в средствах массовой информации кинорежиссеров С.Говорухина, Н.Михалкова и др. деятелей культуры в его интервью "Комсомольской правде").

"Не вокруг творцов нового шума - вокруг творцов новых ценностей вращается мир, и он вращается неслышно". Эта оценка Ф.Ницше верна лишь "в конечном счете". А в России "текущая история" демонстрирует совсем другое: именно творцы "нового шума" взорвали реформы 1861 г., именно они духовно и нравственно подготовили нигилизм Октября и радикализм "социалистических преобразований", именно они подорвали очевидный авторитет "умеренности" и "эволюционизма" в деле обновления страны после 1985 г. Оппозиционность российской интеллигенции по радикализму и разрушительности приближается сегодня к уровню начала XX века со всеми последствиями, убедительно показанными авторами знаменитых "Вех" и трудами выдающихся русских интеллектуалов, изданными в 30-е и последующие годы.

Однако власти России избегают объяснений с интеллигенцией. Выступления Г.Бурбулиса на встрече со странным и "секретным" образом подобранным кругом "элиты" вопросов не сняли, да и почти не стали достоянием гласности. "Рупором" правительства в области культуры оказался заведующий отделом культуры и образования Кабинета министров С.Житинев. Этот главный виночерпий на пиру раздоров интеллигенции с правительством, озадачивая общественное мнение, как своей некомпетентностью, так и загадочной непотопляемостью, в ответ на резкое недовольство корифеев нашей культуры действиями властей утверждает в печати, что в отличие от прошлых времен нынешняя российская власть передвинула вопрос о государственной поддержке культуры с заднего плана чуть ли не на самый передний: "Напомню, что первое совещание в новом правительстве России в первую же неделю его работы было посвящено вопросам продовольствия, а вот второе - культуре" (газета "Культура").

В чем же и как воплощается "приоритетное" отношение к культуре нового политического режима в России? 

Похоже, никогда в нашем Отечестве не говорили так много о сокровенной святости культурного наследия. Каковы же результаты?

Советник вице-президента России по вопросам культуры Н.Михалков, выступая в парламенте, напугал депутатов утверждением, что в последние годы из России вывезено около 80 млн. икон. Министр культуры Е.Сидоров ошарашил заявлением страну и мир: вывезено не 80 миллионов, а около 80% имевшихся в России икон. (Правда, трудно предположить, кому и каким образом удалось высчитать эти невероятные данные, ведь учет культурных ценностей в стране всегда был поставлен плохо, а уж теперь и тем паче). Книгоиздательская статистика тоже лукава и убога, однако некоторые специалисты сотрясают общественное сознание, утверждая, что сочинения Пушкина и Блока. Льва Толстого и Гоголя сегодня выходят тиражами меньшими, чем в годы послереволюционной разрухи и в трудные послевоенные. (Правда, вне контекста результатов новой издательской политики оценить такого рода факты невозможно. В условиях, когда по экономическим обстоятельствам заметно упали общие объемы издательской деятельности, печатание детективов, разоблачительной политической литературы, книг с разного рода "гороскопами" едва ли не адекватно прошлым огромным тиражам серых произведений "соц. реализма", "сборников речей и статей", пропагандистской литературы, и, следовательно- появление книг О.Мандельштама, А.Ахматовой, Н.Гумилева, А.Белого, В.Набокова и др. должно было произойти за счет "чего-то", может быть, отчасти это и были Пушкин или Л.Толстой). Сложилось представление, что после 1941-1945 годов в России не гибло столько исторических памятников, как сейчас, и никогда нельзя было вообразить, чтобы государственный бюджет был "не в состоянии" выделить несколько тысяч рублей для реставрации памятника на могиле Чехова на Новодевичьем кладбище. (Правда, официальной статистики гибели памятников сегодня просто нет, и к тому же происходит пересмотр концепции их сохранения и использования: лучше реконструкция под отели, банки в т.д. с неизбежными утратами элементов памятника, чем его полная гибель из-за немощи государства.) Так как же обстоят дела с культурным наследием, есть ли в этой области политика у правительства, или у него нет даже информации о происходящих процессах?

Множество политиков - от российского президента до коммерсантов, специализирующихся на сбыте поделок народных художественных промыслов, - заговорило Россию своими заявлениями об уважении самобытности национальной культуры. Но вот названия лишь части передач из недельной программы "облучения" народа телевидением из Москвы: "Телемикст", "Евромикс", "Сгаргинеиджер", "Маски-шоу", "Уик-энд для подростков", "Музыка в стиле пепси", "Поп-магазин", "Рок-кафе"...

"На высшем уровне" в России принято решение "разработать программу приватизации учреждений культуры и искусства (театров, музеев, зданий, усадеб) с учетом интересов законных наследников их прежних владельцев". И там же "постановлено": запретить вообще какую бы то ни было приватизацию "в сфере культуры". Российский президент предписал курс на возвращение церкви всех зданий и прочих ценностей, имеющих отношение к религии по своему исконному назначению. И он же издал указ о присвоении ряду особо выдающихся учреждений культуры статуса культурного национального достояния, из которого следует неприкосновенность целостной коллекции, к примеру, Третьяковской галереи, обладающей ценнейшим собранием икон. или бывшей Государственной библиотеки им. Ленина с уникальными коллекциями религиозных книг и рукописей...

Подобного рода противоречий в замыслах, действиях и фактах столь великое множество, что все труднее ответить на вопросы, каковы цели и "черты" нынешней культурной политики России и есть ли она вообще, какая-нибудь культурная политика.

Похоже, на сегодняшний день надежных, аргументированных ответов нет. Все уровни власти - от Верховного Совета, президента и правительства Российской Федерации до местных советов и администрации,- политические партии и движения, ученые, сами деятели культуры оказались, можно сказать, в море информационного хаоса, которое захлестнуло культурную жизнь страны волнами населения, спекулятивности, противоречий. Отсутствие положительного знания рождает догадки, иллюзии и страхи.

Многообразие оценок происходящего в России в сфере культуры можно свести к следующим позициям.

(1) Существует точка зрения, что в России идет бурный, болезненный, но осмысленный и направленный процесс "возрождения культуры" на основе духовного обновления общества и его "детоталитаризации". Правда, такие утверждения исходят в основном из кабинетов власти и без убедительных подтверждений фактами, если за таковые не считать возрождение религий (но вместе с тем и оккультизма и т.п. шарлатанства), издание ранее запрещенных книг (но вместе с тем и вытеснение из духовной жизни многих произведений литературы и искусства "советской эпохи", которые имеют мировое признание)...

(2) Все больше опасений, что нынешний политический режим, поставивший перед собой в качестве главной цели искоренение коммунизма в России, намеренно ведет дело к изничтожению культуры как орудия "советского социализма", подлая, что для разборчивого и деликатного отделения здоровых клеток от больных в этой области у него нет ни времени, ни тонкого инструмента и поэтому, чем терпеливо лечить больного, лучше загнать его под гильотину.

(3) Нарастают подозрения, что власть предержащие хотят подрубить корни самобытной национальной культуры России, видя в ней последнее препятствие" "вестернизации", а точнее сказать - созданию из России "второй Америки", что ничуть не утопичнее и не безопаснее, чем идеи "третьего Рима" или "развитого социализма".

(4) Наконец, широко распространено мнение, что класть просто недопонимает, недооценивает важность культуры, некомпетентна в этой области. До культуры не доходят руки, и ПОЭТОМУ она просто "брошена на произвол судьбы".

Вероятнее всего, происходит и первое, и второе, и третье, и четвертое, и много помимо того. Но все эти процессы, похоже, поддаются некоторому обобщению. 

Классическая наука рассматривает культуру (образование, литературу, искусство, обычаи, нравственность и т.д.) как механизм интеграции личности в социальную систему. Коли так. то "перестройка", сорвавшаяся с идеи обновления нашего общества в практику сокрушительного стихийного уничтожения всей социальной системы, независимо от чьей бы то ни было субъективной воли и какого бы то ни было "замысла", не могла не привести к катастрофе культуры.

"Ив самом деле: хочешь или не хочешь, а вместе с социальной системой разрушаются и обеспечивающие ее жизнедеятельность механизмы, в том числе, естественно, и механизм интеграции личности в эту систему. Но без последнего происходит примитивизация человека и, соответственно, варваризация общества. Так было при татаро-монгольском нашествии на Русь и в эпоху "асмуты" в России, в постреформационной Европе в XVII веке, опустошенной междоусобицами до полуодичания городов и деревень, при прочих исторических катаклизмах, когда разрушалась культура. Сегодня Россия переступила рубеж, за которым разверзлась эпоха исторического крушения именно подобного масштаба.

Следовательно, "проблема культуры" вовсе не из длинного ряда текущих дел, которым "тоже" необходимо "уделить внимание". Но ее значимость обнаруживает себя не столь быстро, как, скажем, расстройство финансов. К тому же заявления "культура в опасности" обычно воспринимаются подобно сообщениям из ботанического сада о гибели розы какой-нибудь диковинной породы в пору, когда на полях выгорает от засухи хлеб или гибнут под снарядами города и села.

Правда, интеллектуальная элита обычно во все времена в любой ситуации не теряла головы и сохраняла надежду на способность культуры самосохранятся. "Все мы сидим в помойках, но некоторые из нас смотрят на звезды", - оптимистично говорил Оскар Уайльд. Однако мировая история, кажется, не знает случаев, чтобы среди "некоторых", увидевших "угасание звезд" культуры, "были политики. Это. можно утверждать, социологический закон: "проблема культуры" куда шире и фундаментальнее, чем проблема политической власти, экономической реформы, государственного переустройства, и любая нация должна найти силы и инструмент для ее осознания и решения не только посредством власти, но и помимо власти.

И в самом деле, из Истории известно, что культура, как неопалимая купина, жизнеспособнее любых политических режимов, идеологий, государств: "Это они пусть боятся за свое выживание, а культурные традиции, памятники, создания гениев кого хочешь переживут". В масштабах исторических измерений с таким оптимистическим суждением можно и согласиться. Однако на эмпирико-социологическом уровне этот оптимизм подвергается испытанию страшными фактами.

По подсчетам немецких ученых, из культурных ценностей, созданных человечеством за всю историю цивилизации, около 75% погибло. Не случись этого, человек и история, верно, были бы совсем другими. Культура беззащитна перед такими бедами, как землетрясения, наводнения, пожары, войны. Но особенно она беззащитна перед нетерпимостью, основанной на "идее", "теории", "программе" насильственного переустройства общества. Такая нетерпимость способна лишить нацию самой почвы культуры, как буря уносит с поля плодородный слой, после чего на нем произрастают по большей части лишь сорняки да примитивные злаки. Что это "бывает", Россия XX века могла убедиться на собственном опыте. Но, видимо, всецело поглощенная действом, она все еще не увидела себя со стороны и поэтому все еще, похоже, не смогла извлечь урока.

Один из уроков драматической истории РОССИЯ - нигилистически-утилитарное отношение к прошлому. Еще Н.Карамзин упреждал: "Народ, презирающий свое прошлое, глупо легкомыслен: предки были не хуже него". Да и фундаментальные исследования западных ученых последних десятилетий "узаконили" как объективный вывод, что какого бы политического, экономического, социального и прочего обновления ни жаждала любая страна, утолить свое желание она в состоянии, лишь опираясь на прошлое, а не воспаряя к туманностям светлого будущего. Ибо первое - реальность, а второе - лишь желания, идеи, прожекты. С чем из прошлого в духовной сфере следует расстаться и каким образом это следует делать - монопольная компетенция и уникальная функция культуры, а не политики, идеологии, разного рода "теорий" и каких-либо "учений" - такой, видимо, вывод следовало бы извлечь России из драматической истории своей культуры и нации.

Но разве это не общеизвестная истина, разве ее не знали большевики? Знали. И поэтому начинали с призывов к народу осваивать все ценности, созданные человечеством, с выдвижения перед молодым поколением в качестве главной задачи "учиться, учиться и учиться", с заявлений о том, что культура должна стать независимой от какой бы то ни было власти "как в центре, так и на местах". Однако вскоре их снесло на "особый путь" создания "культуры нового, социалистического типа - самой передовой в мире". Политика узурпировала функцию культуры, высокомерно противопоставила страну, духовную жизнь народа собственному великому духовному наследию, а за одно и, в сущности, всему человечеству. Многие сегодняшние беды нашей культуры, безусловно, проросли на этом "особом пути".

Нынешний российский режим нащупывает путь нивелирования отечественной культуры ради того, чтобы она стала "как все". Политика снова, на сей раз "втихую", можно сказать, даже воровато, присвоила себе функцию культуры, снова решая за нее, что из прошлого "подходит" для ее модели "цивилизованного общества" и что надо вырубить, выжечь, осмеять.

Правда, в 20-30-е годы в стране совершилось в открытую декларируемое насилие над культурой, а теперь, похоже, интеллигенция совершила в ней "самопереворот" и сама уничтожает себя - как монархи загубили в нашей стране монархию, революционеры - революцию, коммунистические вожди - социализм, а теперь многие демократы губят демократию. Вместо новой культурной политики в России и в самом деле родилась новая "культурная революция". Вместо духовного обновления углубляется деградация. Вместо возрождения интеллигенции происходит ее вырождение. Это можно доказать системой фактов - чуть ли не буквально, как теорему.

Философия новой "культурной революции" фактически унаследована у ее большевистской предшественницы: игнорируется общеизвестная истина - если в политической, экономической, социальной сферах новое строится при условии разрушения старого, то в сфере культуры обновление происходит посредством прибавлений, а не "отмен", "минусования". И "перестройка" и "постперестройка подошли к культуре с точки зрения сиюминутных интересов, с желанием "синхронизировать" культурное обновление с переменами в других областях общественной жизни, наконец, утилитарно: стали, говоря словами русской пословицы, жать, где не сеяли, собирать, где не расточали.

Почему рухнули "апрельские" надежды деятелей нашей культуры? Почему "августовская революция" обернулась для них не вдохновением, а страхом? Существует ли почва для обвинения правительства Б.Ельцина в "антикультурной политике"? Следует ли России без разбору отбрасывать все элементы "социалистической культурной политики", если, будучи очищенными от советских деформаций, они сегодня активно используются Францией, Швецией, Испанией да и США, Японией и другими странами? Наконец, как остановить новую губительную "культурную революцию" и встать на путь действительного обновления культуры?

Вопросы такого рода нуждаются в глубоких исследованиях, терпеливом обсуждении, осторожных проектах. Однако темпы изменений всей нашей общественной жизни таковы, что не до аналитических изысков. Более того: сейчас ими некому заниматься.

Комиссии Совета Республик и Совета Национальностей парламента по вопросам культуры и культурного наследия, безусловно, самостоятельнее и энергичнее, чем в прошлые времена, но среди депутатов мало деятелей культуры, а создание экспертных советов, привлечение советников и консультантов в Верховном Совете - в отличие от большинства зарубежных стран - считается, видимо, непосильной роскошью. Отдел культуры и образования в аппарате Кабинета министров администрирует еще больше, чем в прошлом это делал отдел культуры ЦК КПСС, анализирует и советуется со специалистами - еще меньше. Академия наук и в прошлом была в стороне от осмысления культурных процессов и выработки культурной политики, а теперь еще дальше от них. Министерство культуры и туризма декларировало в качестве своей основной цели - стать "центром выработки идей", однако разогнало хоть и бюрократизировавшихся, но специалистов, а укомплектовалось значительным числом воинствующих профанов, а серьезные идеи пока подменяет банальными сентенциями и разного рода "переиначиваниями" как самоцелью. Старая официальная статистика культуры обвалилась, а новой не появилось, почти всякая отчетность отменена, а новых источников информации не родилось.

Между тем, опыт "посттоталитаризма" в Германии, Японии, Италии, Испании и других странах принуждает предполагать, что позитивные преобразования в сфере культуры будут происходить в России труднее, чем обновление других сфер, хотя неспециалистам, возможно, представляется, что все выглядит наоборот.

Такие преобразования вовсе не сводятся к замене материального содержания культуры государством на ее поддержку, к новой инвестиционной политике, к новым отношениям собственности и рыночным механизмам в культуре, к новому статусу корпораций творческих работников, реальной федерализации государственных и других структур культурной жизни, культурно-национальной автономии этносов и т.п. Они несопоставимо масштабнее: культура должна стать основой национальной идентичности населения России и прежде всего русских; она призвана обеспечить "связь времен" через наследование традиций и "внедрение" в сознание и психологию народа новых ценностей, создающих основу для модернизации России; предстоит преобразовать отношения культуры в государства в отношения культуры и народа, создать возможность для выполнения культурой и интеллигенцией их действительных собственных функций, а не роли "инструмента" власти, борьбы политических сил и идеологии. Самоочевидно, что такой масштаб задач диктует необходимость в изменении и масштаба общественных и государственных сил, которые призваны их решать.