Анализируя обстановку в современной Германии и основные направления ее политики, влиятельная французская газета "Фигаро" писала в одном из своих обзоров о том, что там на повестку дня постепенно выдвигается задача восстановить "Священную римскую империю германской нации", которая cо временем должна поглотить весь европейский континент.

На первый взгляд такой вывод представляется слишком категоричным и не соответствующим реалиям сегодняшнего дня. Германия настолько поглощена внутренними проблемами, связанными с адаптацией восточных земель и финансово-экономическими трудностями, а также предстоящими в будущем году выборами, что ей сейчас не до особенно далеко идущих планов глобального или континентального масштаба. Как говорится, не до жиру... Но это только на первый взгляд. Если попристальнее всмотреться в расстановку политических сил в стране, их устремления, глубинные процессы политической жизни, то становится очевидным, что "Фигаро" все-таки имела определенные основания для сделанного ею вывода.

В течение долгих лет "холодной войны" мы неизменно говорили о ФРГ как о ракетно-ядерном плацдарме НАТО, нацеленном против СССР и других государств Варшавского Договора, об агрессивной реваншистской политике правящих кругов Бонна. Хотя и были здесь некоторые передержки, но в целом характеристика была верной. В то же время на Западе ФРГ называли выдвинутым вперед бастионом, противостоящим "угрозе военного нападения" с Востока, оплотом защиты западных ценностей от "безбожного коммунизма". Здесь тоже были характерные для эпохи идеологического противоборства преувеличения и недомолвки, но и эта характеристика имела право на жизнь. Правда же заключалась в том, что Западная Германия с помощью и при поддержке партнеров по Североатлантическому блоку создала в центре Европы современные хорошо оснащенные и обученные вооруженные силы - бундесвер - и непрерывно наращивала их мощь. А это привело к заметной милитаризации жизни страны, чему в немалой степени способствовал и тот факт, что на ее территории была размещена крупнейшая группировка вооруженных сил США и других стран НАТО.

Но вот в одночасье рухнула Берлинская стена, произошло объединение страны, развалился Варшавский Договор, распался Советский Союз. За короткий срок обстановка коренным образом изменилась. У Германии не осталось врагов, никто ей больше не грозил военным нападением, не от кого было обороняться. Казалось бы, бундесвер и его руководство должны были утратить былое значение. Тем более что по условиям объединения Германии и Договору об обычных вооруженных силах в Европе его численность не должна теперь превышать 370 тыс. чел. (против 525 тыс. солдат и офицеров в 1989-1990 гг.).

Начался процесс относительной демилитаризации страны. Он сопровождается не только переоценкой ценностей. Идет выработка новой внешнеполитической концепции, определение целей германской политики. Для новой Германии пришло время, - писала газета "Франкфуртер альгемайне", - "осуществить то, чего до этого дважды не удалось объединенной Германии: она должна обрести новую роль в мире и наметить такое направление, которое даст волю как талантам и стремлениям немецкого народа, так и могуществу германского государства".

Исходя из того, что теперешняя ФРГ - это иная структура, чем Западная Германия прошлых лет - у нее иные границы, иные соседи, иные интересы и приоритеты и вес совсем иной, некоторые немецкие аналитики, чьи взгляды обобщил американский дипломат Уильям Р.Смайсер, определили три основные задачи, которые предстоит решить Германии в ближайшие годы.

Первая задача - стать звеном, соединяющим Западную Европу и атлантические страны, и интегрировать объединяющуюся Западную Европу.

Вторая задача - объединить всю западную систему с Востоком, содействовать тому, чтобы интегрировать в паневропейскую и глобальную систему отчужденные в прошлом страны бывшей социалистической системы, ибо "лишь Германия располагает средствами, чтобы довести до успешного завершения преобразования Восточной Европы и бывшего Советского Союза". Третья и - как подчеркивается - важнейшая задача - принять участие в реформировании глобального миропорядка с тем, чтобы его система была приспособлена к новому соотношению сил в мире. Немцы, японцы и американцы должны приступить к тому, чтобы в рамках мировой системы прийти к новой договоренности о распределении могущества.

С ходу даже трудно сказать, чего тут больше - трезвого анализа перспектив мирового развития, апломба и самомнения, столь свойственного некоторым представителям политических кругов Германии, или откровенных притязаний на будущее. Во всяком случае, здесь в завуалированном виде звучит старый призыв "Дойчланд юбер алес" - "Германия превыше всего". Этого не скрывает, например, известный политолог Мюнхенского университета Райнхард Майер-Вальзер. Вот, что он пишет: "Германия, не являясь, как Франция и Великобритания, победителем во второй мировой войне, ядерной державой и постоянным членом Совета Безопасности ООН, со времени обретения единства и полного суверенитета получила неограниченный статус европейской великой державы". Яснее, кажется, не скажешь.

Может сложиться впечатление, что все это - проблемы внешнеполитические и решать их в том или ином плане - дело политиков. Былая милитаризованность всей жизни ФРГ ушла в прошлое. Угроза массированного нападения отпала, численность бундесвера сокращается, военные расходы составляют всего около 2% валового национального продукта, тогда как в других странах этот процент близок к 3, а то и к 5. Притягательность военной службы заметно упала. Раздаются довольно громкие голоса, утверждающие, что новой Германии армия вообще не нужна.

Все это так. И тем не менее, по свидетельству авторитетной гамбургской газеты "Цайт", задающей тон, часть руководящей военной верхушки в министерстве обороны "стала движущей силой при формулировании новой внешней и военной политики". "Мы, - пишет газета, - являемся свидетелями милитаризации германской внешней политики".

Этот вывод - отнюдь не очередное словесное упражнение либеральных публицистов из "Цайт", а результат анализа концепции новой внешней политики вмешательства, выдвигаемой военными, и оказываемого ими давления на политиков в этом направлении.

Первым и, пожалуй, наиболее четко сформулированным и далеко идущим свидетельством этого стал так называемый "документ Наумана". Речь идет о разработанной еще в 1991 г. в недрах министерства обороны ФРГ под руководством генерального инспектора (главнокомандующего) бундесвера Клауса Наумана концепции. Она была изложена в меморандуме, названном его авторами "Военно-политические и военно-стратегические основы и концептуальное основное направление переустройства бундесвера".

Этот документ носил отнюдь не академический характер, а претендовал на статус руководства к действию. В феврале 1992 г. он был представлен кабинету министров, который принял "Основы" к сведению. Потом их изучала комиссия бундестага по вопросам обороны. А в ноябре того же 1992 г. министр обороны ФРГ Фолкер Рюе издал "Директивы по оборонной политике", в основу которых были положены философия и идеи "документа Наумана".

Хотя германская печать и сообщала обо всем этом, но как-то вскользь, не вникая в суть дела и не привлекая внимания общественности. И, видимо, неспроста. Потому что концепция, изложенная и в "документе Наумана", и в "директивах" Рюе, далеко выходит за относительно ограниченные рамки оборонной политики и решительно вторгается в сферу политики внешней. Речь идет об определении германских интересов и германских приоритетов в глобальной перспективе.

В самом деле, в качестве центральных политических категорий авторы этой концепции выдвигают "немецкие представления о ценностях и интересах". Причем "законные национальные интересы" Германии не всегда должны совпадать с интересами ее союзников и других партнеров. "Национальные интересы поэтому и являются исходным пунктом политики безопасности суверенного государства", - подчеркивается в "Директивах по оборонной политике". И далее: "Высшая цель политики безопасности" Германии должна состоять в том, чтобы предотвращать конфликты в Европе. При этом германская политика должна руководствоваться "жизненными интересами безопасности", к числу которых, кроме всего прочего, относится "обеспечение свободы мировой торговли и беспрепятственного доступа к рынкам и источникам сырья во всем мире в рамках справедливого мирового экономического порядка". А в "документе Наумана", в котором меньше дипломатических уверток и больше циничной прямолинейности, на этот счет говорится так: "Образ мышления, ориентирующийся исключительно на Германию или Европу, не соответствует интересам безопасности Германии и грядущим вызовам времени".

Можно понять авторов газеты "Цайт", которые, изложив основные положения генеральской концепции "оборонной политики", без обиняков написали: "То, что мы видим здесь, раньше без колебаний назвали бы империалистической политикой". Только, на мой взгляд, сослагательное наклонение здесь не при чем: точнее было бы сказать не "назвали бы", а следует прямо назвать". И тогда все точки над i были бы расставлены.

Впрочем, не все. Есть еще обстоятельства, и весьма существенные, которые никак нельзя обойти молчанием. Это, например, четко выраженное намерение проводить ориентированную на национальные интересы страны политику военными средствами, то есть теми самыми средствами, которые уже дважды на протяжении XX столетия приводили Германию, да и не только Германию, к катастрофе.

Не случайно в анализируемых документах выдвинуто положение о "Расширенном понятии безопасности" - безопасности, которая выходит за пределы обороны страны. Выдвигая это понятие, военная верхушка ФРГ хочет легализовать возможность вести военные действия повсюду в мире, пусть не в одиночку, а в рамках военных союзов и международных организаций, например, ООН. К действиям в рамках ООН нам еще предстоит вернуться. А вот если перевести язык германских военных на общепринятый, то они ратуют за военное вмешательство повсюду в мире в союзе с другими промышленно развитыми государствами в целях подчинения остального мира.

Можно выделить несколько элементов, из которых складывается столь близкая сердцу некоторых деятелей с берегов Рейна концепция вмешательства. В немецкой периодике называются, в частности, такие:

- "постоянное состояние тревоги". Международное положение представляется как необозримое поле непосредственных и потенциальных угроз, которые требуют реагирования в той или иной форме;

- постоянное стремление рассматривать международную ответственность и национальные интересы исключительно через призму военной политики силы;

- реанимация прежнего представления о войне как средстве политики или, иными словами, легитимизации войны как продолжения политики;

- возрождение стремления к роли Германии как "мировой державы" - стремления, которое составляло самую сердцевину внешнеполитической ориентации правящих германских кругов, начиная со времен Бисмарка и до Гитлера.

Западная печать практически единодушна: влияние генералов на формирование германской внешней политики и политики безопасности, начиная с 1990 г., сейчас стало сильнее, чем когда-либо после окончания второй мировой войны. Но вот какой возникает существенный вопрос - а какой реальной силой они располагают, соответствуют ли их амбиции имеющейся амуниции?

До недавнего времени ФРГ располагала самой мощной в Западной Европе армией. Она была оснащена современным вооружением и боевой техникой, опиралась на развитую военную промышленность и разветвленную инфраструктуру, тесно взаимодействовала с размещенными на территории страны войсками США, Великобритании, Франции и других государств НАТО. Здесь же находилось большое количество ядерных боеприпасов и средств их доставки.

С тех пор положение заметно изменилось. Из Западной Европы вывезено американское ядерное оружие, за исключением относительно небольшого количества авиационных боеприпасов. Значительно уменьшилась и численность иностранных войск в ФРГ, а французские - выведены полностью. Что же касается непосредственно бундесвера, то еще в начале 1993 г. канцлер Гельмут Коль, выступая на Международной конференции по вопросам политики в области безопасности, проходившей в Мюнхене с участием министров обороны и иностранных дел стран Запада и представителей высшего командования НАТО, официально объявил, что предполагавшуюся численность германских вооруженных сил в 370 тыс. солдат и офицеров по финансовым соображениям невозможно будет поддерживать. И хотя эксперты министерства обороны ФРГ тут же заявили, что эту численность нельзя будет опустить ниже отметки в 350 тыс., по имеющимся теперь данным, к 1995 г. она будет снижена до 300 тыс. чел., а может быть, и еще значительнее, продолжительность же срочной службы уменьшится с 12 до 9-10 месяцев. Уменьшится также численность военнослужащих запаса.

Все эти мероприятия связаны прежде всего не столько с изменением задач бундесвера, сколько с переживаемыми Германией трудностями в финансовой области. Заметно уменьшаются ассигнования на оборону. Если в текущем году они были определены в 53,7 млрд. марок, то в будущем году должны составить 51,4 млрд., а в 1997 г. - 48,6 млрд. марок. При этом бюджет министерства обороны будет урезан с нынешних 50,4 до 47,6 млрд. марок в 1995 г.

Тем не менее и сегодня бундесвер остается крупной силой. Реформируется, приспосабливаясь к современным требованиям, его структура. Формируются силы быстрого развертывания в составе нескольких соединений и частей. Ведется пропагандистская кампания по популяризации "Нового облика" вооруженных сил. Суть новых приоритетов германской армии афористично выразил министр обороны Ф.Рюе: "Где запахло дымом, там должен быть бундесвер".

Даже этот краткий обзор показывает, что военное руководство Германии располагает реальной и крупной силой, опираясь на которую, оно может позволить себе претендовать на роль творца и вершителя политики. Последнее время оно особенно активно действует, чтобы обеспечить участие бундесвера в военных операциях за пределами страны. Но для этого в конституцию страны должны быть внесены поправки, позволяющие военнослужащим участвовать не только в миротворческих и гуманитарных операциях ООН, но и в боевых действиях за пределами зоны ответственности НАТО.

Противниками принятия таких поправок выступают германские социал-демократы. СДПГ решительно против участия военнослужащих бундесвера в боевых операциях ООН, хотя поддерживает миротворческие миссии "голубых касок" и решения о введении экономических санкций в отношении отдельных стран. Причем эта позиция активно используется в разворачивающейся в стране предвыборной кампании. Но мало вероятности в том, что ее сторонники сумеют выдержать все усиливающийся напор тех, кто выступает за придание бундесверу по существу интервенционистских функций.

Особую активность эта кампания приобрела в дни работы 48-й сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Стремясь утвердить за собой статус великой державы, Германия устами своего министра иностранных дел Клауса Кинкеля, выступавшего с речью на сессии ГА, заявила о том, что она претендует на место постоянного члена Совета Безопасности ООН. Однако ФРГ может получить это место только в том случае, если будет участвовать во всех акциях ООН, прежде всего военных. А именно это больше всего и интересует те милитаристские круги страны, которые за кулисами стремятся вершить политику Бонна, направлять ее на достижение доминирующего положения в Европе и не только в Европе.

Возникает и такой отнюдь немаловажный вопрос: а как реагируют на все это партнеры и союзники Германии? Если попытаться ответить на него одним словом, то следует сказать так: с опаской. В Вашингтоне, например, все чаще вынуждены задумываться над тем, что Германия может попытаться заполнить оставленный Советским Союзом вакуум власти в Восточной Европе и утвердиться там, обретя еще большую силу и мощь. Недаром именно Германия и особенно ее министр обороны являются самыми активными сторонниками расширения НАТО путем принятия в альянс государств центральной и восточной части континента.

В то же время США связывают и определенные надежды в связи с возрастанием роли ФРГ в мировых делах. За океаном считают, что Германия занимает особое место в политическом переломном процессе и ждут от нее конструктивной и стабилизирующей роли.

Что касается Франции и Великобритании, то, с одной стороны, они опасаются появления в центре Европы не только экономически доминирующего (это уже есть), но и стремящегося к политическому руководству националистического государственного образования. А с другой - испытывают надежду, что, вовлекаясь в европейскую интеграцию, Германия станет оплотом стабильности на континенте, а ее влияние и власть будут означать, вопреки часто высказываемым опасениям, не опасность, а безопасность. Причем Франция видит, что не по ее вине появилась в последнее время довольно заметная трещина в безоблачном до сих пор франко-германском альянсе, основу которого заложили еще де Голль и Аденауэр. А вот Великобритания, исходя из приоритета "особых отношений" с Соединенными Штатами в своей политике, а также вековых внешнеполитических установок относительно сохранения стабильного равновесия сил на европейском континенте, не может не смотреть на рост германского влияния с подозрением и изрядной долей скептицизма.

Короче говоря, партнеры Германии по Североатлантическому союзу, и прежде всего США, относятся к ней довольно двусмысленно. Они хотят существования сильной, действительно объединенной Германии, пользующейся полным суверенитетом. Но в то же время союзники Бонна с недоверчивостью и даже неудовольствием реагируют во всех тех случаях, когда германская политика перестает соответствовать пришедшим из первых послевоенных десятилетий образцам и представляется им чересчур самостоятельной. Не случайно авторитетная германская газета "Франкфуртер альгемайне" задается сакраментальным, как она пишет, вопросом: готовы ли страны Запада согласиться с тем, что в их рядах появилась могущественная Германия со своей специфической ролью и миссией? Иными словами, хотят ли они видеть в центре Европы новоявленную "Священную римскую империю германской нации"?

Этот вопрос приобретает особую остроту в связи с тем, что военным руководителям Германии удалось внедрить в политические дискуссии, идущие в партиях, среди общественности, социальных движений и даже среди исследователей проблем мира, свои тезисы и тем самым определить направление этих дискуссий, особенно активизировавшихся в преддверии предстоящих выборов. В массовое сознание все настойчивее внедряется мысль о том, что, как утверждает министр обороны Ф.Рюе, бундесвер был и остается "военным средством демократически узаконенной политики безопасности". Причем в сфере политики безопасности она не может оставаться на уровне меньшем, чем уровень ее партнеров. Отсюда стремление все активнее вмешиваться в мировую политику, опять-таки прибегая к сугубо военным средствам. По мнению Рюе, участие бундесвера в операциях по контролю за соблюдением запрета полетов военных самолетов над территорией Боснии и Герцеговины и в гуманитарных операциях в Сомали как раз и означают постепенный, но неуклонный рост влияния Германии при решении все новых задач в мировой политике.

В связи с этим военные и поддерживающие их круги в ФРГ оказывают все большее давление на бундестаг, который все еще не сказал своего последнего слова в этом вопросе.

Бросается в глаза и особая точка зрения Бонна на расширение состава Североатлантического альянса за счет государств Центральной и Восточной Европы - прежде всего Венгрии, Польши, Чехии, Словакии, а также Болгарии, Румынии и, возможно, государств Балтии. Если другие участники Атлантического союза относятся к этой проблеме с определенной долей настороженности, а Франция, например, вообще считает неактуальной сегодня задачу расширения состава НАТО, то Германия стремится играть роль локомотива, который тянет за собой целый поезд кандидатов в новые члены блока. И в этом опять-таки проявляется вес и влияние объединенной Германии, которая втихую претендует на место наставника и патрона новоявленных натовских стран.

Хочу еще раз повторить: все, о чем здесь сказано, это несомненная объективная реальность. Но в повседневной жизни она очень часто в открытую не так уж и проявляется. Творцы нынешней германской политики приобретения гегемонии сперва в Европе, а потом и в мире предпочитают действовать из-за кулис, особенно не выставляя себя и свои устремления напоказ. Они понимают, что их время еще не пришло. Но рассчитывают, что придет. Придет достаточно скоро, и тогда... Тогда пусть все смотрят, кто на самом деле есть кто.