Соотношение "национальных" и "государственных" интересов, интересов "режима", "общества" и различных социальных групп во всех странах весьма сложно. Особенно запутанным оно является для полиэтнических государств, которые к тому же - как нынешняя Россия - переживают период острых социальных конфликтов, когда резко сокращаются сферы общественного консенсуса. Не занимаясь теоретическим анализом возникающих в этой связи проблем (хотя такого рода вопросы исключительно важны и интересны), можно, однако, использовать весьма условный термин "национально-государственные интересы". Под ним имеется в виду совокупность целевых установок, отражающих, выражающих и конкретизирующих важнейшие, фундаментальные потребности сохранения государства как самостоятельного субъекта международных отношений; выживания и сбалансированного развития общества, нейтрализации угрожающих этому военных, экономических, экологических, социально-политических и иных опасностей.

Будучи адекватно осознанным, такие интересы могут стать и, как правило, становятся объектом достаточно широкого общественного консенсуса. Их реализация создает благоприятные условия для деятельности всех социальных групп и политических сил, за исключением тех, чьи целевые установки имеют антигосударственный, антиобщественный характер. К последним относятся, например, компрадорская буржуазия, паразитирующая на распродаже ресурсов, криминальные объединения, спекулятивный капитал и т.д., а также связанные с ними политические круги. Чем слабее государство, тем больше возникает возможностей для их беспрепятственной деятельности.

В России, однако, такого рода консенсус пока не сложился. Причин тому несколько. Важнейшие социальные группы лишь начинают осознавать и формулировать свои интересы. Углубляющаяся регионализация препятствует формированию общегосударственных интересов. Острое политическое противоборство и борьба за власть отодвигают на второй и третий планы поиск компромиссов и достижение согласия даже по тем проблемам, где оно, казалось бы, возможно.

Национально-государственные и "общечеловеческие" интересы.

Вопрос о соотношении этих двух групп интересов стал в России в последние годы объектом жесткой дискуссии. Одна точка зрения сводится к тому, что в условиях растущей взаимозависимости "общечеловеческие" интересы объективно выходят на первый план, начинают доминировать над национальными и даже поглощают их. Другая - вообще отрицает существование общечеловеческих интересов, полагая, что за этой формулой скрывается попытка навязать мировому сообществу позицию отдельных государств или групп государств.

Обе эти позиции представляются излишне упрощенными. Реальная возможность гибели человечества в результате термоядерной катастрофы или глобального экологического бедствия действительно создает общечеловеческую заинтересованность в их предотвращении, накладывает определенные ограничения на действия государств, связанные, например, с применением ядерного оружия. Растущая взаимозависимость также сужает аспект возможных акций субъектов мировой политики. В этом смысле определенные общечеловеческие интересы безусловно существуют. Однако они не влекут за собой ни отказа от национальных интересов, ни прекращения противоборства на мировой арене, хотя и меняют его средства и формы. Так, гибельность термоядерного конфликта была хорошо осознана в СССР и США уже в ходе Карибского кризиса. Это, тем не менее, не привело ни к прекращению конфронтации между ними, ни к ликвидации противостояния двух систем, в результате одна из которых потерпела сокрушительное поражение.

Примеров такого рода можно приводить достаточно. Они свидетельствуют, что реально идущие процессы углубления взаимозависимости и нарастания технологической уязвимости человечества в целом отнюдь не принижают значимости национально-государственных интересов любой страны, в том числе и России.

Развал СССР привел к исчезновению глобальной сверхдержавы, имеющей разветвленную сеть интересов и целей. Российская Федерация занимает куда более скромное место на мировой арене и сфера ее интересов имеет определенные географические пределы. В связи с этим представляется обоснованной появившаяся в последнее время концепция "концентрических кругов" в российской внешней по-литике.

Практически сложился консенсус относительно того, что наиболее важной сферой жизненно важных интересов России является пространство бывшего Советского Союза. Вместе с тем, имеются принципиальные разногласия в определении целей и задач РФ в этом геополитическом ареале.

В нынешней политической элите России существуют силы, не просто считающие процесс распада империи неизбежным и позитивным, но и приложившие немало усилий к его ускорению и приданию ему необратимого характера. Именно в таком русле сторонники данного подхода пытаются формировать внешнеполитический курс российского руководства в отношении государств ближнего зарубежья.

Однако в политических и научных кругах оформляется и иная, на наш взгляд, значительно более адекватная реальности, концепция. Согласно ей, главной задачей России, отражающей ее фундаментальные, жизненно важные интересы, является восстановление единого государства, включающего в себя всю или большую часть бывшего Советского Союза. В основе такого подхода лежит идея исторической преемственности, отражающая факт многовекового "имперского" существования российской государственности. Именно в качестве империи, царской или советской, как единого полиэтнического государства с сильной центральной властью, Россия, с одной стороны, обретала свой статус мировой державы первой величины, а с другой, - была способна поддерживать достаточно устойчивый порядок и безопасность внутри страны. В свою очередь, дезинтеграционные процессы неизбежно оборачивались вспышками конфликтов и войн. Это же происходит и сегодня в периферийных районах бывшего СССР.

Но дело не только в этом. Реинтеграционная тенденция связана прежде всего с тем, что развал Советского Союза повлек за собой весьма тяжелые последствия для РФ и других новых независимых государств.

Нарастающий распад единой экономической системы стал одним из важнейших факторов дальнейшего усиления кризисных процессов в народном хозяйстве стран бывшего СССР. Оказались несостоятельными предположения о том, что рыночные силы автоматически сохранят или быстро восстановят хозяйственные связи. При этом политические элиты новых независимых государств стремятся установить свой собственный контроль над соответствующими фрагментами в прошлом единой экономики, что еще более усугубляет дезинтеграционный процесс.

Разрушение единых вооруженных сил обернулось кардинальным снижением боеспособности формирующихся национальных армий, в том числе и российской. За пределами России оказались важнейшие компоненты систем ПРО и ПВО, контроля космического пространства, связи и управления войсками, по-лигоны, базы ВМФ и ВВС и другие элементы военной инфраструктуры. К резкому и долгосрочному снижению военного потенциала России (не говоря уже о других новых независимых государствах) привел развал единого ВПК. Так, РФ была вынуждена пойти на явно невыгодный для нее отказ от МБР с РГЧ ИН главным образом потому, что заводы по их производству находятся на Украине. В итоге, Россия сталкивается с необходимостью либо воссоздать на своей нынешней территории все утраченные элементы военной и военно-промышленной инфраструктуры, что явно невозможно по экономическим соображениям, либо смириться с потерей боеспособности, либо добиваться восстановления единого военно-стратегического пространства.

Ликвидация Советского Союза привела также к крайне болезненной для России потере значительной части портовых мощностей на Балтийском и Черном морях. Под контролем Прибалтийских государств, Украины и Беларуси оказались также практически все наземные коммуникации (железные и шоссейные дороги, нефте- и газопроводы), связывающие Россию с европейскими странами. В итоге возникает дилемма - либо смириться с этой, явно ущербной для РФ ситуацией, либо вложить колоссальные ресурсы в создание новых портовых мощностей, что, к тому же, не сможет полностью компенсировать потерю контроля над наземными коммуникациями.

Далее, весьма тяжелой для России стала проблема русскоязычного населения за пределами РФ, оказавшегося в дискриминируемом положении. Его массовая миграция неизбежно обернется большими социально-экономическими и политическими трудностями. Уже сегодня вырисовывается реальная возможность возникновения исключительно сложной для российского руководства ситуации, когда оно будет вынуждено либо использовать военную си лу для защиты русскоязычных групп, либо смириться с актами насилия и даже геноцида по отношению к этому населению. Второй вариант поведения скорее всего приведет к крупным внутриполитическим осложнениям.

Кроме того, как это бывало и в прошлом, в том числе в 1917 - 1922 гг., распад империи оказался сопряженным с волной конфликтов, охватившей (пока, по крайней мере) южную периферию бывшего СССР. Эти конфликты, как показывает практика, не поддаются разрешению политическими средствами, превратились в устойчивые очаги напряженности и, в большинстве случаев, вооруженного насилия. Возникла перспектива сращивания конфликтных зон в "дугу нестабильности", тянущуюся от Приднестровья через Крым в зону Северного Кавказа и Закавказья. Подобная нестабильность, охватывающая районы, имеющие для России повышенное значение, никоим образом не отвечает ее интересам. Кроме того, наметилось распространение этих конфликтных очагов на территорию собственно РФ. Обозначились также предпосылки для нарастания российско-украинского конфликта (проблемы Крыма, Севастополя, Черноморского флота и т.д.), российско-эстонского и даже российско-казахстанского (проблема северных областей). Втягивание России в такого рода конфликты противоречит ее коренным интересам, поскольку отвлекает ресурсы и силы, создает благоприятные условия для вмешательства внешних сил, осложняет ситуацию внутри страны. Но устранение причин, порождающих данные конфликты, по сути дела, возможно лишь при восстановлении в той или иной форме единого государства. В этом случае, территориально-этнические споры, лежащие в основе большинства из них, просто теряют смысл.

Наконец, дезинтеграционные процессы, охватившие территорию бывшего СССР, сопряжены с аналогичными процессами, протекающими в самой России. По сути дела, это две стороны одного и того же явления.

Приостановка цепной реакции территориального распада в зоне бывшего Советского Союза не может, как показала практика, опираться на структуры СНГ. Имеющийся опыт, прежде всего неспособность Содружества реализовать многочисленные решения, принятые в его рамках, свидетельствуют, как представляется, о бесперспективности самой принципиальной схемы СНГ. Возможно более перспективным было бы развитие разнообразных двусторонних механизмов сотрудничества, в центре которых была бы Российская Федерация. Последняя обрела бы таким образом дополнительный потенциал воздействия на ситуацию в бывшем СССР , в том числе для продвижения реинтеграционных процессов.

Противники реинтеграционного развития обычно указывают, что распад СССР приобрел необратимый характер и восстановление единого государства может быть достигнуто лишь в результате крупномасштабного применения вооруженных сил. Однако необратимость распада возникает лишь в том случае, если его результатом становится повышение жизненного уровня населения, его защищенности и безопасности в целом. Практика же последних лет свидетельствует об обратном: процессы распада обернулись долгосрочным комплексным кризисом на всей территории бывшего СССР. Его преодоление возможно либо путем восстановления единых политических, экономических и военных структур, либо путем привлечения таких ресурсов, которых нет и в обозримом будущем у новых независимых государств не будет. Следовательно, существуют объективные предпосылки реинтеграции, которая опиралась бы не на вооруженное насилие, а на экономическую и политическую заинтересованность влиятельных социальных страт и групп.

Важно, однако, учитывать следующее:

• реинтеграционный процесс будет, вероятно, длительным и сложным, напоминающим чем-то процессы "собирания земель" вокруг Москвы и образования Российской империи. В качестве цели в более или менее обозримых временных рамках могло бы стать восстановление конфедерации с постепенным нарастанием федеративных элементов. При этом, темпы этого процесса в различных регионах будут различны;
• ближайшие задачи, как представляется, связаны с сохранением единого экономического и военного пространства, предотвращением дальнейшего нарастания дезинтеграционных тенденций, всяческим поощрением и стимулированием юнионистских сил, кооперационных и интеграционных связей, в том числе по отдельным проблемам и в узких рамках;
• наряду с группами, объективно заинтересованными в восстановлении единого государства (главным образом теми, чья деятельность зависит от успешного функционирования целостной экономической системы), сложились силы, чьи установки несовместимы с этой тенденцией. К ним, прежде всего, относится значительная часть политических элит, чье положение, а порой и существование, неотделимы от самого факта независимости;


практика излишней централизации, присущая бывшему СССР, оставила сложное социально-политическое и психологическое наследие на периферии. Единое государство в некоторых группах ассоциируется с подавлением национальной культуры, языка и т.д.;

• политика нынешнего российского руководства в отношении ближнего зарубежья крайне противоречива. С одной стороны, утверждается, что восстановление единого государства явно невозможно. С другой, - отдельные акции дают основания для обвинения Москвы в проведении великодержавной политики. Подобная практика, естественно, не способствует реинтеграционному процессу.

Вместе с тем, российский подход должен, как представляется, сохранять возможность интеграции новых элит, по крайней мере их значимой части, в общую элиту восстанавливающегося государства. Кроме того, не только допустимы, но и, не исключено, желательны определенные территориальные изменения по сравнению с бывшим СССР. Издержки, связанные с включением отдельных регионов в конфедеративные или в федеративные структуры могут превосходить сопряженные с этим выгоды. Наконец, некоторые зоны, входившие в прошлом в СССР, могут выступать в будущем в качестве буферных территорий, находящихся в соответствующих сферах влияния.

Анализ национально-государственных интересов России в дальнем зарубежье требует, прежде всего, определения отношения к главным тенденциям развития системы международных отношений. В настоящее время обсуждаются три возможности: возникновение монополярной системы, основанной на военном доминировании США в мировых делах; складывание совокупности международных организаций на основе ООН, СБСЕ, НАТО и т.д., которая может стать более или менее эффективным регулятором межгосударственных отношений; формирование мультиполярной системы, главную роль в которой играют относительно независимые центры силы (в т.ч. Индия, Бразилия и другие региональные державы). 

Реализация первой тенденции в наименьшей мере отвечает интересам РФ. В этом случае она почти автоматически уходит на периферию мировой политики и в значительной мере теряет в ней самостоятельную роль. Вместе с тем такое развитие событий выглядит сегодня проблематичным. Хотя США и обладают необходимыми военными и военно-экономическими возможностями для установления моноцентрической системы, издержки этого для них весьма велики. Вызывает сомнение и сама готовность Соединенных Штатов к выполнению этой роли. Они, в частности, уже столкнулись с серьезными внутренними проблемами, отвлекающими внимание и ресурсы от внешнеполитических акций. Наконец, даже ближайшие союзники США отнюдь не поддерживают идею мировой американской гегемонии.

Значительно сложнее обстоит дело со второй тенденцией. Фактически речь идет о том, чтобы в той или иной форме зафиксировать особую роль в мировой политике десяти-пятнадцати наиболее развитых государств и создать механизм контроля с их стороны над развитием событий в мире. Влиятельные круги в России сегодня рассчитывают, что РФ войдет в число этих государств используя, в частности, членство в Совете Безопасности ООН, в структурах СБСЕ и т.д. Однако острота внутреннего кризиса и обусловленная этим общая политическая и экономическая слабость России вряд ли позволят реализовать эти устремления, по крайней мере, в обозримом будущем. В свою очередь, рассматриваемая структура может стать средством международного контроля за развитием событий в России и за ее действиями на мировой арене.

В наибольшей мере интересам РФ отвечало бы формирование полицентрической системы международных отношений. Для таких систем характерны сложные, подчас противоречивые и конфликтные отношения между центрами силы. И поэтому даже относительно слабая Россия могла бы в ряде случаев играть роль "балансира", использовать межгосударственные противоречия для предотвращения образования направленной против нее коалиции или же для нейтрализации враждебного ей центра силы. 

В нынешней ситуации Россия вряд ли в силах оказать решающее воздействие на выбор направления развития системы международных отношений. Но она должна была бы всячески содействовать ее движению по третьему пути, во всяком случае, не поощрять первых двух. 

Принципиальную значимость для РФ имеют отношения с ближайшими соседями в дальнем зарубежье: государствами Восточной Европы, КНР, Японией. В самом общем плане, как представляется, Россия заинтересована в максимально низком уровне конфронтации с ними, развитии сотрудничества, в исключении возможности превращения их в плацдарм для вмешательства в события, происходящие на территории бывшего СССР. Это требует от РФ спокойной, последовательной, одновременно и жесткой, и гибкой политики.

Каждое из этих направлений внешней политики России имеет свою специфику и, следовательно, требует разработки собственной стратегической линии. Здесь же можно лишь попытаться определить ее основные целевые установки в соответствующих регионах.

Восточная Европа могла бы и далее играть роль своего рода "нейтрального пояса", разделяющего Западную Европу и сферу действия НАТО, с одной стороны, и геополитическое пространство бывшего СССР - с другой. Сохранение такого "пояса" минимизирует возможность прямого соприкосновения вооруженных сил РФ и НАТО, по крайней мере, на центральном театре. Это, бесспорно, стабилизировало бы обстановку на европейском континенте при любом повороте событий в зоне бывшего СССР.

Подобная схема, однако, не получила широкого одобрения в политических кругах восточноевропейских стран, Украины, Прибалтики и т.д. Там связывают обеспечение собственной безопасности, прежде всего, с членством в НАТО или в общеевропейских структурах, которые, как считают в соответствующих столицах, могли бы нейтрализовать угрозу с Востока. Вместе с тем, позиция НАТО, которая не склонна ни к расширению членства, ни к активизации действий к востоку от своих границ, может повысить в Восточной Европе интерес к идее "нейтрального пояса". Реализация последней, однако, требует проработать вопрос о формах и содержании надежных гарантий безопасности стран восточноевропейского региона при сохранении их нейтрального статуса.

Крайне важное значение для РФ приобретает поддержание стабильных, доброжелательных партнерских отношений с КНР. Известно, что советско-китайский конфликт 60-х - 80-х годов серьезно осложнял положение СССР на мировой арене, отвлекал огромные силы и средства от других направлений внешней политики. Со стороны Китая также имеется и, видимо, сохраняется в обозримой перспективе заинтересованность в развитии позитивных отношений с РФ. Во-первых, в КНР весьма болезненно воспринимают возможность установления американской гегемонии и не могут не рассматривать Россию как потенциальный противовес США. Во-вторых, в Пекине отнюдь не склонны позволять каким-либо третьим силам играть на противоречиях между КНР и РФ. В-третьих, китайская сторона заинтересована в сохранении и углублении военно-экономического и военно-технического сотрудничества с РФ. Но долговременный прагматический курс китайского руководства, видимо, исключает возможность установления российско-китайского военного союза. Такой союз не отвечает, как представляется, и интересам России, которой важно сохранить максимальную свободу действий.

Что касается Японии, то заинтересованность России в расширении торгово-экономического сотрудничества и в привлечении японских инвестиций, особенно в районах Дальнего Востока и Сибири достаточно велика. Однако: японские деловые круги не видят пока смысла в сколь-нибудь существенных капиталовложениях в нестабильную российскую экономику, предпочитая более "цивилизованные" рынки ЮВА и АТР; территориальные притязания Японии на Южно-Курильские острова остаются серьезным тормозом в развитии российско-японских политических и экономических отношений. Неизменность японской позиции не позволяет надеяться на положительные сдвиги , тем более, что потеря в той или иной форме островов негативно скажется на экономическом и военном положении России на Дальнем Востоке. Последнее подтверждается многочисленными объективными исследованиями данной проблемы. 

В этих условиях интересам России отвечала бы сдержанная позиция в отношении Японии, исключающая как открытую конфронтацию, так и бессмысленные территориальные и военные уступки. Одновременно расширение сотрудничества с конкурентами Японии, прежде всего с Южной Кореей, может оказаться не только выгодным для России само по себе, но и послужить серьезным фактором воздействия на Токио.

В последнее время серьезную озабоченность в РФ вызывает так называемый "исламский фактор". Существует несколько интерпретаций этого термина: действия экстремистских политических группировок, опирающихся на определенные круги в Афганистане и Ираке, использующих в своих целях фундаменталистские исламские установки и разделяющие их слои населения; линия ряда мусульманских государств (Турция, Иран, Саудовская Аравия и др.) на создание и укрепление своих сфер влияния на территории бывшего СССР, в том числе в РФ; глубокий конфликт между христианством и исламом, более того, между "западной" и "мусульманской" цивилизациями.

Представляется, что политический экстремизм, сопряженный с исламским фундаментализмом, действительно является серьезной угрозой интересам России. Успех такого рода движений и группировок в Средней Азии и на Северном Кавказе приведет к возникновению полосы долговременной нестабильности, контролируемой враждебными РФ силами. Вырисовывается также реальная перспектива союза этих сил с сепаратистскими кругами ряда мусульманских регионов России. Следовательно, РФ объективно заинтересована в ликвидации подобных группировок на "дальних рубежах", в поддержке нынешних режимов в тех среднеазиатских государствах, которые являются первой мишенью для экстремистских сил, принимающих порой "демократическое" обличье. Требуется, однако, разработка четкого, долговременного и предельно детализированного плана действий, который предусматривал бы большой арсенал средств воздействия, предполагающих, в том числе, использование российских вооруженных сил, но не сводящихся только к этому. В сложившихся обстоятельствах возникает определенная общность интересов с западными странами, озабоченными мусульманским экстремизмом и терроризмом.

Более сложным, вероятно, является для РФ вопрос об усилении турецкого или иного "советского" ислама в мусульманских районах бывшего СССР. Рост его влияния действительно может иметь определенные негативные последствия для России. Вместе с тем ни Турция, ни иные мусульманские государства не обладают избыточным экономическим и военным потенциалом, необходимым для создания и поддержания системы своего стабильного влияния в Средней Азии или на Северном Кавказе; руководство большинства этих стран, в свою очередь, озабочено ростом экстремизма и фанатизма и вряд ли склонно содействовать укреплению влияния таких сил в мусульманских районах бывшего Союза; интересы Турции, Ирана, Саудовской Аравии и других стран далеко не всегда совпадают.

Все это создает для России возможности достаточно эффективной политико-дипломатической игры, исполнения ею роли внутреннего арбитра в различных конфликтах в этой зоне, укрепления там своего влияния без принятия на себя прямой ответственности за положение дел и развитие событий.

Абсолютно неправомерным и несоответствующим интересам России представляется противопоставление их интересам мусульманского мира в целом. Подобная позиция приведет к падению авторитета и ослаблению влияния России на Ближнем и Среднем Востоке, создаст устойчивый очаг напряженности на южных рубежах РФ и в ряде ее внутренних регионов.

Россия и Запад. В России в настоящее время существуют две полярные точки зрения на отношения с Западом. Первая представляет собой ориентировку на долговременный стратегический союз с Западом, на подключение России к западной цивилизации. Сторонники второй исходят из имманентности конфликта России с западными государствами, прежде всего, с США.

Перспектива реализации первого подхода маловероятна сама по себе и вряд ли отвечает интересам РФ. Практика последних двух лет свидетельствует, что несмотря на крушение коммунистического режима, а затем и Советского Союза, ведущие западные державы не готовы ни оказать России сколько-нибудь значимую экономическую помощь, выходящую за рамки минимальной благотворительности, ни произвести крупномасштабные капиталовложения в российскую экономику, ни облегчить условия проникновения России на рынки промышленной продукции, прежде всего, вооружений. Иными словами, открыто прозападная ориентация российского руководства вознаграждена не была.

Далее, единственной геополитической основой союза с Западом может стать использование им России в своих интересах как силового противовеса Китаю, инструмента воздействия на события, происходящие в зоне мусульманского мира, в различных взрывоопасных ситуациях. И то и другое чревато для России не только втягиванием в затяжные конфликты на ее южных и восточных границах, но и отвлечением сил и ресурсов от более перспективных на правлений внешней политики, сковывание м активных действий РФ на мировой арене.

Важно также, что после краха СССР существенно нивелируется общий страх Запада перед угрозой с Востока, идет все более заметный процесс дифференциации интересов ведущих западных стран в отношении России. В связи с этим вообще теряет смысл идея ее стратегического союза с Западом в целом. Но "расслоение" Запада и перспектива превращения к началу XXI века объединенной Германии в центр силы мирового уровня открывают и новые горизонты перед российской внешней политикой, прежде всего европейской. Россия может стать важной "вершиной" классического треугольника Москва-Париж-Берлин. Происшедшие перемены ведут и к тому, что в ряде западных государств возникает заинтересованность в сильной России и формировании систем тесного двустороннего взаимодействия.

Реализация Россией своих ключевых национально-государственных интересов - превращение в модную мировую державу с высокоразвитой экономикой, базирующейся на передовых научных разработках и технологиях, - требует стабильного и спокойного внешнего окружения, исключающего возможность вмешательства извне. Обеспечение этого, разумеется, не всегда зависит от России. Однако необходимо четко зафиксировать, чего требуется достичь, а чего - избежать. Удовлетворительный результат, по-видимому, может быть получен лишь при осуществлении сбалансированной, деидеологизированной, сугубо прагматичной внешнеполитической линии, сориентированной на многополярную систему международных отношений, разумное использование противоречий, существующих в этой системе. Такие установки, по всей вероятности, должны определять и подход ко всей совокупности конкретных проблем, включая двусторонние отношения, региональные конфликты, взаимодействие с международными организациями и т.д.