Относительно недавно появившийся в научном лексиконе термин “новая мировая ситуация” (“новый мировой порядок”) отражает положение, сложившееся в мире после развала Советского Союза и окончания “холодной войны”. Существуют и другие оценки по поводу “новой мировой ситуации”  и их весьма немало. Их основную идею можно свести к тому, что “мир перестал быть в своей основе конфронтационным”, а в развитии современности “господствует тенденция не к расколу, не к противостоянию, а к интеграции, сотрудничеству, глобализации”¹. Роль лидера, который сможет осуществлять глобальное руководство, разрешать разного рода конфликты, заботиться о слабых нациях отводится Соединенным Штатам.
          Попробуем обратиться к основным метатенденциям (или мегатенденциям в терминах Н.С.Розова).

          Основной тенденцией перелома является “переваривание” былых социалистических пространств, их неоколониализация. “Новый мировой порядок” это и есть идейно-политическая форма ныне преобладающей тенденции “рыночного” переустроения мира по Ф.Фукуяме или по “схеме Каутского-Вильсона”. Но на самом деле вся основная суть не в экономических формах, а в более глубокой демографической асимметрии на эгокультурной почве.
          Так, например, В.Калашников видит в основах “нового мирового порядка” транснациональные корпорации, доля которых в общемировом ВНП достигла 27% (есть версии и с более внушительными цифрами).
          Хотя все эти “ВНП” и “проценты” штука лукавая, но в общем доля солидная. Он показывает рост известного противоречия, порождаемого ТНК в странах-экспортерах капитала, опасность кризисов, безработица². Есть, конечно, столкновения интересов ТНК и государств или, можно сказать, поведения резидентского капитала в межстрановой сфере и самих странах. Но все же побеждает сильнейший, то есть сами страны.
          Калашников замечает, что подавляющее большинство из этих 200 ТНК, разумеется, “происходят” из США, Японии, Франции, Германии и Великобритании. Остается добавить Канаду с Италией и получится что? Семерка, “золотой миллиард”. Это же подтверждается и неуклонной тенденцией предпочтений взаимного инвестирования именно развитых стран³, метрополий. 
          С.Глазьев показывает, что ведущие 500 ТНК охватывают львиные доли своей деятельностью “во всех странах мира”; а вот их базирование примерно поровну распределено между США, ЕС и Японией⁴.
          Вот и спрашивается, кто же действительно заправляет всем этим делом, 500 ТНК или три упомянутые фигуры?
          ТНК является объективно влиятельной, но тем не менее капиталистической формой экзогенно посткапиталистической тенденции, но в реальных условиях полнейшего преобладания более “архаичной” и мощной структуры неоколониализма. Причем на диктующей стороне – “золотого миллиарда” – благополучно расположены и рабочие всех этих стран.
          При наличии капитализма (эндогенно) и разновысоких (“оседлых”) трудовых ресурсов (экзогенно) эта метадемографическая (а также более высокие – территориальная, сырьевая, экономическая, технологическая, научная) структура в обозримое время и в огромной части социума пока неустранима. Так что пока на больших пространствах эти структуры, как правило, “обоюдовыгодны” как метрополиям, так и периферийным элитам и олигархиям (компрадорам или “клептократиям”). При этом “стеклянные бусы”, конечно, поднимают отставших, но и с неумолимо растущим разрывом, хотя и с ростом зависимости Севера (трудовой, сырьевой, экологической, экономической и пр.) от собственного же “эксплуатируемого” региона. (Поэтому собственно “национальные интересы” США и расползаются по всему миру). Но это же постепенно нагнетает и глобальный кризис, трудно вообразимый (новая радикальная деколониализация может оказаться для Запада разрушительной), но пока потенциальный.
          По всем этим причинам социализм и клеймился “закрытым”, ибо его границы были совершенно непрозрачны для асимметричных связей. Это безумно раздражало. Теперь же этот едва ли не богатейший в мире регион (И.Риббентроп был вполне прав) и стал объектом “переваривания”. Риббентропу в специфически-прозрачных терминах вторит и З.Бжезинский: Россия все еще располагает обширнейшей в мире недвижимостью, раскинувшейся на десять часовых поясов и многократно превосходящей США, Китай и расширившуюся Европу”; эту добротную “недвижимость” (иначе говоря – Россию) Бжезинский и рекомендует поделить⁵.
          Но это тенденция вовсе не политическая. Образно говоря, “мировой рынок” в чистой реализации этой тенденции как “открытой экономики”, сам раздробит “перевариваемый” регион на нужные осколки и расставит их в “мировой системе” по надлежащему рыночному ранжиру и региональной диспозиции. Поэтому, замечает А.Г.Яковлев, идея восстановления реального Союза на просторах СНГ воспринимается на Западе как самый “кошмарный кошмар” из всех возможных в этом мире, за исключением ядерной войны⁶. Соответственно и весь лейтмотив идей З.Бжезинского – “геополитический плю- рализм”, то есть всяческое недопущение восстановления некоторой союзной структуры.
          Другое дело, что тенденция неоколониализации и вообще “переваривающего” передела сама разворачивается в “спорящих” собственных тенденциях, точнее, в двух главных из них и в одной дополнительной.
          По одной из главных – метрополии (Север) склоняются к коалиции в неоколониальном контроле над остальным миром (А.Г.Яковлев). Это и выражается в действиях “семерки”, МВФ, МБ (МБРР), МЭФ, Парижского клуба, Лондонского клуба, ВТО и др.
          По другой – в чем-то наоборот обнажается блочно-державный эгоцентризм (Б.Занегин, Р.Косолапов), блочно-пострановая разделка (Западная Европа, США, Япония или АТР, в формах некоторых центров ЕС, НАФТА, АПИК). 
          Здесь дополнительной намечается еще тенденция (которую прямо неоколониальной не назовешь) территориальной разделки с участием Турции, Ирана, Пакистана, или в целом исламского мира, а при некоторых обстоятельствах (и потенциально возможно) и набирающего силу Китая (Средняя Азия, Сибирь, Дальний Восток).
          Подобное уже непосредственно происходит со странами Восточной Европы, в бывшей Югославии, осколки которой быстро дивергируют, хотя и в едином потоке превращения в европейскую периферию. Какая из тенденций будет одолевать, в силу нелинейности, зависимости от каких-то первых импульсов (с возможной далее “цепной” реакцией уже по определенной траектории), сказать трудно. Но все это не так и существенно!
          В чистой абстракции неоколониальная структура есть жестокое, но уже мирное экзогенное “метарабство” (как писал В.Соловьев про античное рабовладение – “без остановки на национальном”). В строгой абстракции этой структуры межстрановая “эксплуатация” может быть совершенно безбожной, но никакого национализма, шовинизма, расизма, фундаментализма нет, ибо это межстрановая уже демографическая асимметрия. Не спонтанные войны как таковые (эгокультурность), а только санкции, экзекуции, карательные меры, эмбарго, блокады (К.Шмитт) и прочие виды подавления непокорных, бунтующих и локальных вспышек эгокультурности – объективное кредо такой “идеальной” структуры. Бомбардировка Югославии ясный пример перспективы такой “карательной меры”, по сути, без войны. Замечу, что либералы, в частности, теперь и Ф.Фукуяма, все это прекрасно улавливают, связывая с различиями “человеческого капитала” или уровней культур⁷, но тщательно замазывая саму жесткую асимметрию экзогенных отношений (неоколониализм).
          Без некоей постсоциалистической альтернативы такой желанный “новый мировой порядок” объективно обнаглеет, но в чистом виде это был бы жестокий, но по схеме “Каутского-Вильсона-Фукуямы и пр.” (так сказать, мондиалистов) уже постэгокультурный мир. Можно, конечно, возражать. Но даже если с нелепой абстрактностью отвлечься от ядерного расползания, Китая и исламского мира (отнюдь не склонных безропотно “вписаться” в такую структуру), то это вполне логически мыслимое состояние мира. В нем России места бы не осталось, но “демократы”, обернувшись регионально-национальными периферийными компрадорскими клептократиями жили бы припеваючи. Именно эта перспектива, вероятнее всего, интуитивно и питает политическое упорство большинства деморыночных реформаторов.
          По верному замечанию С.Глазьева власти (в том числе нац-региональные) судят о происходящем по “приросту собственного благополучия”⁸, каковой в данной схеме гарантирован (что будет со страной и населением – какая разница). В таком благополучном мире могли бы отправляться “в небытие” (А.Г.Яковлев) и целые бунтующие народы, но уже без Великого Истребления (К.Лоренц) всех.
          Это бы означало вовсе не финал “античной цивилизации” (Г.Х.Попов  и др.), а наоборот – ее апогей, всемирное утверждение унитарно иерархической системы абсолютного неорабства.
          Однако, есть одно “но”.
          К такому “новому мировому порядку” (вполне по-платоновски мыслимому) мирного пути не существует. Так что беда даже не в самом “новом мировом порядке”, а в том, что путь к нему самоубийственен для всего человечества.

          Бестужев-Лада пишет, что “согласно некоторым авторитетным концепциям современной научной прогностики, существующая мировая цивилизация обречена ... она вряд ли переживет в своем настоящем виде XXI век, – да и то ценой мучительной гибели нескольких миллиардов человек”⁹. За абстракциями неспособности системы к “сустинебельности” конкретно перечисляются причины нарастающих дисбалансов: невозможность энергетических удвоений каждые несколько лет; загрязнение среды; “чернобыльский синдром” (в том числе с учетом диверсий, “малых войн” и пр.); рост населения и депопуляция в развитых странах; состояние мировой культуры; чреватый войнами, неизбежным массовым голодом рост разрыва; рост преступности; подрыв генофонда и т.д.
          В общем все довольно известное в печальном прогностическом духе.
          Но вся суть была, есть и будет в отношениях и тенденциях их перемен во всей гетерархии, начиная с их основы, гонки культур, каковая и обуславливает все прочее в “поведении” людей и народов. А это и есть заходящая в агонизирующий предел эгокультурность, в основной форме, прежде всего, самой тотальной западной экспансии и нарастающей постсоциалистической, более заметной восточной “идентичности” и пока сумбурнейшей формы “антиглобалистов”.

          По словам А.И.Уткина и М.Ю.Воронцова, сброшенная биполярность оказалась “гигантской ширмой, за которой скрывались подлинные конфликты человечества”¹⁰.
          Но дело обстоит несколько сложнее.
          По постоянно повторяющимся заявлениям политиков и аналитиков, особо российских, китайских, японских и др. мир из биполярного становится многополярным, многополюсным, многоядерным. И хотя со стороны атлантического Запада такие заявления обычно не делаются, но и не отвергаются.
          А если в Западной Европе и делаются, то с молчаливым кивком на США, предполагающим “полуостровную” солидарность в избавлении от излишней заокеанской опеки.
          По К.Г.Баллестрему, например, “сегодня существует одна гегемония и несколько влиятельных государств, которые с ней в большей или меньшей степени сотрудничают... невозможно создать всемирную государственную институцию, противопоставленную США”. Потому далее он возлагает особые надежды на США в “установлении нового кооперативного мирового порядка”, преодолению “образования блоков”¹¹. 
          Блоковые (“многополюсные”) контуры, однако, даже в этой идиллии не отрицаются. В менее радужных (для Запада) представлениях на ведущие роли медленно, но верно, выходит Азия, миллиардный исламский мир, Китай. Но, в сущности, и здесь тоже приоткрывается своего рода крупно-блоковая картина.
          По некоторым внешним признакам эта многополярность достаточно очевидна и, более того, объективно вполне согласуется с реальным влиянием и тенденциями развития крупных культурно-блочных ареалов и естественных региональных взаимотяготений. Но несколько напоминая “державный подход” П.Кеннеди или “паттерновые” геополитические теории, эта многополюсная картина лукаво скрывает за собой главное – свои же собственные, гораздо более могущественные и широкие основания, эгокультурность. Блоковая картина (и тенденции) верна, но она тоже “ширма”, а точнее относительно переменчивая форма эгокультурности, в любом случае недолговременная, неустойчивая. В многополюсном мире, но именно на эгокультурной почве, примат вовсе не за блоковыми интеграциями, а потенциально – за межблоковыми дезинтеграциями! Они легче, энтропийней, а потому и спонтанно более вероятны. Именно поэтому как раз многополярность поразительно близка схеме возможного столкновения цивилизаций по С.Хантингтону.
          Как всемирная (то есть уже не цепная, а всеобщая, глобальная) эгокультурность стала постепенно складываться в середине-конце XIX в. Уже дважды она “устраивала” бой человечества с самим собой. Вот сейчас вознамерилась она дать третий и решительный. Говоря осторожными словами Эдгара Морина, “мы находимся в начале неизвестного приключения. Мы более не участвуем в “последнем бою”, мы дожили до “начала борьбы”, каковая может обернуться уже не “боем”, а всеобще бойней. Но как же не схожи подобные, даже смутные афористичные мысли (а их премного), с успокоениями по поводу окончания “холодной” войны и с “многополярными” удовлетворениями.
          Начавшееся с НТР быстрое отставание планового социализма от капиталистических метрополий накопило ощущения недовольства людей потребительским бытием, бросив их в идею блистательного образца (“рынок”). Но именно в таком случае “материальных затруднений”, писал Ортега-и-Гассет в 1930 г. (!), даже отдаленно не подозревая о современной мощи производства и вооружений, приведет к тому, что “крушение коммунизма будет тогда равносильно общему крушению”¹². Вот оно-то и началось в глобальном контексте деконструкции.
          Понятно, что первая и непосредственная полоса рыночного (регрессивно-буржуазного) и националистического развала относится к небольшому числу стран соцлагеря, СССР и “брошенных” ими, хотя и на “большой части суши”. Но вот полная картина куда сложней, суровей, инфернальней. Если на “социалистических просторах” отпущенный на свободу национализм сразу реализовал свой, хотя только первый, благодетельный сепаративный потенциал, то далее и здесь, и на всех “мировых просторах” он лишь начал набирать силу. Многополярность на эгокультурной почве, по сути, и есть тенденция “сверхбольшого” национализма.
          Так что по ряду признаков сейчас мир действительно движется к некоей многополярной форме, но только вовсе не в смысле благого мироустроения, а в смысле простейшей (энтропийной) формы “исполнения” современной эгокультурности.
          Конец доминировавшей биполярности разблокирует эгокультурность в капиталистической системе, причем по разным основаниям и в самых разных, противоречивых формах. Капитализм “в чистом виде” стран типологически национален (как правило, мононационален), но в обычном состоянии вовсе не националистичен, однако, у него в принципе не существует “вселенской” интернациональной (гуманистической) интеллигенции, институтов и пр. Церковь уже дела не решает, а партии практически имеют парламентский тип, беспомощный в смысле нравственных институций низовых структур. Потому сейчас даже интегрируемая Западная Европа, конечно, не по социально-политическому состоянию, а по производственной типологии, в сущности ровным счетом ничем не отличается, скажем, от Веймарской республики и полутора десятка других, легко фашизировавшихся стран 20–30 годов.
          Можно вспомнить на сей счет скромную реплику апологета К.Поппера – это “проблема” еще не решена. 
          То есть “открытое общество” фашизму вполне открыто. Ведь классический фашизм это вовсе не какая-то форма капитализма, а наоборот, лишь капиталистическая форма крайней, расистской эгокультурности, но именно капиталистическая. А с распадом СССР и соцлагеря произошла не только откровенная предфашизация, скажем, в прибалтийских государствах, но и в самой “капиталистической системе” исчез консолидирующий “враг” и появились соблазнительные объекты экспансии, которые удобней и легче “приобретать” в одиночку, отталкивая других (вариант В.Занегина). Разумеется не исключена, даже более вероятна, и консолидация (вариант А.Г.Яковлева), но или блочная, или северная, что все равно суть вполне “традиционная” и привычная для Европы оппозиция с некоторым новым фашисткоподобным жупелом “врага”.
          Все эти тенденции сейчас незаметны по очень простой причине: рынок еще окончательно не добил былой соцлагерь, особо Россию, Украину и др., а все потоки (культурные, демографические, натуральные, экономические, технологические, научные) начавшейся неоколониализации пока успешно работают на внутреннюю стабильность состояний в западной системе.
          Есть и другая сторона, вполне вероятно, не менее существенная. Распад соцлагеря, СССР разом уничтожил и до того постепенно угасавший (в силу роста отставания) авторитет, пусть даже мифологизированного, но вполне реального примера, то есть материальную основу симпатий “словесно” бессильного слабого взаимодействия. Не беспомощная моральная риторика и не страх (отсутствующий в массах из-за неосязаемой угрозы), а образ моральной (пусть даже морализованной) реальности интернационализма (интеркультурности) затухал и, наконец, вместе с прообразом начисто исчез в социуме. Это для З.Бжезинского или Д.Рейгана, да и всех апологетов Запада, была “империя зла”, а для простых людей символ СССР несколько десятилетий означал реальную возможность “многонародного” (поликультурного) сосуществования. Пропала эта реалия (любые западные интеграции, даже предполагая в своих пределах известный интернационализм, на культурную патернальность сейчас абсолютно не способны). С точки зрения экономического мышления эту “эфемерную” потерю просчитать невозможно, да и вообще стоит ли с этой “мелочью” считаться. Затухание и, наконец, крах идеализируемого, но реального, образца на “одной шестой части суши”, надо полагать, явление впечатляющее.
          Потому с хирением, а затем и крахом “коммунизма”, все похоже на утрату у народов мира неосознаваемой надежды на преодоление эгокультурного мироустройства. Это и есть нарастающая возможность превращения народов в эгокультурные, “бараньи” (Б.Брехт) толпы “наших”, “русских”, “армян”, “грузин”, “немцев” и прочих, или даже европейцев, “западников”, “азиатов” то есть обнажение “стихии этноса” (культуры). Никакой сильной блокировки этой вероятной стихии сейчас уже не существует, поскольку  она слабо связана с военно-политическими формами.
          Если даже слегка коснуться вооруженческой фактуры, то можно легко увидеть, что пространственный, качественный и количественный рост вооруженности стремительно обгоняет развитие ограничивающих и даже просто сдерживающих общественных, институциональных, политических форм. По уже давней оценке Г.Волкова, за последние 100 лет мощность вооружений в 1000 раз превзошла 1000-кратный рост осваиваемой энергии¹³. Так сказать, производительные силы человечества тысячекратно опережающими темпами стихийно предпочитают развиваться в разрушительном направлении.
          Но главная суть даже не в этом, а в начале обнажения эгокультурности, особо в ее исторически предельно экспансивной капиталистической форме. Обострение на всей планете, как принято говорить, “экономических войн”, в чистом виде совершенно мирных, с соблазнами больших выгод и экономическими крахами целых культур, неуклонно ведут к этно-реакциям, к росту вероятности вспышек терроризма и военных конфликтов.
 
 

        ¹ Кременюк В.А. Новая мировая ситуация и ее влияние на политику США // США–Канада: экономика, политика, идеология. 2001. № 5. С. 3.
        ² Калашников В. Транснациональные корпорации закладывают основы нового мирового порядка // Независимая газета. 1994. 
1 сентября.
        ³ Фельзенбаум В. Иностранные инвестиции в России // Вопросы экономики. 1994. № 8. С. 22.
        ⁴ Глазьев С. Геноцид. Россия и новый мировой порядок. М., 1997. С. 63.
        ⁵ Экономическая газета. 1997. № 45. С. 7.
        ⁶ Яковлев А.Г. Экономические и политические интересы российской власти // Независимая газета. 1994. 11 марта.
        ⁷ Фукуяма Ф. Войны будущего // Независимая газета. 1993. 11 февраля.
        ⁸ Глазьев С. Очковтирательство или бред сумасшедшего // Независимая газета. 1995. 11 мая.
        ⁹ Бестужев-Лада И. Ретроальтернативистика и философия истории // Вопросы философии. 1997. № 8. С. 33.
        ¹⁰ Уткин А.И., Воронцов М.Ю. Новые параметры мирового противостояния // США: экономика, политика, идеология. 1997. № 8. С. 19.
        ¹¹ Баллестрем К.Г. На пути к всемирной республике // Вопросы философии. 1996. № 9. С. 181.
        ¹² Ортега-и-Гассет. Восстание масс // Вопросы философии. 1989. № 4. С. 153.
        ¹³ Волков Г. “Экологический кризис” и социалистическое природопользование. Коммунист. 1976. № 12. С. 33.