О нравственном и духовном опыте поколений творческой интеллигенции, о ее роли в современном обществе размышляет художественный руководитель Театра им. Маяковского, народный артист СССР, профессор, секретарь Союза театральных деятелей Андрей Гончаров.

- Андрей Александрович, Ваш театр носит имя Маяковского. Противоречиво сегодня отношение к личности поэта и его творчеству, канонизированному в сталинскую эпоху. Как Вы лично относитесь к Владимиру Владимировичу?

- Любил и люблю. По-настоящему ценю и раннего, и позднего Маяковского. Без этой колоссальной фигуры трудно представить себе русскую культуру XX века. Революции Владимир Владимирович служил, безусловно, искренне. Потому, наверное, столь серьезна и страшна его человеческая трагедия: видимо, к концу жизни он остро осознавал: не Богу отдал он душу и талант...

Сейчас много пересматривается в нашей истории, литературе и искусстве. Но "демократическая" переоценка ценностей ни в коей мере не умаляет достоинств Маяковского.

- Однако ходят слухи, что Ваш театр якобы собирается убрать из своего названия имя поэта?

- Ерунда! Не представляю, какой смысл и какая необходимость менять название театра Маяковского. Меня вообще поражает страсть к переименованиям! Скажем, улице Наташи Кучиевской московская мэрия хочет вернуть старое имя - Скарятинский переулок. Вроде бы, благое намерение. Но кто такая Наташа Кучиевская? Мой товарищ по ГИТИСу, на фронте она вынесла с поля боя шестьдесят раненых и, сама раненая, подорвала гранатой себя и окруживших ее фашистов... Стыдно об этом забывать!

Так вот, о театре. Хотя нынешним своим названием мы обязаны Сталину, собственноручно написавшему, что Маяковский был и остается лучшим советским поэтом, это имя никто не вправе у нас отнять.

- Тем паче вызывает удивление, что спектаклей по пьесам Маяковского давно не было видно на афишах театра его имени. А ведь когда-то на Вашей сцене с триумфом шли "Мистерия-буфф", "Клоп", "Баня". Выходит, не очень-то жалуете Вы Маяковского?

- Помилуйте, еще в тридцать шестом году, поступая на режиссерский факультет ГИТИСа, я восторженно читал на вступительных экзаменах "Океану" Маяковского. И сейчас в памяти эти строки:

То стонешь в блеске лунного лака,
То стонешь, покрытый пеною ран.
Смотрю, смотрю - всегда одинаково
Близок мне океан...
 

До сих пор храню тетрадочку с написанным мною в ту пору режиссерским планом пьесы "Клоп". Признаться, драматургия Маяковского не была мне близка ни в мои шестнадцать лет, ни позже. Мне ближе психологический театр. Но если его пьесы ставил великий Мейерхольд, значит, они находили отклик в душах современников. Всякий талант - это прежде всего соответствие времени, в которое живешь.

Прочитанные заново режиссерами Плучеком, Петровым и Юткевичем сатирические пьесы Маяковского "по второму кругу" увидали свет рампы в 50-е годы. Это были интереснейшие, с подтекстом, спектакли: за мощной спиной Маяковского постановщики и актеры говорили правду о своем времени.

Написав все сто томов своих "партийных книжек", Маяковский оставил нам образ Времени. Он великий новатор русской поэзии. И поскольку имя его стоит в названии нашего театра, оно обязывает нас к новациям, творческому поиску, без которых не существует искусства.

- Созданный Мейерхольдом, Ваш театр всегда имел превосходную труппу и, что особо хотелось бы подчеркнуть, был истинно русским театром. Видимо, это обстоятельство весьма серьезно влияет на развитие отечественной культуры, которая сегодня в разоре?

- Да, театр - явление глубоко национальное. У меня есть такая вольная догадка: театр на Руси возник когда-то из скоморохов и... юродивых, которые не боялись сказать правду и сильным мира сего. Говоря условно, скоморохи - это театр представлений, юродивые - театр переживаний. Вершина этой позиции принадлежит Достоевскому, она ясно просматривается, скажем, в его романе "Идиот".

- В теперешней нашей жизни найдется достаточно тем и для "скоморошьего" театра, и для театра переживаний. Каких только болезней не приписывают ныне России: дескать, погибла она, общество зашло в тупик... Какой диагноз поставили бы ему Вы как художник? Что, по Вашему мнению, нас губит?

- Душевная усталость от политических игр, творческая апатия. Но недаром же в последнее время частенько вспоминают тютчевские слова о том, что "в Россию можно только верить". Надеюсь, что заболевание наше временное, хотя и очень серьезное. Социальное, психологическое. Как и "в старое доброе" большевистское время, мы во всем перегибаем палку. Плюем на прошлое, в том числе - советского театра. А приоритет его в мире был, есть и будет!

- Андрей Александрович, Вами прожита большая театральная жизнь. Вы не только художественный руководитель Театра им. Маяковского, но и педагог. Скажите, изменился ли русский актер в профессиональном и человеческом плане? Чем, на Ваш взгляд, отличны друг от друга актерские поколения?

- "Когда у гробового входа младая жизнь будет играть", стоит задуматься о том, что молодежь... всегда права. Мне, полвека занимающемуся педагогикой, конечно, не просто сейчас, задрав штаны, бежать за молодежью. Да и куда? В погоню за деньгами?

Недавно увидел на улице плакат: "Бизнес - это "искусство". Подумалось с горечью: "Это искусство становится бизнесом!" К сожалению, в последние годы из триединства школа-студия-театр исчезает понятие "студийность", лежащее в основе профессии. Власть чистогана заставляет нищую актерскую братию кривляться перед нуворишами - делать все, чтобы хоть как-то держаться на плаву.

Знаете, в военную пору парикмахер один работал в Союзе писателей. Когда клиент садился в кресло, он спрашивал: "Что вы считаете главным в этой войне? - И сам отвечал: Выжить". Вот и у артистов нынче тоже появилась эта необходимость - выжить. А вместе с заветными зелененькими бумажками приходят, как правило, халтура, цинизм, пренебрежение к искусству.

На глазах рушится студийность, которая предполагала актерское братство и рождала замечательные спектакли. Вспомните вахтанговские постановки, мхатовские "Дни Турбиных" и "Три сестры"... Это все - следы уходящей студийности. Это раскрытие характера, сути человека. Это человековедение.

Увы, появились режиссеры, которые стали работать на потребу вкусам "новых русских", забавляя их "клубничкой". Они забыли о порядочности художника. А элементарная порядочность всегда была профессией русского интеллигента.

- Андрей Александрович, давайте представим: нет у театра проблем с деньгами, гастролями, труппой, которая недоедает, - у Вас полностью развязаны руки и Вы совершенно свободны в выборе. Какой спектакль захотелось бы Вам тогда поставить?

- А я и раньше ставил только те спектакли, какие хотелось. Другое дело, что мне мешали. Сейчас не мешают, но и не помогают. Выпустить спектакль сейчас стоит десятки миллионов. Зритель к нам ходит, но сколько бы ни брали мы за билет, все равно это нас не выручит. Театр никогда не был коммерческим предприятием. И вообще культура нерентабельна.

- Но как все-таки спасти русскую культуру, если у государства не хватает на нее средств. В ножки, что ли, кланяться новоявленным рябушинским?

- Ну, до рябушинских и Морозовых нашим доморощенным коммерсантам еще, ох, как далеко! Не та у них широта натуры и духовные запросы, увы, не те. Они готовы помочь, но музыку, как водится, желают заказывать свою. Только какую?

Наш театр на такие сделки не идет. Выкручиваемся как можем. Сдаем в аренду сцены, коих, слава Богу, у нас три. В таком плачевном положении находимся не мы одни. Театры разваливаются, раскалываются один за другим. Доколе же этот разор будет продолжаться?

Власть предержащие, можно сказать, подсознательно, начинают-таки понимать, что культуру России негоже бросать на произвол судьбы. Думаю, полезно было бы им узнать о таком факте: первое, что сделал де Голль, став Президентом Французской республики, - определил в бюджете солидные государственные дотации национальной культуре.

- В Вашем театре с успехом идет спектакль "Наполеон Первый". Звучит вполне современно...

- Что ж, параллели с сегодняшним днем весьма прозрачны. Речь в спектакле идет о последних днях Наполеона и драке за власть. Но ее соискатели шагают уже не по лестнице славы, а будто по воздуху. У героев отсутствует ощущение времени, они - временщики. Я, понятно, ни на что не намекаю, но этот спектакль, пожалуй, с любопытством посмотрели бы и наши демократические лидеры.

Кстати, Ельцин принимал меня в Кремле. Как секретарь Союза театральных деятелей России я приходил к нему по поводу строительства новых помещений для ГИТИСа, который преобразован в Академию театрального искусства. Он прямо сказал, что со строительством ничего не выйдет. И позвонил при мне Лужкову. Тот пообещал заняться вопросом лично. На другой день действительно приехали работники мэрии, чтобы показать нам два довольно приличных помещения. Только по сей день мы их не получили. Видимо, приглянулись они уже какому-то инкогнито-инвестору...

Второй раз к Борису Николаевичу я уже не пойду. Ему сейчас не до культуры.

- Между тем и с парламентской трибуны, и в выступлениях по телевидению наши государственные мужи, депутаты Думы и Совета Федерации, пекутся о деле культуры, призывают к внимательному отношению к ней. Что за этими словами?

- Опять же слова, слова, слова... Решение многих проблем театральной жизни было обещано мне российскими властями, но не решается ни одна! Россия уверенно идет по пути культурного одичания. Всякий раз, когда включаю телевизор, получаю нокаут. С утра до ночи на экране порнография, рок-группы - все виды псевдоискусства, рассчитанного на самый низкий зрительский уровень. Страшно становится!

Тон подобным программам задают, естественно, рекламодатели. За деньги сегодня можно купить все, в том числе и ТВ. Но мириться с этим нельзя. Потому и задумали мы заново прочитать русского Шекспира - Островского: поставить спектакль по его пьесе "Последняя жертва". Как отчетливо понимал драматург зависимость от денег! Тема власти бешеных денег - это серьезный разговор со зрителем о бездуховности, безнравственности мира чистогана.

- Вы представитель старой русской интеллигенции. Что, по Вашему, способна сделать она сегодня, чтобы пошло на поправку нравственное и духовное здоровье России?

- Работать. Честно, самоотверженно, упоенно. Каждый на своем месте. Лучше Герцена никто не сказал о святом предназначении театрального искусства: "Каждый вечер театр опрокидывает чашу уже содержащегося в партере". И если этого эффекта не последовало, такой театр не нужен...

Россия богата не только сырьем, которое мы продаем сейчас по дешевке. Самое большое богатство ее - культура, которую, хвала Господу, за рубеж не вывезешь.

- Можно, конечно, сделать дурной посев "вечного, доброго". Но опять придет весна, и новые всходы взойдут, куда более крепкие. На это вся надежда!

- Но чтобы всходы взошли, нужно, вероятно, ответить на горьковский вопрос: "С кем вы, мастера культуры?" Или против кого?

- Отвечаю. Был у меня учитель - Алексей Дмитриевич Попов, народный артист, художественный руководитель Центрального театра Советской Армии. Большой мастер, но оратор неважный. Когда он говорил, у него это нескладно получалось. До той поры, пока не появлялся у него оппонент. Откуда вдруг брались у Попова вдохновение, энергия, богатство аналогий, оттенков?!

Я к чему веду? Сейчас чрезвычайно важно для интеллигенции найти в сложной политической жизни главного оппонента, чтобы на равных поспорить с ним о путях России.

- Андрей Александрович, позвольте задать вопрос не совсем корректный. Не появлялось ли у Вас когда-нибудь желания уехать из России, поработать за границей?

- Я много ставил спектаклей за рубежом...

- Нет, совсем уехать.

- Ну, что вы, право! И гении ломались, покинув Россию. Я же не скрипач, не пианист, не балетный артист. И не выдержать было бы мне разлуку с Родиной. Как это случилось, скажем, с замечательным русским актером Чеховым. В Америке я проехал по тем местам, где он пытался организовать русские актерские школы. Но на чужой земле ничего путного у него не получилось. Трагическая судьба...

- И, если позволите, последний вопрос. XX век близится к концу. О чем размышляете Вы накануне XXI столетия?

- Я слишком люблю Россию, русскую культуру, чтобы предположить хоть на минуту, что она развалится и погибнет. Достоевский говорил, что у России свой путь. Его не "спишешь" с Америки или Франции. И вправду, у нас свой путь! Нельзя не учитывать национального характера, быта, культуры. Не уложишь в прокрустово ложе нашу судьбу! Грустно, что мы стали подражать американской культуре, даже американскому театру, который, кстати, весьма неважный. Там хорошие мюзиклы, но по-настоящему драматического театра нет.

О чем я думаю в конце века? О том, что дороже человека, его психологии, состояния души - ничего нет. Хотите открою секрет? Если бы Господь Бог даровал мне второе рождение, я с радостью прожил бы именно свою творческую жизнь.

- Со всеми ее неприятностями?

- С ними...