Цель настоящих заметок - сопоставить внешнюю политику Российской Федерации, ее концептуальные основы и их отражение во внешнеполитической деятельности и дипломатии^* с теми международными реальностями, которые определяют основные, долгосрочные условия сосуществования и взаимодействия государств. Другими словами, речь идет о попытке выяснить, в какой мере государственные структуры, отвечающие за обеспечение международных позиций нашей страны (Президент и его аппарат, Министерство иностранных дел и пр.), способны правильно оценить и учесть международные реальности и разработать на этой основе внешнеполитический курс, отвечающий текущим и долгосрочным интересам России.

К числу таких достаточно очевидных международных реальностей относятся нарушение геополитического равновесия, разбалансирование системы международных отношений, втягивание их в стадию хаотического, турбулентного, непредсказуемого развития. Причины этого явления лежат на поверхности. Главная из них - дезинтеграция Советского Союза, точнее, его злонамеренное расчленение, повлекшее разрушение сложившейся после второй мировой войны структуры международных отношений с тяжелыми последствиями для судеб многих государств и народов.

Вопреки утверждениям, что прекращение борьбы двух систем с ее проекцией на все стороны международной жизни якобы положило начало конструктивному, беcконфликтному, упорядоченному, мирному этапу отношений между государствами, в действительности, годы, отмеченные окончанием "холодной войны", характеризуются вспышкой разрушительных международных процессов. Конец XX в. поражает воображение внезапностью международных перемен, их грандиозностью и трагическими последствиями. Каждый день приносит известия о новых кровопролитиях. Мир охвачен эпидемией насилия. Земной шар пылает очагами войн, которые сопровождаются проявлениями невиданной жестокости. Балканы, Афганистан, Камбоджа, Ирак, Индия, Грузия, Сомали, Турция - вот далеко не полная география братоубийства. В "цивилизованной" Западной Европе наблюдатели насчитывают, по крайней мере, восемь "горячих" точек, таких как Северная Ирландия, Каталония или Тироль, где конфликты в любой момент могут вступить в эту стадию. По планете блуждают миллионы беженцев, идет пауперизация громадных масс населения, копится горючий материал для новых социальных катаклизмов.

Все это дает основания сравнить нынешнее состояние мира с кануном новой мировой войны, в то время, как, по другим мнениям, третья мировая война уже стала фактом, уже идет в какой-то новой, "ползучей" форме. И эта версия подкрепляется некоторыми жестокими фактами, например, изменениями в американской стратегии: ее акцент перенесен с подготовки к глобальному столкновению на участие вооруженных сил США в коалиционных войнах регионального масштаба, сходных с операцией "Буря в пустыне". При этом, в число военно-политических задач на 90-е гг. включено обеспечение свободного доступа США к мировым рынкам, минеральным ресурсам, океанам и космическому пространству. 

Еще более наглядно сходство с мировой войной подчеркивает эволюция, которую переживают в последние годы международные организации, считавшиеся до сих пор миротворческими (ООН, СБСЕ). Они становятся воинственными, обзаводятся карательно-полицейским аппаратом и военными структурами, а в качестве философии "миротворчества" воспринимают разрушительные по своей сути концепции "права на гуманное вмешательство" и "принуждения к миру". Последняя, придуманная генеральным секретарем ООН Б. Гали, включена в "Концепцию внешней политики Российской Федерации". Этому деятелю, известному своими проамериканскими взглядами и заслугами, поручено, кстати сказать, реформирование ООН на военно-полицейский лад.

Посвятив себя полицейским функциям и соответственно сделав ставку на силу, ООН вместе с тем стала терять универсальность. Ее деятельность, особенно "миротворческая" деятельность СБ ООН, теперь направляется узкой группой государств - "западных демократий" при неизменном лидерстве Соединенных Штатов. Эта группа усилена присоединением к ней России, правящие круги которой связывают успехи буржуазных экономических и политических реформ и возможность подавления оппозиции внутри страны с поддержкой Запада в обмен на содействие индустриальным гигантам в их стратегии нового колониализма. Соответственно, деятельность СБ ООН приобретает социальную ориентацию, к его операциям привлекаются контингенты социально ориентированных военно-политических союзов, в частности НАТО, а также наций, совершивших в прошлом агрессию. По недомыслию или по злому умыслу они направляются именно в те места, где их предшественники совершали военные преступления: Германия - на Балканы, Япония - в Индокитай, Италия - в Сомали. Стилем деятельности СБ ООН стал двойной стандарт в подходе к разным странам, обвиняемым или только подозреваемым в нарушении международного права. Санкции, не исключая применение силы, против народов, защищающих свой суверенитет (Ирак, Сербия, КНДР) и полная безнаказанность для истинных агрессоров - США или Израиля. Меры по "принуждению к миру" оказываются контрпродуктивными. Конфликты не гасятся, а загоняются вглубь, по существу, консервируются. Интернационализация операций, привлечение войск из государств, имеющих ту или иную (национальную, религиозную, географическую) причастность к конфликтующим сторонам, вовлекает конфликты в более широкий международный контекст, создает предпосылки новых противостояний. Практически ни одна из силовых "миротворческих" миссий не увенчалась успехом, и, видимо, именно это толкает "миротворцев" привлекать все большие массы войск и оружия. В результате "миротворческие" мероприятия приобретают оперативные - дивизионные или даже корпусные - масштабы, проводимые одновременно в нескольких регионах, они напоминают увязанные единым планом кампании на отдельных театрах мировой войны. Налицо глубокий кризис, по существу распад международных отношений. Вопреки ликованиям по поводу окончания "холодной войны" и легковесным предсказаниям эры всеобщего благополучия, мира без оружия и насилия, международные отношения, сохранявшие до середины 80-х годов относительную стабильность, вступили в полосу войн и конфликтов, турбулентного, непредсказуемого развития.

Сложившаяся после второй мировой войны, как один из ее непредвиденных итогов, жесткая двухполюсная международная структура с ее основным атрибутом - стратегическим паритетом - была на протяжении долгих лет "холодной войны" основой миропорядка. В противостоящих блоках, скрепленных идеологическими узами, господствовала коалиционная дисциплина, а отношения между ними регулировались "правилами игры", выстраданными в ходе проб и ошибок. Войны происходили, но только на геополитической периферии сверхдержав. Прямое столкновение между ними исключалось, и страны-патроны не допускали опасного развития событий, сдерживая воинственность союзников и клиентов. Например, во время Корейской войны 1950-1953 гг. Соединенные Штаты решительно отклонили предложение режима Чан Кайши направить в Корею тайваньский воинский контингент для участия в войне против Народной Армии Кореи и китайских добровольцев. С другой стороны, советскому руководству приходилось в те или иные острые моменты договариваться с союзниками и партнерами о мерах по смягчению возникшей напряженности, как это было, например, во время Карибского кризиса 1962 г.

Трудно, разумеется, назвать такую систему хорошей. Но ей в то время не было альтернативы, и в главном она работала: не допускала применения ракетно-ядерного оружия и обеспечивала международную устойчивость. К тому же эта система совершенствовалась: эволюционировала в сторону большей безопасности и меньшей затратности: контроль за вооружениями и их сокращение, безопасность и сотрудничество в Европе и многое другое было начато в годы конфронтации и определялось существом, логикой системы.

Положение коренным образом изменилось с началом "перестройки" в Советском Союзе и пересмотром внешнеполитического курса страны на основе т.н. "нового политического мышления". Это было связано с приходом к власти в стране группировки пробуржуазных, прозападных политиков (М.С.Горбачев и др.). На международной арене их деятельность выразилась в сдаче одна за другой геополитических позиций Советского Союза. В результате началось стремительное падение международного и стратегического веса страны, эрозия сдерживающего потенциала, стратегического паритета. В 1992 г. процесс разрушения государства, начатый М.С.Горбачевым, был завершен. Советский Союз был расчленен группой сепаратистов и изъят из мировой политики, из двучленной геополитической структуры, на которой строилась международная стабильность.

Уничтожение Советского Союза как структурообразующей части миропорядка можно смело назвать геополитической катастрофой. Она разрушила до основания международную структуру во всех ее частях и аспектах. Из межгосударственных отношений исчезли сдерживающие, дисциплинирующие начала, ослабли или перестали действовать коалиционные и идеологические узы, получил полную свободу национализм. Он немедленно дал о себе знать распадом федеративных многонациональных государств, межэтническими, межгосударственными и даже религиозными конфликтами и войнами. Вновь возникшие национально-государственные образования становятся самостоятельными геополитическими величинами. Стиснутые в узких пространствах между крупными государствами, зависимые от прежних хозяйственных и политических связей, не обладающие опытом государственности, лишенные средств влияния на международную среду и не способные защитить свой суверенитет, такие новые государства становятся пешками в "Большой игре" великих держав.

Однако главный результат высвобождения национализма состоит все же в другом: "победа" в "холодной войне" вызвала взрывоподобный подъем шовинизма в США (речь об этом ниже), в то же время как в Германии и Японии - странах, потерпевших поражение во второй мировой войне, - наблюдается возвращение к имперской политике, ставшей полвека назад причиной мировой трагедии. Оба эти государства, бывшие верными соратниками США в "холодной войне" против коммунизма, ныне освобождаются от американского патронажа. Ощущая поддержку со стороны России, они вступают в борьбу за гегемонию, соответственно, в Европе и азиатско-тихоокеанском регионе. Преодолевая с той или иной степенью успеха Ялтинскую систему, определившую место наций-агрессоров в мировом сообществе, и Германия, и Япония претендуют на мировые позиции, в частности, на кресла постоянных членов Совета Безопасности ООН рядом с державами-победительницами. Нынешняя политика Германии в Прибалтике, на Балканах, на Украине и в России напоминает о тех временах, когда она была плацдармом тевтонской экспансии в славянские земли. В АТР Япония возвращается к пан-азиатской политике, пытаясь модифицировать пресловутую формулу "Великой сферы сопроцветания Восточной Азии", под флагом которой в 30-40-е годы осуществлялась японская колонизация тихоокеанских народов. Любопытно, что в политический лексикон конца XX в. возвращаются такие забытые словосочетания, как "Великая Турция", "Великая Румыния" и даже "Великая Эстония".

Геополитическая катастрофа нарушила положение и соотношение всех субъектов и структур международного мира. К числу наиболее общих и далеко идущих последствий крушения послевоенной геополитической структуры относится выход на первый план, обострение отношений между индустриальными и развивающимися странами, между Севером и Югом. Этот застарелый и устойчивый конфликт между колонизаторами и их жертвами приобрел новое измерение и интенсивность. В недалеком прошлом он поглощался противостоянием между социализмом и империализмом, составлял один из аспектов этого противостояния. После окончания "холодной войны" развивающиеся страны, потеряв поддержку социалистических стран, оказались один на один с консолидировавшимся блоком индустриальных капиталистических государств, активно поддержанным сначала Советским Союзом, а затем Россией. Реальность угрозы этого блока для безопасности и суверенитета развивающихся стран - бывших колоний - продемонстрировала война в Персидском заливе. Она велась коалицией индустриальных держав против страны "третьего мира". В ее колониальном характере сейчас мало кто сомневается. В рамках этого понятия войну в Персидском заливе оценивают такие несхожие общественные силы и политические персонажи, как иезуиты ("Чивильта католика", Рим) и исламские фундаменталисты в Саудовской Аравии, бывший министр юстиции США Рамсей Кларк и бывший министр иностранных дел Франции Клод Шейсон, без обиняков назвавший "Бурю в пустыне" типичной колониальной войной.

Вместе с тем, война в Персидском заливе обозначила начало нового этапа в колониальной политике капиталистических стран, которые воспользовались кризисом социализма для наступления на "третий мир" в целях обеспечения устойчивого притока сырьевых ресурсов и доступа к пространствам менее развитых и распадающихся стран для размещения экологически вредных производств и захоронения промышленных отходов. Капитализм показал в Персидском заливе готовность утверждать статус-кво в отношениях с бывшими колониями любыми средствами. За агрессией Запада в Персидском заливе последовал ряд аналогичных акций, последняя из которых - бомбардировка жилых районов Багдада 26 июня 1993 г. - еще раз подтвердила новую расстановку мировых сил и состояние отношений между Севером и Югом.

Глубинную основу конфликта между Севером и Югом составляют различия в стадиях развития. Большинство стран "третьего мира" находится на ранних этапах модернизации (интеграции в мир современной индустриальной цивилизации). Внутри этих стран идет борьба за выбор пути к этой цели. На международную арену они вступают в процессе национальной консолидации, преодолевая трайбализм и иные архаические формы этнического бытия. Международные условия, в частности, давление индустриальных стран, заставляют молодые нации заботиться о защите своего суверенитета, накапливать средства обороны, участвовать в гонке вооружений. Подчас конфликтуя между собой, они, тем не менее, нередко коллективно борются за достойное место в мировом сообществе.

С другой стороны, индустриальные страны находятся на иной, значительно более высокой стадии социально-экономического развития. Они давно пережили детские болезни модернизации. Их экономика, социальные структуры, политические институты, международные позиции давно приобрели оптимальные формы и относительную стабильность. Вместе с тем, оскудение невозобновляемых естественных ресурсов в развитых странах и на их ближайшей периферии дополняется резким осложнением экологической ситуации. Так, одни только США при 5% мирового населения потребляют 40% добываемых ресурсов и сбрасывают 70% мировых индустриальных отходов. Этим, наряду с классическими стимулами колониализма, объясняется возвращение современного "гуманного" капитализма к колониальным формам политического мышления и к наиболее грубым формам колониализма, таким как колониальные войны.

Несовпадение стадий развития находит политическое выражение в различии подходов к международной действительности, к сложившемуся миропорядку. Мир развивающихся наций представляет в современной мировой политике революционный, будоражащий элемент. Развивающиеся страны не могут, не желают и, по-видимому, не будут мириться с положением сырьевого и экологического придатка богатых капиталистических стран. В то же время индустриальный мир, укрепивший свое положение с разгромом социализма в Европе и избавившись от его оппозиции колониализму, демонстрирует решимость обеспечивать свое экономическое благополучие за счет эксплуатации менее развитых наций. В этом один из главных уроков войны в Персидском заливе. Мир стоит, очевидно, перед перспективой нового раунда "холодной войны", на этот раз между индустриальными странами и "третьим миром". "Демократическая Россия" заняла в расстановке сил Север - Юг четко обозначенное место: партнерство (в перспективе союз) с США против "третьего мира", в котором российские демократы и зарубежные колонизаторы видят "основной источник глобальных и региональных угроз".

С распадом послевоенной геополитической структуры изменилось и место Соединенных Штатов на мировой арене.

Исчезновение Советского Союза из мирового стратегического уравнения (при том, что Россия на какое-то время утвердилась в качестве младшего партнера США) поставило Соединенные Штаты в уникальное положение единственной сверхдержавы. Впервые агрессивная буржуазия, находящаяся в США у власти, получила возможность беспрепятственной реализации своих представлений о миропорядке. Уникальное геополитическое положение США оказалось в опасном сочетании с тем фактом, что в данный момент Вашингтон оказался обладателем решающего превосходства в силах над любым государством или даже мыслимой в нынешних условиях международной комбинацией. Соединенные Штаты вновь оказались в ситуации, которую известный американский политический деятель У.Фулбрайт назвал в 1967 г. в разгар американской агрессии против Вьетнама "самонадеянностью силы" - чувством безнаказанности, проявлениями превосходства и тупой самоуверенности, свойственными американской дипломатии. Сейчас, однако, положение куда серьезнее: избавившись от противовесов, Соединенные Штаты стали источником диктата в международных отношениях, реальной угрозой безопасности народов, причем это имеет место, когда идет бурный процесс адаптации государств к новым условиям сосуществования, сопровождающимися всякого рода катаклизмами, которые легко становятся поводом для вмешательства. Претензии США на мировое господство, что когда-то воспринималось как пропагандистский штамп, сейчас становятся реальной опасностью.

Еще одна коренная перемена в расстановке мировых сил - новая роль Китая. Уже занимая 6-е место среди стран мира по совокупной мощи, Китай идет в XXI в. как динамичная, быстро развивающаяся мировая держава. Средства массовой информации, а то и ученые - западные и отечественные, - говоря о растущей роли азиатско-тихоокеанского региона в мире, охотно обращаются к сюжету впечатляющего экономического роста Японии или "малых драконов" - Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, замалчивая соответствующие показатели Китая. В действительности же, по темпам развития именно КНР занимает в регионе первое место. За десятилетие с 1980 по 1990 гг. ВНП Китая возрастал в среднем на 9% в год, увеличившись за эти годы в два раза. На 90-е годы запланировано новое удвоение и, судя по всему, этот план успешно реализуется: в 1992 г. экономика КНР выросла на 12%. Вместе с тем в Китае реализуется интересная модель социально-экономического развития, импонирующая странам "третьего мира". В силу этого обстоятельства, а также учитывая полуколониальное прошлое Китая, он стал центром притяжения для развивающихся стран, в известном смысле надеждой против надвигающейся с севера волны новой колонизации и агрессии. Немаловажен и тот факт, что в условиях наступления антикоммунистической реакции Китай становится центром разработки и реализации социалистических идей - к нему тяготеют левые движения и социалистические страны. А между тем независимо от того, какой видится Пекину будущая международная роль страны, Китай, в силу одних его геополитических габаритов, военной мощи (наличия стратегического сдерживающего арсенала), политического статуса (постоянного членства в СБ ООН) и социальной природы государства превращается из региональной державы в центр силы глобального порядка, в фактор сдерживания и геополитического равновесия. В этом смысле он замещает Советский Союз, а также нынешнюю Россию, которая добровольно отказалась от оставленной ей историей задачи поддержания стабильности и мира. Политика Пекина в этом отношении еще не определилась, нет полной ясности и в том, какое место Китай займет в расстановке мировых сил. Есть, однако, важные признаки того, что именно Китаю предстоит играть решающую роль в процессе восстановления стратегического равновесия и геополитической стабильности и в создании той новой системы международных отношений, которая неизбежно должна возникнуть из нынешнего хаоса.

Как представляется, стремление к равновесию - это всего лишь очевидный закон международного (геополитического) взаимодействия. Этот закон может осознаваться государством или государствами, и тогда он становится, как это неоднократно бывало в истории международных отношений, основой определенного типа внешней политики. Но даже когда этого не случается, тенденция равновесия неизбежно проявляет себя независимо от политической воли тех или иных субъектов международного процесса с тем, чтобы в какой-то момент стать политической реальностью. Очевидно, что чем раньше необходимость этого будет осознана в наше время, тем скорее международные отношения выйдут из нынешнего кризиса. В свете сказанного, пристального внимания и обсуждения заслуживают идеи, высказанные в статье Ю.Соколова "Нужен ли "второй полюс?" ("Обозреватель", 1993, № 14, с. 51-54.) Имеется в виду критика иерархической силовой структуры международных отношений, которая выстраивается вокруг США, равно как и убедительно аргументированная разработка проблемы возрождения "второго полюса" как отражения потребностей международного сообщества.

Нарушение глобального геополитического баланса сказалось также на соотношении основных театров мировой политики. Раньше военно-политическое положение в регионах в большой степени унифицировалось общемировым противостоянием между социальными системами. Теперь, с его прекращением, региональная международно-политическая специфика проявилась значительно определеннее. Как оказалось, явления, представлявшиеся глобальными, в действительности имеют разные количественные и качественные характеристики. Достаточно глубокие различия такого рода сложились, в частности, между Европой и азиатско-тихоокеанским регионом. Сейчас, когда российская внешняя политика вынуждена отказываться от европоцентризма, именно в азиатско-тихоокеанском регионе ее неспособность приспособиться к новым международным реальностям проявляется наиболее выпукло.

Средиземное море - океан прошлого, Атлантика - океан настоящего, Тихий океан - океан будущего". Эти слова, произнесенные госсекретарем Дж.Хэем в 1898 г., любят сейчас вспоминать в Соединенных Штатах, где XXI в. называют веком Тихого океана. Как бы то ни было, предсказания грядущей роли Тихого океана и тихоокеанских наций в мировой истории, неоднократно делавшиеся мыслителями и политиками прошлого, теперь, в конце XX в., похоже, сбываются. Особенно знаменательны в этом смысле последние годы. Ряд тихоокеанских стран выделяется высокими темпами своего экономического развития. Уже просматривается недалекая перспектива выхода АТР на первое место по удельному весу в мировой экономике. Вместе с тем, переменами глобального порядка, вызванными дезинтеграцией Советского Союза и социальными переменами в России, возрастает роль региона и в мировой политике. Здесь складывается новая, пока не ясная геополитическая структура вокруг новых, выдвинутых на глобальный уровень центров силы, таких, как Китай, Индия, а также Япония, которая освобождается от американского патронажа и вступает на путь самостоятельной гегемонии в регионе. В ряду таких центров может оказаться и Россия.

Значительная часть Российской Федерации, лежащая к востоку от оз. Байкал, принадлежит к тихоокеанскому геополитическому театру. Перспективы развития российского Дальнего Востока в существенной мере зависят от его хозяйственной интеграции в формирующееся азиатско-тихоокеанское экономическое пространство и, прежде всего, его северо-восточный субрегион. В связи с потерей портов в Балтийском и Черном морях возрастает значение для России в целом приморских районов Дальнего Востока с удобными гаванями, обеспечивающими свободный выход в Тихий океан. То же относится к значению - хозяйственному и стратегическому - Северного морского пути, его восточного участка. Есть все основания предположить, что российской стратегии придется со временем уделять основное внимание азиатско-тихоокеанскому направлению, если, разумеется, России суждено развиваться в соответствии со своим положением мировой державы, связывающей своими континентальны ми евразийскими пространствами Атлантику с Тихим океаном, Европу с Азией, Запад с Востоком. 

Такова в общих чертах объективная база основательно запаздывающих побуждений нынешнего политического руководства России устранить из внешней политики перекос в сторону Европы, уделив должное внимание тихоокеанской Азии. Естественно, что успешно осуществить эту задачу было бы возможно, лишь учтя международную специфику этого региона.

По своему происхождению особенности международных отношений в АТР связаны с "холодной войной" и ее последствиями. Однако само понятие "холодная война" и то, что называют ее окончанием, требует уточнения. Под влиянием антиимпериалистической пропаганды догорбачевского Советского Союза и с легкой руки вашингтонских "победителей" коммунизма в российском общественном сознании утвердилось представление о "холодной войне" как идеологическом противостоянии в чистом виде.

В контрасте с этим плоским подходом на Западе, в частности в Соединенных Штатах, идет разработка различных аспектов "холодной войны" и ее последствий. Только за последние годы в США вышло несколько исследований именитых авторов, затрагивающих эту проблему: Ноам Комски "Устрашающая демократия" (1991), Френсис Фукуяма "Конец истории и последний человек" (1992) и Збигнев Бжезинский "Вне контроля. Глобальная разруха на пороге XXI века" (1993).

Действительно, конфронтация между двумя социально противоположными блоками, между Западом и Востоком, Соединенными Штатами и Советским Союзом обусловлена комплексом причин, включающих, наряду с социально-классовыми, "идеологическими" противоречия ми геополитическое соперничество, экономическое соревнование, представления о историко-культурной несовместимости. Из этого ряда первостепенное значение имеют тесно переплетенные между собой социальный и геополитический аспекты. В этом смысле окончание "холодной войны" означает тот простой факт, что буржуазные контрреволюции в России и странах Восточной Европы устранили из отношений между противостоящими сторонами социально-классовые противоречия; с другой стороны, с присоединением Советского Союза, а затем и России к Западу, и особенно новые, партнерско-союзные отношения с США приостановили или, по крайней мере, сгладили геополитическое соперничество. Именно так закончилась "холодная война" в Европе и в отношениях между Россией и США.

По иному обстоит дело в АТР. Здесь "холодная война" - в обоих ее аспектах - социальном и геополитическом - продолжается. Об этом напоминает ряд фактов. В регионе расположены три крупные социалистические страны и среди них такой гигант современного международного мира, как КН Р. Военно-политическая ситуация в регионе в значительной мере определяется политикой США по отношению к КНР, КНДР и СРВ. Одержав "победу" над коммунизмом в Европе, Вашингтон сосредоточивает острие своей антикоммунистической стратегии против социалистических стран тихоокеанского бассейна. Его поддерживают в этом союзники и друзья США - Южная Корея и др., а теперь и Россия.

Бросается в глаза и то обстоятельство, что в отличие от Европы, где с окончанием "холодной войны" военное противостояние по линии, разделявшей НАТО от ОВД, прекратилось, в северо-восточном субрегионе АТР, на Корейском полуострове имеет место вдоль 38 параллели непосредственное соприкосновение сил социалистической Кореи и американо-южнокорейского военного блока. Еще один признак "холодной войны" в АТР: в отличие от Европы, где коммунистическое движение переживает трудности и на какое-то время оттеснено реакцией от политического процесса, в ряде тихоокеанских стран оно остается влиятельной силой. Существенное место в политической жизни страны принадлежит компартиям в Индии. В странах, переживающих экономический бум, наблюдается отставание политических систем и социальной защищенности трудящихся слоев населения от ускоренных темпов экономического развития. Это расширяет социальную базу левых движений и социалистических идей. Достаточно беглого знакомства с буржуазной прессой АТР, чтобы убедиться в том, что "холодная война" все еще остается реальным фактом политической жизни региона. В этих условиях попытки российской дипломатии пробиться в регион под антикоммунистическими знаменами вряд ли могут рассчитывать на серьезный, во всяком случае однозначный, успех.

Среди особенностей положения в АТР обращает на себя внимание высокий уровень милитаризации региона, продолжающий к тому же возрастать вопреки провозглашенному окончанию "холодной войны". В отличие от Европы, где более или менее утвердилась тенденция к сокращению военных структур и их влиянию на политику, в АТР процесс идет в обратном направлении. Наряду с влиянием идеологического противостояния этот процесс поддерживается геополитическими мотивировками. Нестабильность обстановки и неясность ее перспектив создается стремлением капиталистических стран - "победителей" в "холодной войне" - ускорить на европейский манер разрешение социального противостояния в регионе: расшатать социалистический строй в Китае и Вьетнаме, ликвидировать КНДР, присоединив ее к Южной Корее, закрепить Россию на пути капиталистического развития.

С другой стороны, явственно наметились вероятные линии геополитического соперничеств а в регионе между крупнейшими державами - Соединенными Штатами, Китаем, Японией, Россией с различными вариантами возможных многосторонних комбинаций. Соответственно, одни государства готовятся к расширению и утверждению своих позиций, другие - к защите своего суверенитета и достояния от внешних посягательств, от претендентов на гегемонию.

Соединенные Штаты, уже обладая в регионе решающим перевесом сил, сохраняют военные расходы на уровне, превышающем 5% ВНП. Намеченные в связи с окончанием "холодной войны" количественные сокращения военных структур компенсируются модернизацией вооружений, развитием стратегических и военно-политических инфраструктур, сохранением стратегии передового базирования - военного присутствия и плацдармов развертывания в Японии и Южной Корее.

Япония вступила на путь милитаризации, отказавшись от ограничения военных расходов рамками 1% ВНП. Знаменательно, что отменены также конституционные ограничения на использование японских вооруженных сил ("сил национальной обороны") за пределами национальной территории. Южная Корея и КНДР, находящиеся в военном противостоянии, а юридически - в состоянии войны, отличаются высокой степенью милитаризации. При этом боеспособность южнокорейских вооруженных сил обеспечивается Соединенными Штатами. Это в равной степени относится к вооруженным силам Тайваня. В самое последнее время тайваньский режим получил согласие Вашингтона на поставку тайваньским вооруженным силам 150 истребителей Ф-16 и двенадцати вертолетов многоцелевого назначения. 

Это решение администрации Дж.Буша подтверждено президентом Б.Клинтоном.

Значительное внимание повышению обороноспособности уделяется в КНР. Оборонный бюджет страны увеличился на 15% в 1991 г. и на 12% в 1992 г. Военные расходы на 1993 г. запланированы в объеме 10% госбюджета (2% ВНП). Китай совершенствует свой ядерный потенциал, расширяет производство ракет, отдает приоритет развитию ВМС. Большинство стран АСЕАН включилось, в меру своих сил, в гонку вооружений, а некоторые из них обзаводятся собственной военной индустрией.

На этом фоне отчасти вынужденная по причине кризиса государственности, а отчасти неосмотрительно планируемая демилитаризация России, по крайней мере в том, что относится к зоне Тихого океана, ставит страну в заведомо уязвимое положение, лишает средств защиты государственно-национальных интересов и делает мишенью для военных авантюр со стороны вероятных противников в АТР.

Еще одна особенность международно-политической ситуации в АТР состоит в специфическом проявлении той геополитической разбалансированности, которую переживает современный международный мир. Малые по тихоокеанским масштабам страны АТР с их колониальным прошлым с опаской относятся к крупным, милитаризованным державам и, особенно, (после "Бури в пустыне") к Соединенным Штатам. Хотя в прошлом в столицах этих стран нередко ворчали по поводу советских военно-морских сил и демонстрации их флага в Тихом океане и его морях, теперь становится ясным, что военное присутствие Советского Союза имело конструктивный аспект, сдерживая уровень доминирования США в регионе. Сейчас, когда Кремль уклоняется от защиты геополитических интересов и позиций России, пренебрегает задачей поддержания стратегического равновесия с США, более того, заявляет о стремлении к союзническим отношениям с этой сверхдержавой, в странах региона наблюдается рост "антиамериканизма" - опасений и подозрительности по поводу намерений Вашингтона. Естественно, что в свете сказанного проамериканская политика России вряд ли прибавляет ей популярности в регионе.

Наконец, было бы непростительно проигнорировать тот факт, что в азиатско-тихоокеанском регионе существует повышенный в сравнении с другими регионами мира потенциал российско-американского соперничества. Это связано по крайней мере с двумя обстоятельствами: с весьма вероятным, почти неизбежным, возвращением нашей страны в число мировых держав, а с другой стороны, с тем особым значением, которое придавалось и придается Тихому океану в Соединенных Штатах. В последнее время это значение заметно возрастает. В Старом свете формируются силы, которые в новых международных условиях вряд ли будут мириться с назойливым военно-политическим присутствием, доминированием и несправедливой конкуренцией внеевропейской сверхдержавы, с ее претензиями на контроль над ресурсами и пространствами около европейской южной и восточной периферии, включающей новые государства Средней Азии, пополняющие ряд стран "третьего мира". Уход Соединенных Штатов из Европы представляется предопределенным. Между тем, в Тихом океане есть все необходимое для выживания Соединенных Штатов как мировой державы XXI в. от благоприятного геостратегического положения континента и островных владений до обильных минеральных и биологических ресурсов.

Перспективы тихоокеанского будущего США давно прорабатываются и просчитываются в научной и политической литературе, а пока в Тихий океан перемещаются экономические интересы американского капитала (уже сейчас торговля США с тихоокеанскими странами на одну треть превышает американскую трансатлантическую торговлю); тихоокеанские штаты вышли на первое место в США по экономическому развитию и стали базой наукоемкой промышленности; в зоне Тихого океана размещены центры управления стратегическими силами и операциями в космосе; в опоре на тихоокеанские базы вооруженные силы США совершают свои пиратские вылазки в другие районы мира.

Вашингтону предстоит жестокая борьба за утверждение своего доминирующего положения в АТР и среди его потенциальных соперников, могущих осложнить реализацию этой задачи или даже помешать ей, первое место принадлежит России - единственной мировой державе, равновеликой по своим возможностям Соединенным Штатам. Знакомство с американским внешнеполитическим опытом, особенно в последнее время, не оставляет места для сомнений по поводу того, что Соединенные Штаты в борьбе с соперниками будут использовать все средства: от геополитических комбинаций и международных интриг до широкомасштабной вооруженной интервенции. Рассчитывать на союз с США в АТР Россия может лишь согласившись на роль младшего партнера, вспомогательной силы в реализации американских планов в АТР. Если же Россия будет стремиться сохранить свою внешнеполитическую самостоятельность, она вряд ли сможет избежать столкновений с интересами США в АТР или даже конфликтного состояния российско-американских отношений.

Сопоставляя сложившуюся в АТР обстановку с первыми шагами России в регионе и положениями "Концепции внешней политики Российской Федерации", подготовленной МИД РФ, которая содержит специальный раздел об отношениях со странами АТР, приходится сделать вывод, что теоретики и практики российского внешнеполитического ведомства либо не видят, либо предпочитают не замечать международные реальности.

Концепция" представляет собой острый идеологический документ, в котором общая антикоммунистическая направленность замаскирована давно понятными словосочетаниями-символами, такими как "демократическая природа российской государственности", "приверженность единым демократическим ценностям", "новый миропорядок", "интеграция в содружество цивилизованных государств" и т.д., и т.п. На практике все это выливается в проведение недоброжелательной, а то и враждебной политики по отношению к социалистическим странам параллельно или совместно с США и другими антикоммунистическими режимами, в грубое вмешательство России в "холодную войну" в АТР.

В политике на Корейском полуострове "Концепция" признает неизбежным "отдаление России от КНДР", в то время как "полномасштабные связи" с полицейским, по существу, режимом Южной Кореи, весьма далеким от стандартов западной демократии, предполагается строить на основе "общего понимания основных ценностей мировой цивилизации".

Подход к России, Китаю, как он определен в документах МИД, как бы ориентирован на то, чтобы на долгие годы осложнить российско-китайские отношения. Достаточно сказать, что "Концепция внешней политики Российской Федерации", составленная, как можно полагать, сторонниками освобождения внешней политики от идеологии, предлагает строить отношения с Китаем, учитывая "различия в идеологии и общественно-политических системах". В том же документе и на той же странице намечается перспектива "стратегического партнерства" с США на основе "приверженности единым демократическим ценностям", имея в виду, среди прочего, наблюдение "за действиями амбициозных и непредсказуемых режимов". В полном соответствии с этими установками, российская политика по отношению к Китаю не останавливается перед акциями, затрагивающими интересы и достоинство КНР и буквально заполнена всякого рода мелким недоброжелательством: российский Президент, находясь в Южной Корее, произносит пламенные антикоммунистические тирады и договаривается с антикоммунистическим режимом этой страны, лежащей в непосредственной близости от коммунистического Китая и состоящей в военном союзе с США, о военном сотрудничестве. Бывший российский премьер Е. Гайдар позволял себе бестактные выпады против общественного строя Китая. Соответствующие службы планируют создание радиостанции для пропагандистского вещания на Китай и т.п.

Казалось бы, значение Китая и добрососедских отношений с ним для будущего России не вызывает сомнений. Протянувшиеся на тысячи километров сухопутные границы отделяют густо населенные, и в определенной части промышленно развитые, районы Китая от пустынных, экономически наиболее отсталых пространств России. Более чем миллиардное население, ищущее точки приложения своих сил, динамичное, предприимчивое, достаточно стабильное общество, социалистическое государство, готовое защищать свои ценности и обладающее всеми необходимыми для этого инструментами - с таким Китаем России придется иметь дело в условиях неизбежной утраты иллюзий по поводу Запада и весомой вероятности развития соперничества с США.

Концепция" определяет также "основной источник глобальных и региональных угроз". Его она видит не в агрессивных действиях США и их союзников, направленных на обеспечение их колониальных интересов, а в странах "третьего мира". Соответственно, чтобы противостоять этой угрозе, предполагается развитие тесной кооперации и российско-американского партнерства в АТР, где большинство стран принадлежит к "третьему миру". Уже ставший фактом российско-американский параллелизм и даже сотрудничество в подходе к тем или иным неугодным государствам, например к КНДР, укрепляет худшие опасения местных народов по поводу возможности американо-российского альянса, направленного против интересов развивающихся стран азиатско-тихоокеанского региона.

Наконец, и "Концепция", и внешнеполитическая практика России явно исходят из представлений об отсутствии или незначительности геополитических противоречий с США в регионе. Поддерживая антикоммунистический курс США в регионе, демонтируя оборонный комплекс, разрывая связи с союзниками, отказываясь по существу от своей геополитической и стратегической роли в АТР, Москва лишает Россию внешнеполитической самостоятельности и средств ее защиты от претендентов на гегемонию в регионе.

Результаты и последствия первых шагов российской внешней политики в АТР очевидны: антикоммунистическая политика - вмешательство в "холодную войну" на стороне США - уже внесла обострение в обстановку в Cеверо-Восточной Азии - на Корейском полуострове, вокруг КНР; проамериканский курс вносит подозрительность в отношении намерений великих держав, создает нестабильность, подталкивает тихоокеанские страны к участию в гонке вооружений. В целом тихоокеанская политика России во всех ее компонентах выглядит контрпродуктивной: она препятствует расширению и укреплению позиций нашей страны в регионе. Наряду с конкретным ущербом российским политическим, экономическим и стратегическим интересам нынешний курс России в АТР создает предпосылки для развития и закрепления недоверия к России на отдаленное будущее. Возникает вопрос, может ли Россия - слабая и зависимая от внешних сил - играть в регионе позитивную роль? Таким вопросом, вероятно, задаются тихоокеанские народы и правительства.

Между тем социальная природа российской государственности далеко не определилась, не сложилась пока и сколько-нибудь устойчивая ситуация в АТР. Думается, что в этих условиях внешняя политика, построенная на догмах антикоммунизма и однозначно ориентированная на США, внешняя политика, отражающая интересы лишь какой-то, скорее всего меньшей части общества, не имеет права на существование. На время переходного периода Россия должна на деле избавить внешнюю политику от идеологических пут, отказаться от антикоммунистических догм в отношениях с международными партнерами; основные усилия должны быть направлены на утверждение внешнеполитической независимости и самостоятельности страны, на размежевание ее интересов с интересами США; и, наконец, должна быть осознана необходимость поддержания обороноспособности, адекватной геополитическим параметрам России и направлению глобальных геополитических перемен.
 

^* Для анализа концептуальных основ использован документ Министерства иностранных дел России от 25 января 1993 г., озаглавленный "Концепция внешней политики Российской Федерации" (далее "Концепция").