Не отыщешь, пожалуй, такого дома, где звенели бы детские голоса и где не было бы книжек Сергея Михалкова. Его читали и внуки Сталина ("А из нашего окна площадь Красная видна"), и поколения "простых советских людей" А из нашего окошка только улица немножко").

Поэт и баснописец, драматург, академик и главный редактор сатирического киножурнала "Фитиль", он, казалось, всегда был в ладу с прежней властью, которая не обошла его ни орденами, ни почетными званиями, ни лауреатством. Герои Социалистического Труда, литературный "генерал" - двадцать лет кряду возглавлял Союз писателей РСФСР.

Словом, на виду жил человек: "Шел с работы дядя Степа - видно было за версту. Иные коллеги считают его консерватором, "верноподданным" канувшей в Лету тоталитарной системы. В последние годы немало критических стрел выпущено в сторону Михалкова. Хотя никто не мог отрицать, что его творчество стало неотъемлемой частью и советской, и российской истории и культуры. К своему восьмидесятилетию Указом Президента России Сергей Владимирович Михалков был награжден орденом Дружбы народов. За заслуги перед Православной Церковью в трудные годы ее бытия Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II вручил писателю орден "Преподобного Сергия Радонежского".

Все бы ничего, но кому-то захотелось добавить ложку дегтя в юбилейный мед. В газете "Московский комсомолец" было опубликовано грубое заявление группы писателей. Каких только эпитетов и ярлыков не приклеили старейшине российской словесности: "Лукавый сталинский царедворец, циник и хапуга, престарелый поклонник гекачепистов".

Что двигало людьми, подписавшими пасквиль? Зависть, политическая амбициозность или лукавое чувство собственной непогрешимости? Так или иначе, но никто из них не известен читателям столь широко, как автор "Дяди Степы". Правда, "М К" устами своего главного редактора Павла Гусева извинился потом перед восьмидесяти летним поэтом в заметке "Мне стыдно". Сыр-бор же разгорелся из за того, что правительственным решением Сергея Михалкова (одного из авторов текста гимна Советского Союза) включили в Комиссию по созданию Государственного гимна России. 

- Сергей Владимирович, вы приняли эти извинения?

- Надо быть великодушным! Кстати, я - лишь сопредседатель Комиссии, а не автор текста Российского гимна. Так что моим оппонентам не придется "вставать по стойке смирно ори исполнении гимна, к которому приложил руку лукавый сталинский царедворец..." Мы сидим в его кабинете, в известном доме на Поварской, и он размышляет вслух о времени, о своих коллегах-писателях н о себе.

- Сергей Владимирович, российская интеллигенция традиционно находилась в оппозиции к власть имущим. Помните у Пушкина: "... и неподкупный голос мой был эхом русского народа". Могут ли советские писатели отнести к себе эти пушкинские строки? 

- Не все, конечно. А вот, скажем, Александр Твардовский, Василий Шукшин или Владимир Высоцкий могли!.. Твардовский во многом зависел от власти, от цензуры. Будучи редактором журнала "Новый мир", он претерпел немало невзгод и неприятностей. Но его гражданский и поэтический голос был эхом русского народа.

Кстати, во все времена, царские в том числе, власти тесно взаимодействовали с интеллигенцией. Писатели были дипломатами, сенаторами, губернаторами, воспитывали будущих царей. Наставником Александра II, царя освободителя, был знаменитый поэт Жуковский. Советская историография умела искусно передергивать факты. Лишь черной и белой краской раскрасила она отношения императора с Пушкиным. А ведь в 1826 году, после коронации, Николай разрешил ежу жить где угодно, предоставил полную свободу печатать свои произведения. Благодарность Государю поэт выразил в стихах: "Нет, я не льстец, коша Царю хвалу свободную слагаю..."

Что касается меня, то мой голос всегда бил эхом детских голосов. Иначе столько десятилетий дети не читали бы мои книги. Хотя я не могу причислить себя к таким борцам, как Твардовский.

- Ваша писательская судьба совпала с тем временем, когда исповедывался незыблемый принцип партийности литературы. А это, согласитесь, не царские придирки, а жесткая диктатура идеи. Михаил Иванович Калинин как-то сказал: "Мы, большевики, народ скромный, не захватнический. Но все-таки думаем своими идеями завоевать мир". Вы верили в эти идеи?

- Не безоглядно, но верил. Родившийся еще при царском режиме, я, как и все писатели моего поколения, был воспитан советским обществом. Считал гражданским долгом к потребностью писать о том, чем жила страна. А ведь было о чем! Чкалов, папанинцы и челюскинцы, испанская война... Вполне искрение посвящали мы свои произведения Ленину...

- И Сталину?

- И Сталину. Без этого не обходилась ни одна из школьных программ, утверждаемых правительством. Это была власть идеологическая, и я - детский писатель - тоже ей подчинялся. И Пастернак посватал стихи Сталину. Инакомыслие жестоко преследовалось. Но была духовная оппозиция: Олег Волков, Юрий Домбровский, Анатолий Жигулин, Лев Разгон... Они прошли через все круги ада. Но, слава Богу, остались живы. Другие сгинули навек!..

- Интеллигенция требовала свободы, гласности - и, наконец, получила их. Что хочешь исповедуй, что хочешь пиши... Но все получилось, как в вашей сказке: "А много ли корова дает молока? Да мы молока не видали пока!". А можете ли вы назвать произведения, которые бы стали явлением литературы в последние годы?

- Ничего значительного, к сожалению, назвать не могу. Литературная "планка" резко опустилась. Кажется, Гельвеций сказал, что среди книг, как и среди людей, можно попасть в хорошее или дурное общество. Мы пребываем именно в дурном! На свет появляется то, что ранее - и справедливо - было запрещено, ибо ведет к падению нравов. Усиливается пропаганда насилия, жестокости, секса, порнографии.

И что удивляет? Полная безнаказанность людей, зарабатывающих на этом баснословные деньги. Еще - безответственность, я бы добавил, безнравственность государственных мужей, спокойно взирающих на все это. В любом демократическом обществе люди, стоящие у власти, противостояли бы подобной пропаганде. У нас же ограничивается все указами, сетованиями, заламыванием рук. А Васька слушает да ест. Самая пора воспользоваться советом баснописца: "Не худо было и власть употребить". Этой власти нам явно не хватает. Нет, не идеологической - власти узаконенной морали. Власти здравомыслящих людей, которые преграждали бы путь грязному потоку псевдокультуры.

- У вас нет ощущения, что искусство и культура России вырождаются? Титаны давно ушли, а новых ярких и крупных имен советская эпоха не дала.

- Вот пройдет XX век, и станет ясно, чье творчество возьмет с собой век XXI. Картины Павла Корина, Ильи Глазунова, уверен, возьмет. Им нет разных. Великим режиссером был Товстоногов, а он - наш современник. Среди актеров есть и были поистине большие мастера:

Смоктуновский, Евгений Леонов, Рубен Симонов, Евстигнеев…
Время покажет, кто есть кто среди писателей. Читают же сегодня Твардовского, поют песни Исаковского. А Корнея Ивановича Чуковского будут дети читать? Несомненно. А Самуила Маршака? Тоже.

- А Михалкова?

- Надеюсь.

- Сергей Владимирович, два десятка лет вы руководили Союзом писателей России. Но. извините, зачем... он нужен? Достоевский, к примеру, ни и какой творческий союз не входил, однако всем миром признан великим. Недаром же в булгаковском романе "Мастер и Маргарита" едко высмеивается МАССОЛИТ, где, как ананасы в оранжерее, вызревала якобы бездна советских писательских талантов.

- Сарказм Михаила Афанасьевича Булгакова понятен. Его собственная писательская судьба была ведь тяжелой. Но Союз писателей РСФСР создавался в конце пятидесятых годов и прежде всего для того, чтобы помогать российским литераторам на местах, особенно национальным. Лично мне приходилось заниматься не только творческими проблемами, ной пробивать жилье для собратьев до перу, ходатайствовать об их излают и награждении, выдвижении на премии, отводить удары от "попавшихся"... Как под ломокловым мечом, ходили мы под властью, озираясь то на "серого кардинала" Суслова, то на других идеологов рангом пониже - в разное время разных.

- Раньше бытовала расхожая фраза: Писатель без власти - это не писатель". Как ее понимать? 

- Да, так еще недавно говаривали в писательской среде. Имелись в виду люди, руководящие Союзом писателей. Но было ли это властью в полном смысле слова? Нет, конечно. Просто мое секретарство давало возможность общаться с теми, кто ведал идеологией в нашем обществе, кто осуществлял реальную государственную власть. Чаще я выступал в роли просителя. И если бы не мой писательский авторитет, если бы внуки и дети власть предержащих не читали моих книг, мне было бы труднее чего-нибудь добиться.

У многих писателей сложилось мнение: раз ты секретарь Союза, раз у тебя власть, то в первую голову думаешь о самом себе. Приказываешь - и твои вещи печатают. Не скрою, были издатели, которые заискивали перед литературными "генералами", обличенными доверием товарищей по писательскому цеху. Увы, некоторые из маститых действительно пользовались своим положением. Смею заверить, я не из их числа. Меня и сегодня охотно издают.

- Известно, что вы встречались с "отцом народов"...

- Неоднократно. В сорок третьем, когда мы с Эль-Регистаном написали гимн СССР, Сталин вносил коррективы в текст, я с ним спорил, и он, помнится, даже сердился. У него были замечания по отдельным словам, определениям. Это же гимн' Зарифмованный политический документ. Положенное на музыку дополнение к сталинской Конституции.

Да и сами мысли мы брали из Конституции. Сталина, очевидно, подкупило начало гимна:
"Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь".

- Когда-то, признаться, я был очень удивлен, узнав, что детский писатель Михалков и автор гимна Советского Союза - одно и то же лицо. Кто предложил вам написать его слова?

- Никто не предлагал. Все получилось экспромтом. Это произошло в 1943-м, когда мне было тридцать лет и в звании майора я служил в газете "Сталинский сокол". Совершенно случайно мы с капитаном Эль-Регистаном узнали о государственном конкурсе, в котором участвовало около... ста поэтов! Ну, написали свой вариант слов гимна и послали Шостаковичу. Ему понравилось. Затем текст, положенный на музыку, был прослушан правительственной комиссией во главе с Ворошиловым, а чуть позже он лег на стол Сталину...

- То, что сегодня происходит в кашей стране, разительно расходится со смыслом Гимна. Не обидно это вам - автору его слов, гражданину, человеку?

- Я не обижен, а огорчен. Не тем, понятно, что рухнула тоталитарная власть - власть идеологического подавления. А тем, что рас- палась великая держава. Я верил, надеялся, что Горбачев, пришедший к власти, сделает так, что политическая система видоизменится, но останется великий Советский Союз. Но получилось иначе: вместе с коммунистическим строем развалились государственность и экономика.

- Вы были членом партии, Сергей Владимирович? 

- А как же! Иначе не смог бы помочь многим людям, не создал бы сатирического киножурнала "Фитиль", не критиковал бы членов ЦК, руководителей республик, директоров крупных заводов...

- Членство в партии было своего рода условием "игры"?

- Скорее, условием жизни. Ни для кого не секрет, почему в партии состояло 18 миллионов членов. Для руководителей всех рангов, за редчайшим исключением, полагалась обязательная партийность. И в партии состояло много честных, справедливых людей. Александр Александрович Фадеев, например, был членом ЦК. Он говорил мне: "Сергей, вступай в партию. Нам очень нужны порядочные люди". Вы знаете, чем отличается член партии от коммуниста?

- Чем же?

- Тем же, чем "советский гражданин" - от "советского человека". Первый - это обладатель паспорта. А "советский человек" - понятие моральное. Член партии - тот, кто имеет партийный билет. А коммунист - категория идейная. Можно было состоять в партии, но не быть коммунистом.

- Еще Ленин заметил, что у иных людей очень часто убеждения сидят не глубже, чем на кончике языка.

- Об этом и речь. Многие руководители бывшей КПСС являлись членами партии, но отнюдь не всегда коммунистами. А вот немца Хоннекера я уважаю за преданность идее. Пусть он заблуждался, но был честен. А сколь ко у кастах называемых коммунистов, легко перекрасившихся в "демократы", Михаила Сергеевича Горбачева, которого я уважал, к сожалению, не назовешь коммунистом, 

- И вас, наверное, таковым не назовешь? -

- Я все же партии не вредил, напротив - помогал своим творчеством, общественной деятельностью. Не будь я партийным, то не попал бы на прием к сильным мира сего. Скажем, к Брежневу и Черненко не раз обращался по важным общественным вопросам, 

- Писательским?

- Не только. Например, я ходил в ЦК,. убеждая руководство партии в том, что к тысячелетию крещения Руси в Москве нужно открыть Свято-Данилов монастырь. Брежнев дал "добро". И хотя Гришин категорически высказывался против, монастырь был восстановлен к исторической дате. 

Обо всех этих встречах я под робко рассказываю в книге воспоминаний "Я был советским писателем".

- Как все-таки наладить нынешнюю жизнь нашу, чтобы она могла приблизиться к нормальной жизни, какой живут цивилизованные народы? У нас жизнь ненормальная по всем параметрам. Как сетовал герой Булгакова, что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!

- Если бы я знал выход из тупика, то давно бы обнародовал его. А пока вижу, что Москва превращена в какое-то англо-американское предместье. Что за дурость? Зачем столько вывесок и надписей на чужом языке? Но ладно бы только это обезьянничанье! Знакомый директор фабрики жалуется мне: "Я не понимаю, почему меня, производителя конкретного товара, душат налогами? Почему втройне не дерут шкуру с того, кто, ничего не производя, спекулирует моими изделиями?

Почему же люди, стоящие у руля государства, не прислушиваются к тем, кто хорошо знает свое дело? Не потому ли, что в руководстве у нас собралось много некомпетентных господ, которые дилетантски занялись политикой и экономикой? Ни в одной стране не поддерживается безудержный, бесконтрольный рост цен. И не надо кивать на рынок. Где он, рынок? Правительства, парламенты цивилизованных стран внимательно следят за ценами. Цены в частном магазине на одной улице сильно не разнятся с ценами в магазине на другой улице. Они приблизительно равны. За исключением цен в престижных магазинах.

У нас же полный произвол! Впечатление такое, что любой директор магазина ставит любую цену, и деньги идут ему в карман. Ни в одном коммерческом киоске не видел в кассового аппарата! Значит, налогов не платят?

- Какую часть жизни вы вспоминаете с любовью, а какую вспоминать не любите?

- Часто вспоминаю Отечественную войну, несмотря на все ее горечи, на то, что был контужен, лежал в госпитале. Я прошел всю войну от первого до последнего дня. Там, на фронте, определялась цена дружбе, боевому товариществу, взаимовыручке, многонациональному единству. Все были одержимы одной целью, одной мыслью - победить фашизм Эти годы оставили неизгладимый след в моей душе. Люблю вспоминать свою работу в Союзе писателей, которому отдал двадцать лет жизни.

С искренним душевным чувством отношусь я к своим собратьям по перу из национальных автономий, с которыми по сей день у меня сохраняются дружеские контакты.

Зато ие люблю вспоминать свое подавленное, беспомощное состояние, когда я хлопотал о судьбе младшего брата Михаила. Он был организатором партизанского отряда в Латвии. Попал в плен, бежал из немецкого лагеря. А потом сидел на Лубянке - получил пять лет за измену Родине. Я обращался лично к Берии, но не нашел понимания. Хотя Лаврентий Павлович отлично знал о моих встречах со Сталиным, о том, что я - автор гимна.

Я, конечно, шел на известный риск, защищая брата, но как мог поступить иначе? Прошли годы. Михаил был реабилитирован, награжден орденом Славы...

- В чем видите вы историческую ответственность российской интеллигенции перед будущим России как ближайшим, так н отдаленным?

- Эта ответственность заключается в том. чтобы сохранить духовное пространство, не взирая на границы, которые нас разъединили.

- Русская интеллигенция всегда сознавала себя совестью народа. А советская? Или голос совести ока соотносила с текущими задачами дня"?

- Да, были писатели, посвящавшие свое творчество "текущим моментам". Но разве скажешь это о шолоховском 'Тихом Доне". Это- совесть народа!

- Считается, что писатели работали под угрозой окрика. Испытывали ли вы чувство гражданской приниженности? Или это было обязательным условием соцреализма -"быть подручным партии"?

- Таковым себя не считаю. В 44-м. кстати, я начал писать басни для взрослых. Алексей Николаевич Толстой подсказал мне эту идею: "Сергей, ты должен писать басни. У тебя для этого есть дар". А ведь за басни некоторые ухе сидели в лагерях; Эрдман, Вольпин... Я пошел на риск я послал Сталину свои первые басня. С просьбой высказать свое мнение о них. надо ли детскому писатели вообще работать в этом жанре? Отпечатал пять басен на хорошей бумаге в типографии - "Зайца во хмелю". "Лису и бобра". Ответа на свое письмо не получил. Но басни неожиданно были напечатаны в "Правде"!

Из этого я повял, что сны прочитаны. Заведующий отделом агитации и пропаганды ЦК академик Григорий Александров накануне попенял мне: мол эзопов язык сегодня не нужен - надо говорить о плохом конкретно, называя адрес того, кого критикуешь. Но он ничего не мог поделать, ибо публикация в "Правде" была своеобразным указанием Сталина.

- Как автор гимна вы имели своего рода "охранную грамоту"; Выручала она вас?

- Таких "охранных грамот" у меня было много. В 39-м я получил первый орден Ленина за книги для детей и а 40-м - первую Сталинскую премию. Хотя o то время арестовывали с "грамотами" тоже. Моя друзья-коллеги были репрессированы: Михаил Герасимов, Павел Васильев, Борис Корнилов. Ярослав Смеляков... Никто мене по этому поводу не вызывал, не допрашивал никогда и нигде. Судьба моя сложилась на удивление благополучно. Но совесть у меня чиста.

- Сергей Владимирович, верно ли, что в августе 1991 года один из ваших сыновей был в рядах защитников Белого дома?

- Верно. Никита был советником по культуре у Силаева.

- Говорят, на детях природа отдыхает. Вам, конечно, приятно сознавать, что эту поговорку не от несешь к вашим сыновьям. Однако злые языки утверждают, что знаменитый отец устроил им творческую карьеру. Похоже ли это на правду?

- Нисколько! Они сами избрали свою ворогу в искусстве. Я им не мешал, не ставил никаких условий, кем быть. И ребята преуспели. Знаю об этих слухах: они- писательские дети, и, дескать, если бы папа не помог... Конечно, есть такие родители, занимавшие или занимающие высокое положение в обществе, те, кто старается пристроить своих чад на теплые места. Обычно сначала - престижный институт международных отношений, потом - работа за границей. Но если они бесталанны, толку от них все равно не будет.

Можно и молодому режиссеру, чей папа какая-то влиятельная личность, поручить снимать картину. Но если он снимет бездарную ленту, какой из него режиссер? Мне повезло. У меня ребята самостоятельные, талантливые. Никита Михалков и Андрон Мнхалков-Кончаловский значатся в мировом кинематографе в первой десятке.

- Видимо, сказалась духовная атмосфера в семье, где они выросли, творческая питательная среда?

- Безусловно. Большое значение для формирования человека, творческой личности имеет атмосфера, в которой он живет, воспитывается. Семью моего тестя посещали выдающиеся представители русской художественной интеллигенции, актеры МХАТа. И в квартире, где мы сейчас находимся, бывали люди знаменитые. У нас в семье жил Андрей Тарковский, он дружил с нашим Андроном, спал с ним в одной комнате. Слава Овчинников, композитор и известный ныне дирижер, тоже здесь ночевал. Такое общение, естественно, влияло на духовное развитие моих сыновей.

- Да и гены, наверное, сыграли не последнюю роль. Ведь у вашей семьи завидная родословная?

- Это - со стороны жены. Ее отец - художник Кончаловский, дед - Василий Иванович Суриков.

С моей стороны - родственные отношения со Львом Николаевичем Толстым, По материнской линии. Парижский доктор Сергей Михайлович Толстой - прямой потомок писателя - приходится мне троюродным братом. Пусть какая-то "четвертушечка", "восьмушечка" родства, но кровь-то одна. Если проследить дальше, по боковой линии, то она выведет на... Гоголя! Дале-екая связь. Но она есть!

Родословная имеет большое значение. Даже покупая собаку, интересуются их родословными. Опять же - гены! Конечно, родословная - не единственное условие таланта. Но, знаете, крепче стоишь на ногах, кота знаешь, как далеко в культурную историю России уходят твои корни.

- Но вернемся к делам писательским. Каковы они после развала СССР?

- Сейчас все писатели разошлись по национальным квартирам. Одна лишь российская культура еще как-то держите я, не распадается, чему помогает Международное сообщество писательских союзов, организованное на основе Союза писателей СССР. Оно создано для того, чтобы сохранить духовное пространство.

Но положение, в которое попали сегодня национальные литературы, поистине катастрофическое. Раньше была большая, единая писательская семья. Переводили на русский язык произведения национальных авторов. Ныне во многих московских издательствах ликвидированы редакции национальных литератур. Писатели, живущие в ближнем зарубежье, вынуждены издаваться только дома. Тиражи мизерные... А ведь через русскую литературу их имена еще недавно становились известны всему миру.

- Не хотелось бы, Сергей Владимирович, заканчивать наш разговор на минорной ноте. Какой у вас прогноз на ближайшее будущее?

- Оптимистический. Хочется верить, что Федеральное собрание будет работающим, думающим, поистине демократическим парламентом. Скоро, видимо, заново придется собирать воедино страну, чтобы вернуть ей утраченное величие. Убежден - она еще будет великой, поскольку выходила и не из таких передряг!

Духовность России велика. Она издавна влияла на развитие западных цивилизаций. Такие писатели, как Достоевский и Толстой, такие философы, как Бердяев и Розанов, формировали мировоззрение у крупнейших деятелей мирового искусства и культуры. Имея столь мощный духовный потенциал, мы, конечно, не пропадем. Но сначала надо выбраться из хаоса.