Итак, что такое демократия? Апологет демократии хотел бы, конечно же, увидеть далее рассуждения об учете в многоукладном обществе интересов, прав и свобод разнообразных групп, слоев, лиц, малых народов и даже, скажем, "сексуальных меньшинств". Речь же пойдет о буквальном понимании термина "демократия".

Каждому известно, что демократия - это ВЛАСТЬ НАРОДА, но куда менее известно, что древние греки не включали в НАРОД рабов, неимущих, женщин, иноплеменников и т.д., т.е. большинство членов общества. Стало быть, демократия - это власть меньшинства.

Слово "демократия" следовало бы также переводить как "власть граждан". Все демократии строились именно так. Для этого вводились цензы; гражданские, классовые, имущественные, сословные, национальные. Все демократии задумывались вовсе не как народовластие. Их целью было преодолеть единовластие, но ни в коем случае не передать власть всему народу. Эту политическую систему не назвали в свое время аристократией только потому, что данный термин оказался тогда занят: аристократами называли не всякую знать, но лишь наследственную. А социальный процесс, породивший создание "демократий", состоял в переходе от знатности кровной к имущественной. То есть демократия явилась аристократией "сословия" БОГАТЫХ, но не всегда знатных.

Только лет сто пятьдесят-двести назад многовековая борьба богатых за свои права увенчалась первым успехом: гражданами в ряде стран стали называться богатые, но не всегда знатные.

Однако, спустя время, в результате манипуляций и эволюции понятие "гражданин" оказалось почти тождественным термину "народ". Исчезло из политической лексики понятие "чернь", но не из социальной реальности. 

Хотя торжество подлинной демократии едва ли наступило. Современная социальная реальность осталась иерархична, притом ничуть не менее, чем в Древней Греции или при Джефферсоне. За последние десятилетия разрыв между богатыми и остальными непрерывно растет. А именно социальная иерархичность и есть выражение подлинного господства, именно она тождественна фактической (реальной) власти. Для поддержания и нормального ее функционирования требуется слияние теневой (социальной) и официальной (политико-государственной) власти, для чего требуется соответствующая форма видимой, публичной, политической власти.

Такой желанной формой государственной власти для новых господ жизни в России могла бы быть система наподобие элитного клуба. Но лень и занятость исключительно бизнесом, финансовыми аферами не дает им возможности для создания такой системы. К тому же для реализации подобного правления в чистом виде потребовалось бы восстановить имущественный ценз, да еще очень суровый. Однако, психология современного массового человека вряд ли спокойно приемлет сословность и другие явления неприкрытой дискриминации. 

Поэтому сойдется в таком случае при откате назад сохранить видимые, в особенности лексические, достижения "прогресса человечества". Выхолостить суть, не затрагивая форму. Восстановить аристократию, но в упаковке народовластия.

Выручить может великий "принцип разделения властей", заложенный когда-то во избежание узурпации власти кликами и диктаторами, но... 

"Разделение властей" в современной российской интерпретации исключает всякое деяние государственной власти против устоев новой социальной реальности, т.е. вряд ли допустит овладение властью людьми, намеренными или просто способными ущемить интересы знати. Сегодня принцип "разделения власти" есть мультипликатор (умножитель) влияния меньшинства. Достаточно овладеть контролем над одной, чтобы заблокировать любые конституционные перемены. Контроль же над двумя дает возможность править без помех. Добиться подобного легче, чем контроля над половиной или даже третью мест в едином органе власти. Следовательно, благодаря "принципу разделения" знати требуется, условно говоря, треть, а то и меньше преданных людей, представленных в органах власти.

Президента или полдюжины судей легче и дешевле взять под контроль, нежели несколько сотен депутатов. Скажем, депутатов разгоняли пушками, а судей - всего лишь телефонными звонками.

Вряд ли найдутся сомневающиеся, что стать президентом, скажем. Соединенных Штатов случайный для знати человек не сможет. Отбор проводится еще на стадии выдвижения - вот подлинный механизм воспроизводства политической власти. Избирательная реклама стоит сотни миллионов долларов. Значит, претендент либо должен получить деньги от отобравшей его знати либо сам - быть богачом. С другой стороны, в большой Стране никакие подлинные качества претендента, его действительные намерений народу известны быть не могут в течение избирательной кампании. Народ узнает только то, что ему сообщит реклама. Многие избиратели понимают свою беспомощность перед этой фикцией, осознают полное бессилие повлиять на свою жизнь через выборы. Потому выборы собирают с каждым разом все меньшее число избирателей.

Большинство являющихся на президентские выборы, скажем в США, связано с теми или иными борющимися кланами знати, проталкивающими своих представителей для политического протекционизма в органы власти (военные заказы, подряды на организацию общественных работ, лицензии, налоговые льготы и т.п.). Если президент почти гарантированно обслуживает знать, с парламентом сложнее. Он наиболее устойчивый рудимент демократии. Хотя… 

Избирательные округа депутатов могут быть достаточно малыми, чтобы определенное число людей знало кандидата лично, могло оценить его порядочность, правдивость обещаний, подлинность намерений. В малом округе расходов на рекламу также требуется гораздо меньше. Поэтому энергичный человек, поддерживаемый незначительной группой энтузиастов, вполне может быть избран. При этом он может оказаться человеком из народа, подлинным слугой народа, выразителем интересов большинства, т.е. противником местной знати и, хуже того, знати вообще. Если подобных людей в разных малых округах наберется достаточно много, особенно в периоды, когда жизнь народа ухудшается, большинство в парламенте может оказаться вполне демократическим.

С давних времен изобретена уйма способов недопущения такого "случайного" народовластия. Например, под благовидным предлогом "сокращения расходов" уменьшают количество депутатов, что влечет соответственно увеличение размера избирательных округов, так что депутата становится выдвинуть так же трудно, как президента небольшого государства. Другой способ; создание в парламентах второй палаты с правом вето из депутатов сверхукрупненных округов размером со среднее государство (сенаторы от штатов) или округов с особым статусом, заменяющим численность ("земли", республики и т.п.). Наконец, существуют не прямые выборы депутатов от территорий, а через их местную властвующую знать, а то и назначение в парламент (пэрство).

Арсенал приемов структурного и политического (предварительного, т.е. на стадии формирования) урезания демократии весьма обширен. Но что делать, если все они не помогают и во власть все-таки раз от разу прорываются проводники интересов широких слоев? Проводится вторая редукция демократии, теперь в сфере полномочий. Власть парламента сокращают, ее центр тяжести переходит к исполнительным структурам. Организуется Президентская республика. Воля президента через налагаемое "вето", преодолеваемое лишь двумя третями голосов депутатов, приравнивается к нормам Конституции.

Президентская республика вообще-то обычно конструируется там, где быстро растет социальное расслоение; где существует более двух влиятельнейших партий; где выборы по партийным спискам не стали традиционно господствующими.

Обычно узурпации власти ставленником знати (президентом) предшествует теоретическая (пропагандная) подготовка общественного мнения по довольно однотипной схеме. Тиражируется тезис, что, дескать, только президентская форма скрепляет общество, обеспечивает управляемость, централизацию, дееспособность государства. В доказательство приводятся известные примеры нестабильности некоторых парламентских республик. Подбирается и пропагандируется кандидат на роль президента - "отца нации". Попытка политиков-депутатов отклонить в интересах большинства политическими средствами навязываемый новый политический строй влечет яростное сопротивление со стороны не только знати, но части народа, что выглядит как общественная дестабилизация и политический кризис. Как это организуется - вопрос отдельный. Здесь стоит лишь заметить, что чаще всего организуется недовольство народа против тех самых действий, под которые он дал мандат депутатам.

Нестабильность возникает тогда, когда большинство народа, имея и в парламенте большинство, не имеет в нем; большинства решающего, т.е., как правило, двух третей депутатских голосов. Оно не в силах провести кардинальные изменения в писаных правилах жизни общества. Попытки же хоть каких-то изменений в пользу большинства вызывают ультраэнергичный отпор и саботаж знати. Скажем, отток капиталов, перебои в снабжении, финансовые спекуляции с курсом валюты и т.п. Что, в свою очередь, влечет разочарование народа своими избранниками и подозрения (не всегда несправедливые) в забвении обещанного и предательстве. 

В этот момент на арену обычно выпускается "четвертая власть", названная так совершенно необоснованно. С одной стороны, она по влиянию третья, а то и "вторая", с другой стороны, она вовсе и не власть, а прислужница единственной подлинной власти общества: власти денег.

За все последние годы в "демократических" газетах и телепрограммах мне не попалось ни одного резко негативного материала по адресу воротил крупного капитала. Несмотря на всю конкуренцию и политические свары. Как заметил Александр Зиновьев, банк не советская власть, он жалости не знает и обжалованию не подлежит.

Правильнее называть власть средств информации "единственной публичной властью", в том смысле, что это главное, единственное прямое и непосредственное публичное проявление подлинной реальной власти. Власти знати. Через нее она доводит свои установки и желания до общества в целом и до каждого индивида в отдельности. Через нее создается эффект добровольности и свободного выбора - а это есть самый главный эффект. Все остальные - только вспомогательные способы управления массами.

Чего только не рассказано, каких только выкладок не приведено про соотношения в парламентах, обществе и между ними. Четвертая же власть, напротив, во мраке.

Лишь иногда, но неизменно представляется некоей автономной, общественной, независимой силой; подчиненной только закону и благородным принципам сотрудников и редакторов.

Ничто, кроме "свободы печати", не обеспечивает таких восхитительных возможностей манипуляций публикой. Именно бесчисленность форм делает незаметной полную унифицированность содержания в главном: абсолютная и безоговорочная поддержка коренных интересов знати. С другой стороны, не надо запрещать ничего крамольного (и тем привлекать внимание). Крамолу, просто мало кто заметит в потоке изысканной, часто в ругательной упаковке. апологетики богатства. 

Остается еще власть судебная. Она выполняет две задачи: фасадную и фундаментальную. Первая - это придание величия мышиной возне других ветвей власти вокруг пустяков (вроде общенародного американского диспута - принимать "гомиков" на военную службу или нет). Фундаментальная задача - страховочная. Она много важнее. Высший суд - есть последний бастион ре альной власти. На тот почти невероятный случай, когда и парламент, и президент оказались ей неподконтрольны. Сам способ формирования "третьей власти" обеспечивает ее стопроцентную преданность: она создается и пополняется в периоды, когда формирующие ее две другие ветви декоративной власти полностью послушны реальной, т.е. власти знати. Судебная власть сохраняется в данном составе на срок, превышающий период депутатства и президентства. Словом, она в принципе не может выйти из-под контроля. 

А именно за ней остается исключительное право интерпретации Конституции. То есть всякое неугодное реальной власти решение декоративных властей может быть объявлено неконституционным и вдолблено гражданам "четвертой властью", после чего "нарушителей Конституции" сбросят любым способом, включая интервенцию, если страна не очень крупная. Высший суд далеко не единственная страховка. 

В политическую систему господства знати встроено множество всяких способов самосохранения. Раскол, по двухпартийной вертикали обеспечивает приход к власти не абсолютным, а относительным большинством голосов, что и закреплено в законах, требующих, такого минимума поданых голосов или явки избирателей, какой знать без труда гарантированно обеспечит. Каждая из партийных вертикалей все равно увенчана своим для всей знати человеком. При практически невероятном появлении чужака времени оказывается достаточно на консолидацию обеих вертикалей против него, (Вероятнее, впрочем, что чужака уберут раньше.) Следующей страховкой является асинхронность выборов. Даже случись необычайное - потеряй знать контроль над президентом - у нее остается парламент, выборы в который сдвинуты по времени. Зачастую и парламент обновляется не враз. Попалатно или на доли: треть сенаторов или только палата представителей. Менее отчужденные от народа избранники имеют значительно более короткие сроки полномочий в сравнении с "мини-президентами" (сенаторами, пэрами, главами "земель"). 

Таким образом, при неблагоприятном развитии знать получает резерв времени. Здесь подключается "четвертая власть", не сменяемая выборами, т.е. абсолютно стабильная. В век телевидения в каждом доме она могущественнее и действеннее всего остального влияния, ибо воздействует на подсознание и имеет беспрецедентные оперативные глубину, скорость и охват. К десяткам и сотням миллионов приходит, на много часов, вальяжный друг, развлекает, отвлекает, объясняет и направляет: как себя вести, кому верить, каким богам молиться и т.д. Времени бывает более чем достаточно, чтобы убедить избирателей, что они оплошали на предыдущих выборах, чем навлекли на себя уйму бед...

Жизненно важные для знати системы поражают многократностью резервирования. В запасе у знати есть еще местные власти, переизбираемые по совершенно схожей схеме с центральными. Существует еще и часть иной, но более могущественной системы госвласти, еще более стабильной и НЕВЫБОРНОЙ. Это чиновники и их учреждения, составляющие незыблемую вертикаль. Это надзирающие, репрессивные и карательные структуры. Все они, имея строжайшую субординацию, возглавляются обширными коллегиями; только один или несколько членов коих подлежат смене по итогам выборов. Остальные - властвуют по найму бессменно и имеют огромную фактическую власть, подпираемые подобранными ими же аппаратами и подчиненными. По имущественному положению они также принадлежат к знати. Это, например, генералы и главы департаментов, шефы контразведок и послы, полицейские чины и прокуроры и т.д.

Даже если случается немыслимое, и народ через выборы устанавливает демократию, чтобы воспользоваться победой, ему надо преодолеть сопротивление невыборной власти знати. А для этого потребуются решимость и жертвы, несоизмеримые ни с какими выборами, что происходит даже исторически? весьма редко. В менее радикальном случае невыборная власть способна и сводит на нет любые неугодные знати начинания. Сверх того, она сглаживает всякие волны и рябь, создаваемую дерганьем политических марионеток или? грызней знатных кланов меж собою... 

И все-таки безмятежное господство знати зиждется на всем описанном выше куда в меньшей степени, нежели на оп- ределенной и однозначно необходимой для этого социальной реальности. Пять процентов знати могут без вульгарного насилия контролировать от двух третей до девяти десятых структур официальной власти только благодаря основополагающим и ключевым факторам этой реальности. Факторов три. Половина населения не заинтересована в тотальном перераспределении богатств, поскольку при этом может только потерять. Это означает, что ровно половина людей богаче любого из второй половины и имеет доход, больший некоей величины, именуемой "средний доход". (Данность отнюдь не тривиальная, поскольку в большинстве стран мира более половины населения, часто до 80% жителей, имеют практически одинаково нищенский доход.)

B передовых же странах бедная половина никакими политическими средствами не может добиться выравнивания, а потому в тенденции безразлична к выборам, т.е. "самоисключительна" из политики. С другой стороны, она несет важнейшую функцию консолидатора богатой половины самим своим наличием, т.е. пугающим потенциалом! экспроприатора. Юридическое отражение исключенное бедных из полирам тики воплощено закреплением достаточности 50%-ного присутствия населения на выборах. Судьбу политической власти решает практически лишь богатая половина. В ней можно легко обнаружить три группы: знать (примерно 5%), ее приближенные (до 20%), "массовка" (около 25%). Соотношение их средних личных доходов 20:3:1.

Здесь начинается более сложный, второй фактор основы господства. Знать и приближенные, составляя четверть населения и 50% приходящих на выборы, очевидно, кровно заинтересованы не дать "массовке возможности перераспределять богатство. Чего, в виду численного равновесия с богатейшими, она сделать и не в силах. Дополнительно это подкреплено юридическо-политической комбинацией: необходимость для избрания лишь относительного большинства и обязательность оппозиции. т.е. раскола по вертикали, а значит, исключения прямого противоборства между "массовкой" и богатейшими (вот почему столь дорожат лояльной оппозицией власть имущие).

Названное разделение, однако, тоже не обеспечивает абсолютной надежности. Поскольку численность знати и приближенных не 1:1, но примерно 1:4. Следовательно, знать может стать легкой добычей обслуги. Более того, присваиваемое знатью превышает суммарный доход остальных из богатых, и к слову, всего прочего населения вообще. Значит, приближенные могут выиграть от экспроприации знати, даже поделившись с "массовкой", т.е. могут не опасаться удара с тыла. Для предотвращения такого варианта на арену выходят идеология индивидуализма и клановое структурирование.

Человеку, вне зависимости от социальной структуры, к коей он принадлежит, равноприсущи стремления: подравняться) и выделить (ся). Поэтому индивида можно озаботить стремлением нижних (по статусу) слоев сравняться даже путем агрессии с верхними. К тому же социальный статус вообще относителен."3ачем мне дополнительный доход, ежели в результате общего перераспределения другие получат еще больше и мой статус снизится формула не из нашего недавнего прошлого, это расшифровка типичного "принципа благотворного неравенства". (Сегодня в России, где он успешно внедряется, две трети оголтелых сторонников реформ живут хуже, чем в застой, но окружающие их люди живут еще намного хуже, потому удачники "удовлетворены реформами", поднявшими их сравнительный или относительный статус.)

Люди из "богатой половины" просто не осознают, насколько они все вместе бедны в сравнении со знатью и возможностями общества. Подлинным чувством коллективизма обладает лишь знать, несмотря на плановую разделенность. Клановость для поддержания статус-кво даже важнее индивидуализма.

Знать и приближенные лишь с точки зрения статистики доходов представляют два разных слоя. В реальности они сливаются. Этот верхний слой состоит из множества иерархи зеванных групп (кланов). Связи (деловые, архаичные, родственные, преступные и иные) в группах сильнее и многочисленнее, чем в слое или между индивидами одного социального уровня. Клан сходен со свитой" и двором средневекового феодала, где вассалы, челядь и холопы верны не из выгоды и не помышляют о реализации "тайного голосования" или о социальных изменениях... Клановая структура обеспечивает консолидацию верхнего, примерно 25%-ного слоя общества и снимает противоречия между знатью и приближенными. Структурируясь политически в весьма жесткую наверху обычно двупартийную систему, кланы интегрируют в нее и "массовку", используя гибкие связи (прославленное "мягкое членство" в главных партиях - есть как раз нежелание принять "массовку" в кланы на полных правах). 

Воистину печально, что за похожестью внедряемых у нас нынче западных учреждений, институтов, структур, а еще более - вывесок, сограждане не видят пропасть. Можно разрушить (и это сделано) политическую форму социальной реальности, ее, говоря в известных терминах, "надстройку". Можно слепить, в том числе скопировать, любую политическую форму и нахлобучить на социальную сущность, и она либо будет сброшена, либо, вероятнее, адаптирована по "Сеньке", на которого; напялена. Сохранив только названия... Политическая форма определяется не формами собственности, производственним отношением или заокеанскими менторами, а фундаментальными социальными параметрами. Их же переделать, вне исторического времени, нельзя. Можно разрушить социальную реальность, но это будет катастрофа, на месте которой вырастет сходная реальность. Вырастет сама вопреки прожектам и вырастит свою, только ей адекватную, политическую форму.

Социальная реальность и цели (самоозадаченной) госвласти в России не имеют ничего общего с западными. К примеру, "принцип разделения властей" существует для максимального охранения и воспроизводства социальной реальности. Желающие ее преобразовать - объективно непримиримые враги этого принципа. Наши реформаторы кровно заинтересованы в его уничтожении, что бы они при этом ни восклицали. Далее, ключевым, для обсуждаемого здесь случая, фундаментальным параметром является социальная структура сегодняшней России. Похожа она не на "длинношеюю парижанку", а на ядерный гриб: стремительное, необъятное смятение у самой земли, высоченная тощая ножка и уродливая громадная шляпка. Элита многочисленнее приближенных... "Массовка" вся втянута в бедняцкую полынь у самой земли. Нет ни одного из трех факторов, обеспечивающих существование западной формы государства.

Число равнонищих граждан, заинтересованных в перераспределении, существенно превышает половину, приближаясь к 70%. При достижении реформаторских высот оно перевалит за 80 %. Для обеспечения "линии жизни" на освоенном уже двумя поколениями уровне необходимо тратить на это 50 % всего потребления российского общества... Для содержания же знати западного образца, в том же количестве, что и там, нужно 200%, т.е. вдвое больше средств, чем есть у всего народа. Знать можно сократить вдвое, но и тогда остальное население страны должно перестать кушать. Если знати будет вчетверо меньше (порядка 1 %), она сможет окружить себя приближенными и "массовкой" в количестве 10% населения России (при условии, что, помимо еще 10% бедняков по-западному, остальные 80% перейдут на подножный корм, буквально). Что несколько проблематично.

Попросту говоря, смехотворны сами разговоры о грядущей демократии. Даже авторитаризм - голубая утопия. Только террористическая диктатура сможет обеспечить перевод народа в западную социореальность. Но, чтобы создать адекватную своим интересам публичную власть, знать должна самоорганизоваться и консолидироваться. Потому, прежде чем создать репрессивную деспотию (тоталитаризм), жаждущим придется пережить варварство, т.е. по Канту "отсутствие свободы и насилие без закона". Причина в том, что консолидация знати через СЕМИКРАТНОЕ сокращение претендентов в нее еще даже не начиналась. Обрезание "ядерной" шляпки в таких масштабах - до пропорции шпиля Останкинской башни - процесс в истории беспрецедентный. Теоретически неизвестно ни одного мирного способа перехода от нынешней российской социореальности к западной. В эмпирике же отчетливо видно, что, во-первых, ныне между ними различия сильнее, чем в 1991 году: очередь в "графья" больше, челядь прожорливей, которым нечего терять - множатся во времени геометрически и т.д., а следовательно, преобразовательство имеет обратный результат; и во-вторых, селекция во знать везде идет однотипным и неприятным способом: Югославия или Армения, отстрел директоров, пальба на рынках или по Белому дому. Все это один и тот же социальный процесс. 

Основа у всего одна; смертельная попытка пересоциолизации. И никакая болтовня об экономиках, нацпроблемах, правах и свободах, политике, конституциях и всем прочем сделать его менее кровавым и обреченным не в силах. Выборы, либерализации, указы, фараонизации, приватизации, мироинтеграции, десоветизации, люстрации, западнизации и все прочие фетишизации, дегенератизации и мистификации - есть лишь спектакли на пути в ад.