Вооруженные Силы - составная - часть государства, а военнослужащие - составная часть народа. Они воплощают в себе черты, свойства и особенности, присущие породу в целом, его национальным, социальным, демографическим группам и слоям. Поэтому все позитивные и негативные поведенческие тенденции и закономерности, свойственные народу и обществу, в полной мере проявляются и в армии.

В то же время Вооруженные Силы - специфическая часть общества со своими социально-экономическими, демографическими, организационно-управленческими и правовыми особенностями, которые позитивно или негативно отражаются как на самой преступности военнослужащих, так и на ее причинах. При этом следует иметь в виду, что общественная опасность преступного поведения военнослужащих объективно связана не только с нарушением общественного порядка, характерного для преступных деяний гражданских лиц, но и с ослаблением воинской дисциплины, что влияет на боеготовность частей и подразделений. В силу этого, военнослужащие дополнительно несут уголовную ответственность за непосредственные посягательства на воинский правопорядок, именуемые воинскими преступлениями.

В контексте сказанного очень важно знать, как отражаются воинские особенности на состоянии и тенденциях преступности, как тесно связаны динамика и распределение преступлений военнослужащих с общей динамической и структурной характеристикой преступности в стране. Если воинские особенности криминологически существенны, то тенденции преступности в Вооруженных Силах должны обладать большой автономией. Это предопределяет одну стратегию борьбы с преступностью военнослужащих, во многом рассчитанную на собственные силы. А если воинские особенности криминологически менее значимы, то корреляционная связь статистических рядов преступности в стране и Вооруженных Силах будет относительно сильной.

Следовательно, стратегия борьбы с преступностью в войсках должна быть тесно связана с контролем за состоянием преступности в стране. В этом случае воинские должностные лица, организующие деятельность, жизнь, быт и досуг военнослужащих, тоже будут нести ответственность за криминологическую обстановку в войсках, но эта ответственность должна соотноситься с их реальными возможностями. В противном случае непосильные требования к контролю и предупреждению преступности в Вооруженных Силах могут привести лишь к деформации борьбы с преступностью, к сокрытию преступлений в воинских частях и подразделениях, приукрашиванию действительного положения дел. Эти болезни, к сожалению, всегда были свойственны Вооруженным Силам СССР, особенно в 60-80 годы, когда очковтирательство достигло апогея на всех уровнях и во всех сферах.

Дело, на наш взгляд, усугубилось еще и тем, что в мирное время отслеживать состояние реальной боевой готовности частей и подразделений не просто. Поэтому одним из повседневных и со временем главных показателей боеготовности стало состояние воинской дисциплины, в том числе - и количество зарегистрированных преступлений. Их легко подсчитать, сопоставить, ранжировать. Так сложилась порочная система, которая позволяла без доскональных проверок и глубоких анализов реальной обстановки в частях и подразделениях принимать скорые решения командиров в отношении подчиненных, наказывать и поощрять, снимать с должностей и продвигать по службе, создавать видимость управленческой деятельности. Фетишизация уголовного учета, помимо прочих негативных последствий, создавала благоприятную почву для формирования не лучших командирских и человеческих качеств.

Возникновению порочной системы способствовали три правовых обстоятельства: а) наличие бланкетных норм в Законе об уголовной ответственности за воинские преступления, которые отсылали к недостаточно определенным положениям уставов, наставлений и приказов, причем отклонения от них могли расцениваться командованием как воинское преступление или дисциплинарный проступок; б) существование таких норм ответственности за воинские преступления, которые при различных оценках обстоятельств, не перечисленных в законе в качестве смягчающих, позволяли считать преступление проступком; в) особый порядок привлечения военнослужащих к уголовной ответственности за воинские преступления только с согласия полномочных начальников.

Причем, чем выше воинское звание лица, совершившего преступление, тем меньше возможностей было у органов военной юстиции получить согласие на привлечение виновного к уголовной ответственности. Этот порядок после тридцатилетних споров был недавно отменен, остальные же действуют до настоящего времени.

Субъективный взгляд на преступность в Вооруженных Силах, порочные способы оценки деятельности воинских должностных лиц и подогнанные к этому сомнительные правовые принципы последовательно и закономерно разрушали правовые основы воинской дисциплины, переводили ее из области права в сферу дискреционных полномочий военачальников, многие из которых действовали волюнтаристски. Военные прокуроры в силу большой зависимости от командования, особенно на уровне армий, округов, групп войск и выше, чаще всего были бессильны изменить ситуацию, восстановить действительный правопорядок. На столь сомнительной идеологической и практической основе и складывалась круговая порука, процветало очковтирательство.

Приведем лишь один пример. В Вооруженных Силах СССР всегда уделялось большое внимание "положительному" влиянию старослужащих на молодых солдат. Многие непосредственные начальники как бы делегировали свои права и обязанности старослужащим, предоставляя им одновременно определенные поблажки. В 60-е годы влияние старослужащих стало приобретать криминальный характер. Солдаты и сержанты третьего года службы в отсутствие офицеров, а нередко и с их молчаливого согласия, путем психического и физического насилия подчиняли своей воле новобранцев. По законам психического "заражения" эта "мода" стала быстро распространяться, передаваясь из одного призыва в другой. Глубинная причина происходящего таилась не в стаже службы. Ибо положение не менялось, когда некоторые части комплектовались в основном военнослужащими одного призыва и даже одной национальности. Находились другие поводы насильственного подчинения "слабых". Эти отношения скорее всего копировали отношения начальников и подчиненных в Вооруженных Силах, отношения властей предержащих и простых смертных в нашем государстве.

Издевательства старослужащих над молодыми солдатами именовались на военном слэнге по-разному: "солдатскими присягами", "казарменным хулиганством", "дедовщиной" и т.д. До 1984 года они квалифицировались как злостное и особо злостное хулиганство и наказывались по закону 5-7 годами лишения свободы. И если в 60-е годы "дедовщина" носила, хотя и унизительный, но ритуальный характер, то в 70-е годы стала опасной, насильственной и массовой, с тяжелыми последствиями, а нередко и смертельным исходом. Если в 1970 г. было зарегистрировано 588 глумлений, в которых участвовало 1120 правонарушителей, то в 1983 г. число таких случаев утроилось.

Нужны были экстраординарные меры, чтобы можно было доложить о них "наверх", и они были найдены не без помощи военных юристов. Был подготовлен Указ Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1984 года, по которому "дедовщина" стала квалифицироваться не как общеуголовное преступление (хулиганство), а как воинское деяние (неуставные отношения между военнослужащими).

С принятием такой нормы для уголовного процесса по данным делам требовалось "согласие" командования, заинтересованного в "регулировании" официальных показателей. Укрывательство "дедовщины" в середине 80-х годов превысило все мыслимые и немыслимые пределы. Как показали проверки, некоторые военные госпитали были переполнены солдатами с переломами челюстей, разрывами печени и селезенки и другими травмами от "неуставных отношений". Боясь расправы со стороны старослужащих и наказания от командования, потерпевшие, как правило, утверждали, будто получили травмы при случайном падении.

Перевод "дедовщины" из уголовных деяний в воинские мгновенно отразился, на статистике преступности в войсках. Обратимся к вышеприведенному графику, к кривой 4 (общеуголовные преступления). С 1965 по 1983 годы темпы прироста общеуголовной преступности в войсках за счет интенсивного увеличения "дедовщины" (хулиганство) превышали темпы прироста всей преступности в стране (кривая 1). В 1983 году это превышение было максимальным. С переводом "дедовщины" в разряд "неуставных отношений" уровень регистрируемого хулиганства сократился на 79%. В связи с этим кривая общеуголовной преступности резко пошла вниз. В объективно регистрируемой ситуации резонно было прогнозировать адекватный рост воинских преступлений, ибо фактический уровень "дедовщины" не снижался, а рос.

Однако этого не произошло. Путем сложных махинаций с учетом преступлений "сократились" не только общеуголовные, но и воинские преступления. Некоторые из них (самовольные отлучки, нарушение уставных правил караульной и внутренней службы и даже самовольные оставления части) стали выпадать из учета. Регистрируемый уровень "дедовщины", достигший к середине 80-х годов почти 5 тыс. случаев в год, резко пошел вниз. Формально цель была достигнута, а реально "дедовщину" загнали в подполье.

Преодолеть эти пороки можно только при кардинальной замене волюнтаристской стратегии борьбы с преступностью на реалистическую, при господстве в Вооруженных Силах закона, а не дискреционных полномочий начальников, при объективном отражении криминальных реалий. Обобщенные сведения о преступности военнослужащих должны стать открытыми. Ныне сокрытие фактов никак не оправдано. Обобщенные абсолютные данные о преступности, не привязанные к важным военным объектам, не могут быть отнесены к военной и государственной тайне. Зная общую численность войск и другие сугубо криминалистические показатели по стране в целом, которые ныне публикуются, нетрудно более или менее точно рассчитать реальный уровень преступности в войсках. Полное открытие уголовной статистики в Вооруженных Силах способствовало бы более глубокому и гласному изучению армейских криминогенных условий. 

Российские Вооруженные Силы, организация которых началась в 1992 году, должны избавиться от криминологического обмана. Министр обороны П.С.Грачев в выступлении на УП Съезде народных депутатов, характеризуя трудности в Вооруженных Силах, констатировал, что "...резко упала дисциплина. Появилась благодатная почва для воровства и коррупции. Катастрофически стало расти число правонарушений".
 
 

Как бы волюнтаристски ни управляли динамикой уровня преступности в Вооруженных Силах СССР в последнюю четверть века, ее тенденции, как видно из графика, не могут существенно отличаться от общих тенденций преступности в стране. Общеуголовная преступность военнослужащих, несмотря на свой малый удельный вес в структуре преступности в стране (в среднем 0,6-0,8 %), развивается по тем же динамическим законам, как и преступность в целом. Коэффициент парной корреляции между ними составляет около +0,8, т.е. он близок к прямой статистической зависимости. В 1986 -1988 гг. во время псевдо-кампании борьбы с пьянством и алкоголизмом общеуголовные преступления военнослужащих, как и преступность в стране в целом, сокращались за счет уменьшения числа "пьяных" насильственных посягательств. С окончанием этой кампании кривая преступности и в стране, и в армии резко пошла вверх.

В то же время произошла странная метаморфоза: общеуголовные и воинские преступления по своему уровню поменялись местами. Примерно 25 лет регистрируемый уровень общеуголовных деяний был выше воинских (за счет описанного ранее "регулирования"), а в 1989-1991 гг. прирост воинских преступлений примерно на 80% опередил общеуголовные.

Исчерпав свои возможности по лакировке действительности, командование было вынуждено регистрировать интенсивный рост тяжких воинских преступлений. На графике видно, как кривая этих деяний с 1977 г. поползла вверх, параллельно кривой общеуголовных преступлений. В 'итоге коэффициент корреляции между динамическими рядами воинской преступности и преступности в стране составил +0,6.

Теперь возвратимся к метаморфозе воинских и общеуголовных деяний в 1989-1991 гг. Точно такие же "пики" наблюдались в динамике преступности в Вооруженных Силах в 1955-1956 гг. и в 1960-1962 гг., когда происходили масштабные сокращения Вооруженных Сил СССР. Именно в эти периоды снижалась функциональная деятельность офицерского и сержантского состава, падал престиж военной службы и Вооруженных Сил в целом, разрушался воинский правопорядок, резко возрастала опасная воинская преступность, особенно против порядка подчиненности и прохождения военной службы. Общеуголовная же преступность в эти периоды, как правило, прирастала ненамного.

Вооруженные Силы СССР в 1989-1991 гг. переживали сходную криминогенную ситуацию. Они также сокращались, но в условиях большей политической и социально-экономической неопределенности. С распадом СССР и Вооруженных Сил Союза история прервала сопоставимость показателей.

Однако эта метаморфоза преступности закономерно перешла на Вооруженные Силы России, Украины и других государств, образовавшихся на территории СССР. Криминогенная обстановка в войсках на этот раз осложняется военной реформой, пересмотром военной доктрины, разделом Вооруженных Сил, межнациональными конфликтами, экономической и политической нестабильностью, разрушением прежних идеологических устоев, правовой и социальной незащищенностью огромных масс военнослужащих, беспрецедентным падением престижа военной службы не только среди призывной молодежи и военнослужащих срочной службы, но и среди офицеров и генералов.

Прогноз преступности в Вооруженных Силах России, как и по стране в целом, пессимистичен. К сожалению, печальный криминологический опыт первых двух сокращений Вооруженных Сил СССР никак не учтен. Справедливость требует сказать, что учесть его в сложных условиях государственного, экономического и военного развала было чрезвычайно трудно.

Все военно-криминологические проблемы могут успешно анализироваться и решаться лишь в тесной связи с общими социальными, экономическими, организационными, духовными и криминологическими процессами в нашей стране. Попытки радикально решить криминологические проблемы одних лишь военнослужащих внутри самих Вооруженных Сил, предпринимавшиеся неоднократно, потерпели провал.

Зачастую предпринимавшиеся попытки были профанационными и насильственными. Они базировались не на закономерностях генезиса преступности в мире, стране, армии, не на реально достижимых прагматических целях и возможностях, а на ложных идеологических постулатах о совершенном и всемогущем социализме, его всепобеждающей армии и ее всесильных командовании и политорганах.

В то же время анализ тенденций и закономерностей преступности военнослужащих показывает, что возможности воинских должностных лиц по предупреждению правонарушений в войсках значительны. Вспомним, как растет преступность при параличе их деятельности в процессе сокращения Вооруженных Сил. В обычных более или менее нормальных условиях они в состоянии контролировать преступность, удерживая ее на социально терпимом уровне. Поэтому реалистические программы контроля за преступностью в Вооруженных Силах, имеющие необходимое научное, правовое, кадровое и материально-техническое обеспечение, могут дать заметные результаты. Во многих частях и подразделениях есть ценный опыт в этом деле.

Основными направлениями таких программ должно быть не изобретение новых репрессивных мер, хотя без них обойтись не удастся, а снижение возможностей совершения преступлений, создание условий, стимулирующих мотивацию правомерного достижения многих целей, которые в прошлом, как правило, достигались противоправным путем. Речь идет о таких условиях, когда совершение преступления станет невыгодным, нерациональным, нелогичным. Постепенный переход, например, на контрактную и смешанную систему комплектования войск является одним из таких условий.

В то же время надо иметь в виду, что преступность искоренить на современном этапе развития человеческого общества невозможно. Таких целей не достигала пока ни одна страна в мире. Более того, коэффициент преступности в расчете на 100 тыс. военнослужащих всегда был выше, чем тот же показатель в расчете на все население страны. Это связано с тем, что в Вооруженных Силах сосредоточена молодежь, которой свойственна более высокая преступная активность. Действительную военную службу проходят главным образом мужчины, у которых коэффициент поражаемости преступностью в 6-8 раз выше, чем женщин. .

Сфера действия уголовного права в Вооруженных Силах намного шире, так как военнослужащие несут ответственность не только за общеуголовные деяния, но и за воинские, удельный вес которых составляет около половины.

Военнослужащие срочной службы оторваны от своих близких, от привычных условий жизни, труда и отдыха, что нередко служит социально-психологической основой криминальных мотиваций. Все это и многое другое необходимо учитывать при организации контроля над преступностью в войсках.

В то же время за совершенные преступления военнослужащие должны нести личную ответственность, ее нельзя перекладывать на командиров, провоцируя последних к укрывательству. Командир может нести ответственность за прямые упущения по службе, которые реально способствовали совершению деяний, но при условии, если будет доказана, а не презюмирована (по принципу: командир за все в ответе) его личная вина. И эта ответственность должна быть соразмерна его объективным и субъективным возможностям. В противном случае, очковтирательство никогда не будет изжито, а военнослужащие срочной службы никогда не приобретут чувство неотвратимой личной ответственности за свое поведение. 

Наблюдается закономерность: чем шире масштабы хищений оружия, тем больше происходит убийств, вооруженных ограблений и других бандитских акций. "Беспредел" с разбазариванием оружия особенно активизировался, когда в странах СНГ началось массовое растаскивание вооруженных сил по "национальным квартирам", разграбление арсеналов и военного имущества. В новых суверенных государствах активно стали оснащаться оружием мафиозные структуры и незаконные формирования, не контролируемые правительством.

Хищение оружия приняло массовый характер во всех военных округах. В Закавказском военном округе, например, еще до официальной передачи оружия Грузии, боевиками были похищены из войск сотни бронетранспортеров, танков, артиллерийских систем, большое количество автоматического оружия и боеприпасов. В Азербайджане и Армении проявилась закономерность: чем больше туда поступает оружия по квотам определенным на основе Договора об обычных вооруженных силах в Европе, тем масштабнее разгорается война, больше грабежей и насилий, больше гибнет мирных людей.

В Чечне только за один день в феврале 1992 года бандитскими формированиями похищено 1050 стволов стрелкового оружия, 46 тонн боеприпасов, 186 автомашин, десятки боевых машин пехоты, бронетранспортеров, танков, 20 вагонов продовольствия и вещевого имущества. С ведома властей вооружается мирное население.

Огромное количество неучтенных вооружений в Молдове, в том числе в Приднестровье, где военная техника награблена из 14-й Армии. Гражданским лицам в Приднестровье роздано более 16000 автоматов и другого стрелкового оружия.

В Таджикистане оружие и боевая техника, украденные в воинских частях и перебрасываемые из Афганистана, наводнили всю республику. Тысячи стволов оказались у разного рода противостоящих группировок, у бандитов и мародеров.

Такая ситуация с вооруженной преступностью выплескивается и на российскую территорию. По словам первого заместителя министра внутренних дел России М.Егорова, за минувший год изъято 4,5 тысячи единиц оружия, привлечено к ответственности свыше 2000 человек. В их числе 1320 представителей органов управления, 79 сотрудников правоохранительных органов, 49 депутатов. В Российской зоне у населения Северного Кавказа скопилось 15000 единиц оружия.

Преступность охватила и сами вооруженные силы России. В армии резко упала дисциплина. Появилась благодатная почва для коррупции, воровства, преступности, растет число правонарушений. Прежняя система воспитания рухнула, новая не создана. В деле воспитания военнослужащих образовался опасный вакуум. Идеология, которую юноша принес из "гражданки", порой замешана на национальном эгоизме, торгашестве, силе кулака и ненависти. Она сегодня распространяется в армии, поскольку армия - это слепок с общества.

Год назад российским военным было официально разрешено заниматься коммерческой деятельностью. Но некоторые не выдержали испытания "диким бизнесом": начались злоупотребления служебным положением, присвоение крупных сумм денег. Привлечены к уголовной ответственности командующие флотами, бывший начальник тыла Вооруженных Сил, ряд генералов и офицеров. В частности, военная прокуратура арестовала командира дивизии дальней авиации генерал-майора В.Родионова и его заместителя полковника Г.Искрова.

Деньги в этой дивизии научились делать, используя военно-транспортную авиацию. За большие суммы производились перевозки спекулянтов с Украины в Китай и обратно. Командиры торговали ширпотребом, принимали подарки, разменивали офицерскую честь на доходы от эксплуатации военных самолетов.

Проверками установлено присвоение или разбазаривание твердой валюты бывшими начальниками управлений Минобороны генералами Н.И.Садовниковым, Г.А.Каракозовым, Е.М.Кругловым. Минуя "Внешэкономбанк", они перевели на счета трех иностранных фирм в банки США, Щвейцарии и Финляндии 17 млн. немецких марок. Ими же допущены грубые нарушения порядка реализации легковых автомобилей, мебели, имущества выводимых из-за рубежа частей и соединений.

По данным военной прокуратуры, в 1993 году количество утрат и хищений имущества, продовольствия, горючего, других материальных ценностей резко возросло, а хищения в особо крупных размерах увеличились в сопоставимые отрезки времени в 10 раз. В этой обстановке министр обороны России своим приказом N 231 запретил участие военнослужащих в деятельности коммерческих структур.

Официально армию вроде отделили от бизнеса, но вкус к обогащению не пропал.

Среди воинских преступлений в Вооруженных Силах России почти 89% составляют уклонения от воинской службы, самовольные отлучки и дезертирство. За полтора года через сборный пункт для дезертиров при московской комендатуре прошло 2242 военнослужащих. Но в уголовном порядке за дезертирство и совершение в это время преступления осуждено лишь 11 человек.

По отдельным видам Вооруженных Сил вырисовывается неприглядная картина: в 1992 году количество фактов уклонения от воинской службы выросло в Ракетных войсках стратегического назначения на 40,9, в войсках ПВО - на 78, ВВС - на 52 процента. Еще хуже обстоит дело в других видах вооруженных сил. А дезертирство, как правило, связано с хищениями оружия, другими тяжкими преступлениями.

Как же вести "фронтальное наступление на преступность", о котором говорил Президент России?

Во-первых, необходимо ускорить принятие законов о правовом статусе и социальных гарантиях военнослужащих, порядке прохождения воинской службы и на этой правовой основе жестко требовать с военнослужащие выполнения функциональных обязанностей по защите Родины.

Если у нас есть государство, то оно не должно дальше терпеть "разгула демократии" в своей армии. Решение проблемы уклонения от службы в армии - задача первостепенной важности, ее решение поможет и в ликвидации военной преступности, и в укреплении безопасности государства и общества.

Во-вторых, требуется принять самые решительные меры по пресечению хищения оружия и военной техники, установить всеобъемлющий контроль за ними сверху донизу, от министерства до солдата, от завода-изготовителя с момента появления оружия до получения его заказчиком, а также в период эксплуатации в соединениях и частях.

Необходимо установить режим строго контроля и отчетности по всем видам обычных вооружений и боеприпасов. Учитывая создание странами СНГ собственных вооруженных сил, было бы эффективнее начинать контроль одновременно во всех странах СНГ на основе Соглашения о едином подходе к разоружению некоторых формирований и изъятию оружия у населения на всем пространстве бывшего СССР. Эта работа могла бы базироваться на положениях Договора о коллективной безопасности СНГ (ст.5), где говорится о координации совместной деятельности Советом коллективной безопасности государств-участников.

Организацией переговоров по этой проблеме может заняться этот Совет с включением от каждой страны представителей правительств и министерств обороны. Полномочные представители государств вырабатывают меры по совместной борьбе с преступностью в своих армиях.

В-третьих, уместно подключать к борьбе с преступностью специальные дежурные подразделения из состава Вооруженных Сил и Флота, преимущественно из военных училищ и академий. Это позволит стабилизировать ситуацию, создать нормальную атмосферу в городах, ликвидировать господство мафии, прекратить открытое насилие над людьми с наступлением темноты.

В-четвертых, для раскрытия наиболее опасных банд, особенно международной наркомафии, целесообразно привлечь силы военной разведки. Непереоценима своевременная информация этих органов о въезде в пределы России крупных мафиозных групп.

В-пятых, необходимо ускорить создание военной милиции в Российских вооруженных силах. Эту роль до сих пор исполняют многочисленные военные комендатуры, штатные и нештатные, которые действуют непрофессионально и неэффективно, а ведь практически во всех армиях государств НАТО имеется весьма результативная военная полиция или полевая жандармерия.

Итак, наступление на преступность объявлено Президентом перед всем народом. Теперь нужны конкретные действия.