Всего лишь два десятилетия назад совсем немного государств могли считаться демократическими. Радикальные перемены в Восточной Европе и крах советской коммунистической системы открыли путь для свободы и демократии. Преобладающая часть стран-членов бывшего Варшавского договора сегодня имеет демократический строй, объявляет себя сторонником гражданских прав на свободу и демонстрирует свою принадлежность к цивилизованному миру. Всё это, несмотря на определенные недостатки, является победой стремления к индивидуальной свободе и демократической воли к созиданию - победой, о которой на Западе до 1989 г. едва ли кто-нибудь отважился даже мечтать.

Ветер важных перемен поработал не только в Восточной Европе. Тенденция к расширению политической свободы, прав человека и гражданина дала о себе знать почти на всех континентах: в Латинской Америке (ещё перед окончанием "холодной войны"), в Африке (как выдающийся пример - Южная Африка) и, частично, также в Азии (Южная Корея, Филиппины). В порыве избытка чувств в связи с крахом советского коммунизма С.Хантингтон (Вскоре после этого большой интерес вызвала его книга "Борьба культур"¹) развил тезис о непреодолимой силе демократии. Его коллега Ф.Фукуяма (позже он активно занялся темой "Конфликта культур") усмотрел в крахе коммунизма даже "конец истории", который венчает либеральная демократия как форма правления².

Тенденция к свободе, конечно, вызывает чувство радости. Но мы должны оградить себя от слепой эйфории и скороспелых прогнозов. История XX в. особенно показывает, что тоталитарные и авторитарные соблазны создавали угрозы демократиям, против демократий велись подрывные действия. И сегодня нельзя исключать неудачи в процессах демократизации в некоторых государствах и нельзя надежно прогнозировать эффект разрушительного действия националистических, этнических и социо-культурных конфликтов. Здесь не поможет и такой конституционный строй, который создан лишь в формальном соответствии с традиционными демократическими принципами. Дееспособная демократия может успешно развиваться только на общественном фундаменте. Она нуждается в ангажированности граждан и плюрализме, действующих в обществе с сознанием своей ответственности союзов и объединений, средств массовой информации и других организаций. Формирование политической воли к действию осуществляется, прежде всего, партиями, которые располагают собственным профилем и которые конкурируют друг с другом. Именно эти партии, которые даже не упоминаются в классических учениях о конституционном обществе, получивших в свое время известность в континентальной Европе, являются сегодня ядром демократического строя, который живет спором с властью, сменой власти и контролем над властью. 

Хотя демократия вряд ли поддается однозначному теоретическому определению, однако существуют масштабы, на которые мы ориентируемся в Европе и мире в целом. Наряду с гражданскими свободами к ним относится каталог таких политических прав, как свободные выборы и важная свобода создания организаций, а также весомая роль парламента и открытое соревнование между партиями.

Независимые партии являются неотъемлемой составной частью каждой демократической системы. Однако, как по своей структуре и месту, которое партии занимают в конституционном строе, так и по той роли, которую они играют в политической жизни, существуют значительные различия. Совершенно ясно, что при президентской системе, в которой исполнительная власть концентрируется в руках президента, партии располагают меньшим весом, нежели в парламентской системе.

Даже беглый взгляд на различные парламентские демократии позволяют отметить большие различия между ними.

Например, с одной стороны, английская модель с двумя крупными партиями, конкурирующими между собой и сменяющими друг друга на уровне правительства, и с палатой общин парламента, всегда открытой для дискуссий. С другой - традиционная швейцарская система со своеобразным всепартийным правительством и явно консенсусной демократией.

Обе эти системы представляют собой два совершенно различных демократических полюса.

В северных европейских странах, а также в Нидерландах сформировалась собственная политическая культура, базирующаяся на большом количестве партий и на скорее непрочных, рыхлых целевых союзах между ними.

В крупных государствах Западной и Центральной Европы сформировались партийные демократии, которым при всех различиях присуще доминирование двух крупных политических лагерей.

Общим для всех этих стран является то, что формирование их партийных систем началось в XIX в. Наряду с консервативным лагерем и буржуазным либерализмом здесь укоренились социал-демократические, или социалистические партии в качестве новой определяющей силы.

В государствах с мажоритарным партийным правом образовалась в сущности система двух крупных партий, которые циклично сменяли друг друга в правительстве.

В других странах, напротив, доминировали партийные ландшафты с четырьмя, пятью или еще большим количеством партий, каждая из которых укоренилась в определенной среде (рабочие, крестьяне, церкви, городская буржуазия)^*. С поворотом к прозрачным обществам и образованием демократических стран благосостояния указанные среды утратили свою связующую силу, но отнюдь не всю.

У восточных соседей Германии после ликвидации коммунизма оказалось возможным частично опять подключиться к существовавшим до него партийным формациям.

Время оставило свои следы в политическом ландшафте этих трансформационных государств, в том числе и в виде оппозиционных организаций (например, "Солидарность" в Польше).

В России с её долгой совершенно специфической традицией царизма и большевизма и сменой систем сверху формирование парламентской и партийной культур находится в зачаточном состоянии. Здесь гораздо больше речь идет о русском народе и сильном государстве.

Но и в Германии настоящая партийная демократия развивалась с большим трудом и действительный прорыв к ней произошел лишь после глубокого очищения от наследия национал-социалистического режима. 
 

Тяжелый германский путь

В политической системе объединенной Германии, как и в течение десятилетий в "старой" ФРГ, партии играют центральную роль.

Понятие "партийная демократия" точно соответствует сути дела. Партии решают, кто под их флагом войдет в парламент, как там будут голосовать, кто с кем вступит в коалицию и т.д. Влияние партий выходит за пределы политической системы и проявляется в замещении постов и обладании позициями в органах управления, включая даже публично-правовые СМИ. Определение в Конституции ФРГ (ст. 21) о том, что партии "принимают участие в формировании воли народа" , давно уже превратилось в конституционную реальность, причем партии, собственно говоря, являются в этом формировании определяющим фактором. И в данном случае конституционная пропись и конституционная действительность - две совершенно различные вещи.

Германия была первой в Европе страной, в которой сформировался партийный ландшафт. И социал-демократия еще в кайзеровском рейхе стала самой сильной на выборах. Однако это принесло только количественный сдвиг в распределении депутатских мандатов. Власть по-прежнему оставалась в руках исполнительных органов государства, а партии были отрешены от политической ответственности. Государство стояло как бы над партиями и представляло "германский народ".

Только после революции 1918 г. и свержения монархии в Германии установилась демократическая республика.

Это была парламентская демократия с сильными плебисцитарными элементами, в которой в качестве противоположного полюса парламенту (рейхстагу) выступал прямо избираемый президент с далеко идущими полномочиями. В конституции Ваймарской республики хотели идеально объединить по возможности весь предшествующий демократический опыт и все представления о демократии. Была предусмотрена даже экономическая демократия: признана самостоятельность тарифных партнеров - рабочих и предпринимателей и их объединений. Только давно уже реально существующие партии остались неупомянутыми.

В определенном смысле это было симптоматично. Хотя партии уже создали политическую сцену, но сами партии не просматривались. "Спор партий" характеризовался отрицательно, сущность конкурентной демократии оставалась неосознанной. Такая политическая система имманентно не способна к сплочению сил в обществе для совместной борьбы, не говоря уже об обеспечении стабильности правительства. Лишь на короткое время после революции показалось, что значительное большинство народа выступит за новую демократическо-социальную республику. Однако очень скоро из-за неразберихи внутри страны, внешнего давления и тяжелых кризисов Ваймарская республика испытала потрясения, что привело к распаду партийной системы. Поворот к принятию авторитарного решения не спас республику, а проложил путь к установлению национал-социалистического режима. Учёт негативного опыта с формально свободной, но нестабильной Ваймарской республикой помог после 1945 г. установлению стабильности правительства и деятельной ответственности партий.

12 лет (1933-1945 гг.) господствовал в Германии тоталитарный режим с однопартийной системой, которая пронизала все политические и общественные сферы. Конец гитлеровской диктатуры открыл возможность для нового приступа к созданию демократической Германии. В то время как в оккупированной советскими войсками восточной части Германии шаг за шагом укоренялась коммунистическая система, в её западной части развертывалась плюралистическая парламентская демократия. Она основывалась на конституционном консенсусе ведущих партий правительственного лагеря включая крупнейшую оппозиционную партию - СДПГ.

После поражения нацистской Германии партии завоевали доминирующую роль в политической системе, в то время как другие её немецкие участники отступили на второй план, была устранена чересполосица в партийном ландшафте. Союзники запретили фашистскую НСДРП; позже правоэкстремистские партии в ФРГ постигла такая же судьба.

К тому же после дискредитации кровавой национал-социалистической диктатуры и в ходе роста благосостояния, равно как и социальной стабильности, у националистических, радикальных правых партий не осталось никаких шансов получить голоса избирателей. Случайные успехи правопопулистских партий хотя и обращали на себя внимание, но оставались краткосрочным феноменом.

В европейском измерении правая политическая сцена как в "старой" Федеративной Республике, так и в объединенной Германии скорее является слабой. Это объясняется как горьким опытом национал-социалистического прошлого, так и постоянным критическим рассмотрением этой тоталитарной системы и всего, что напоминает о ней.

Устранение чересполосицы в партийной системе на правом фланге сопровождалось подобным же развитием на левом фланге. Коммунистическая партия, которая на первых выборах в бундестаг получила 5,7% голосов избирателей, уже в 1953 г. - только 2,2% голосов^**. И её наследница, ГКП, получая чаще всего менее 2% голосов избирателей, шла к такому же финалу. В сознании западных немцев и западных берлинцев коммунизм был дискредитирован основательно. Глубокая предубежденность в отношении большевизма, страх перед Советским Союзом, который воспринимался как агрессор, и опыт с коммунистическим режимом в Восточной Германии - всё это суммарно привело к образованию ясно выраженного антикоммунизма. И после начала осуществления политики мира и выравнивания в отношении восточных соседей и исчезновения антикоммунизма левые экстремисты не имеют никаких шансов в обществе благосостояния Германии.

В фундаментальном отличии от Веймарской республики, которую сотрясали кризисы и в которой левые и правые экстремисты имели большой приток сторонников, в ФРГ, которая олицетворяет экономический рост и благосостояние народа, социальную безопасность и личное благополучие человека, экстремисты утратили почти всякое значение. Исчезли многие малые партии, как, например, группировка так называемых изгнанных ВНЕ^*** или региональная партия Дойтче Партай (ДП).

С 1961 г. ФРГ шла по пути к трехпартийной системе, состоящей из ХДС/ХСС, СДПГ и либералов СвДП. С вхождением "Зеленых" в бундестаг в 1983 г. из трех "неразлучных друзей" стало четверо. ПДС как наследница СЕПГ играет лишь роль ностальгической региональной партии на бывшей территории ГДР, причем сила её явно слабеет.

Процесс ориентации на малое число партий шел в ногу с формированием весьма четко выраженной партийной демократии. С устранением чересполосицы партийного ландшафта была заложена база для далеко идущей ориентации на две большие народные партии. Социал-демократия восприняла это как задачу интегрировать осколочные социалистические группы и профилироваться в качестве полномочного представителя немцев. Под руководством своего харизматического председателя К.Шумахера, который при нацистах 10 лет провел в концлагере и тюрьме, социал-демократия стала претендовать на руководящую морально-политическую роль в Германии. Она заняла место в левом спектре, интегрировала возможный социальный протест, а позже с принятием Годесбергской программы (1959 г.) всё сильнее стала превращаться в открытую левую народную партию и партию, готовую взять на себя правительственную ответственность.

Весьма важной вехой для германской партийной демократии явилось основание партии ХДС/ХСС. Она вобрала в себя спектр прежней католической партии Центра, а также консерваторов и части политического протестантизма. Под руководством Конрада Аденауэра, который в 1949 г. был избран первым федеральным канцлером в ФРГ и оставался на этом посту до 1963 г., эта партия стала успешной моделью большой правящей партии. Она в значительной мере подпитывалась авторитетом и уважением "старика", "канцлерский режим"³ которого на долгие годы создал лицо политического ландшафта ФРГ.

Вследствие этой "канцлерской демократии" сформировались контуры специфической партийной демократии, которая зафиксировала два партийных лагеря, конкурирующих в борьбе за власть и за пост канцлера. Это подтвердилось после смены власти в 1969 г. при канцлере Вилли Брандте (в особенности на досрочных выборах 1972 г. - "Выборы Вилли"), равно как и при его наследнике Хельмуте Шмидте и позже при долгосрочном канцлерстве Хельмута Коля. За кулисами этого государственного спектакля партии почти незаметно продолжали расширять свои позиции. 
 

Структуры и многослойность демократической партийной системы

В Германии партии в отличии от США, где партии скорее рыхло организованы, отличает прочность членских организаций и обязательность программ. Они демократически структурированы снизу вверх.

Основой для карьеры в таких партиях служит "тяжкий тур" деятельности в первичной организации, включая расклеивание плакатов, первый опыт работы в молодежных организациях и на коммунальном уровне. Чтобы подсчитать исключения из данного правила, достаточно пальцев на одной руке^****.

Партии, специально созданные для сбора голосов на каких-либо выборах или для достижения одной какой-то цели, равно как и явно управляемые извне, едва ли мыслимы и весьма трудно совместимы с духом представительной демократии.

В Германии значительно больше, чем в других странах, партии и их избирательные кампании финансируются из государственной казны. По этому вопросу между партиями существует консенсус, но налицо и достаточно критики^*****. Скандалы из-за денежных пожертвований партиям нанесли большой ущерб имиджу политиков и партий. Зачастую из-за этого не видят, что многие и многие тысячи членов партий включаются в работу ради общего блага и ведут её на разных уровнях считая это своим долгом перед обществом. Обладая большой самостоятельностью, коммуны являются основной школой для деятельности в условиях рассчитанной на конкуренцию и консенсус демократии.

Федеральная система является не только важным инструментом контроля над властью. Она содействует также стабильности на общегосударственном уровне^******. В землях оппозиционные партии и их руководящие политики обучаются принятию на себя ответственности в органах исполнительной власти. Это приносит большую пользу при смене правительственной власти на федеральном уровне.

Тип демократически структурированных членских партий, который преобладает в Германии и Австрии, является школой демократии. В ней прежде всего молодые члены партий учатся не только ремеслу политики, но одновременно и демократическим правилам игры. Это простирается от поиска большинства, союзов и компромиссов и до обхождения с меньшинством.

В зрелых представительных демократиях конкуренция партий является определяющим элементом. В англо-саксонских странах связь демократии и партий была почти само собой разумеющейся: представительное правительство и партийная демократия - лишь две стороны одной медали^*******. Хотя в конституционных моделях Европы представление о "всём народе", который при голосовании определяет своих представителей, остается в силе, все же должна была быть признана и такая реальность, как незаменимость партий. В публичной критической дискуссии и в споре за избирателей, мандаты и власть четко формируется обязательная для демократии культура спора.

Представительная демократия живет внутренним взаимодействием правительства и оппозиции. Это требует партий, способных нести ответственность. Все правительства, независимо от того, формирует ли их парламент или, как во Франции, частично президент, были и остаются в сущности партийными. Вместо теоретически постулируемого разделения власти на исполнительную и законодательную на практике доминирует иное взаимоотношение правительственного большинства и оппозиции: против, рядом и даже вместе.

В ходе строительства в Германии нового государства после войны задающие тон партии не только укоренились как решающие политические факторы, но и сверхпропорционально расширили свое влияние.

Это находит свое подтверждение, например, при замещении мест в Федеральном конституционном суде, а также в партийно-политическом проникновении в сферу государственной службы. Из партийной демократии как реалистической формы представительной системы правления получилось нечто вроде "партийного государства", что вызывает критику и порождает вопрос о действенном контроле политического класса.

В открытых демократиях СМИ фактически действуют как "четвертая" власть. Большое значение отводится независимой юстиции. К тому же в роли важного корректора власти выступают независимые объединения по интересам и другие общественные организации (например, церкви и неправительственные организации). Наконец, нельзя недооценивать влияния международных институтов (например, ЕС и ООН) и представлений о ценностях у различных народов.

Тот, кто в качестве определяющего критерия демократии ограничивается конституцией государства или заявлением государства о своей демократичности, еще долго не будет иметь представления о реальной картине действительности. Согласно постулатам своей конституции Мексика уже многие десятилетия должна была бы считаться в Латинской Америке образцовой демократической страной с социальными компонентами. Однако там в течение семи десятилетий господствует только одна партия ПРИ (Partido Revolutionario Institucional). Фактически вся власть концентрировалась в руках президента: он назначал своего преемника, которого должен был избрать народ.

Важнейшей необходимостью для фактической демократии является система "checks and balances". Для этого сначала нужно так расставить различные конституционные институты исполнительной, законодательной и юридической власти, чтобы они соответствовали реальным требованиям и чтобы была обеспечена их самостоятельность. Помимо того, представляется обязательным вертикальное расположение общин и регионов, которые наделены правом принимать решения и располагать собственными финансовыми средствами. Они противодействуют концентрации власти и осуществляют контроль, они ближе к гражданину и его проблемам.

Обязательным для свободолюбивой демократии является плюрализм общественно-политических организаций, которые опираются на собственную автономию. Они не только заботятся о четкой формулировке и сбалансированности интересов, но и одновременно создают почву для цивилизованного гражданского общества. 
 

Социальная основа как необходимость

Формирование каждого государства, в том числе демократического, зиждется на социальной основе.

Экономическая эффективность содействует одобрению политического строя, действенная социальная сеть способствует интеграции и воспринимается как демократическая стабильность. Массовая безработица и массовый голод ведут в тенденции к делегитимации политической системы и несущих её сил. Именно поэтому Ваймарская республика получила смертельный удар.

Исследования, проведенные в новых землях ФРГ, показывают, что сокращается число тех, кто выступает за демократический строй. И всё же, несмотря на продолжающуюся уже несколько лет высокую безработицу, радикальные партии правого или левого толка едва ли имеют шансы в условиях демократии благосостояния. В отличие от времени между двумя мировыми войнами, которое характеризовалось крупными кризисами в начале 30-х годов, ныне уровень социальной системы обеспечения при всех имеющихся в ней недостатках столь прочен, что соскальзывание к экстремистским соблазнам действенно блокируется или во всяком случае тормозится.

Если посмотреть на государства бывшего соцлагеря, то возникает противоречивая картина. В тех странах, которые устремились в ЕС, процесс экономической модернизации и политической демократизации характеризуется большими прогрессивными достижениями. Там, где экономика находится в неважном состоянии и выполнено совсем немного от высоких ожиданий, связанных с прорывом, не лучше обстоит дело и с демократией.

В России исход последних выборов в Думу (7 декабря 2003 г.) свидетельствует о том, как неустойчив партийный ландшафт и как управляема там "демократия". С одной стороны, были продемонстрированы сила прорыва подогнанной под президента системы и действие образца авторитарного творчества и силы власти. С другой стороны, открылись обычные слабости еще находящейся в зачаточном состоянии партийной демократии.

Со смесью национально-националистических и социальных лозунгов блок "Родина", впервые стартовав на выборах в Думу, набрал более 10%, в то время как обе, скорее ориентирующиеся на американский либерализм, партии "Яблоко" и "Союз правых сил" не смогли преодолеть 5% барьер.

Социальные трудности и/или социальный спад, воспринятые как утрата влияния, привел часть электората к определенному виду политического протеста, что выразилось в потере доверия к партиям, символизирующим либеральную реформу экономики, и который нашел свой рупор в блоке "Родина".

Партии сплошного протеста в своем большинстве не стабильны и не способны взять на себя ответственную роль на политической арене. Сформированная в виде избирательной машины президентская партия "сознательно без программы" и опирающаяся на функционеров, на локальные и региональные власти⁴ не отвечает критериям демократической партии в западном понимании. При всей гибкости для этого нужны еще широкая программная концепция, зрелые структуры, внутрипартийная демократия и общественно-социальная основа.

Так, укоренившиеся социал-демократические партии постоянно получали подпитку от союза с профсоюзами и их членами. И для каждой конкурирующей партии существует собственный канон ценностей, которому она обязана следовать для того, чтобы найти свой особый профиль.

Партийная демократия представляет собой нечто большее, чем формальный плюрализм многих партий и возможность для них на выборах всех уровней выдвигать своих кандидатов в списках и персонально. Она предполагает, что выступление готовых и способных нести ответственность партий, действующих против друг друга или вместе друг с другом, принимается во внимание в обществе и укоренено в сознании граждан.

Путь к ней и в Западной Европе был долгим, трудным и нередко только после тяжелых провалов и катастроф становился ясным.

В сравнении со многими другими странами СНГ Россия всё же отличается большей масштабностью организационных форм демократии, несмотря на явный поворот к "управляемой демократии", а точнее - к одной из разновидностей авторитарной системы⁵. Ввиду глубоко укоренившихся пережитков коммунистического режима поворот к образованию гражданского общества, основанного на самоответственности и свободе, является достаточно трудным. Это дело не годов, а поколений.

Подлинная демократия с открытым состязанием политических идей и партий нуждается в зрелом гражданине. Демократия без достаточного числа демократов, как это было в Ваймарской республике в её последней фазе существования, падает в пропасть. Демократия должна быть социально укоренена в сознании людей, которые являются её носителями, и во всех организациях и институтах, где она формируется. 
 

Общество средств информации
и участие в демократической жизни

В формировании современной массовой демократии средства информации всегда играли весомую роль.

Печатное слово позаботилось о распространении политических идей, об информации и демократической культуре спора. Радио явилось новой формой контакта с массами, передачи сообщений и прямого выступления гражданина, а также пропаганды на общественной арене. Появление телевидения означало прыжок к обновлению массовой культуры и общества. Оно изменило жизненные привычки и восприятия, информационный поток и коммуникационный стиль. И оно содействовало изменению политической культуры.

Известный английский аналитик общества и философ Карл Поппер в 1994 г. кратко констатировал, что телевидение "превратилось для демократии в слишком мощную силу. Никакая демократия не сможет выжить, если не будет положен конец злоупотреблению силой телевидения". Осторожный политик, бывший президент ФРГ Рихард фон Вайцзекер в 1996 г. предупреждал, что сила средств массовой информации имеет "для демократии во всяком случае сомнительное влияние". Она будет представлять особенно большую опасность, если попадёт под одностороннее политическое влияние или сблизится с политической властью. Крупные собственники средств информации могут, как это подтверждает пример С.Берлускони, так использовать их для себя и своих интересов, что оказываются у руля государственной власти.

В странах с диктаторскими и авторитарными режимами власть распоряжения СМИ играет центральную роль. В странах с формально демократическими, а фактически полуавторитарными системами за критической ролью СМИ присматривают с опаской, их самостоятельность охотно урезывается и в конечном счете их свобода ликвидируется.

Мексика под господством своей правящей партии ПРИ, как показывают недавние события, равно как и Россия в условиях системы, сложившейся при президенте Путине, подтверждают это. Даже в странах с прочнейшей партийной демократией при долговременном превосходстве одной из партий и сильной личности политика могут произойти весьма опасные события.

Так, в период длительного пребывания на посту канцлера Х.Коля влияние правительства, прежде всего в области телевидения, стало слишком большим и нередко информация искажалась до уровня, угодного правящей власти. При этом был нанесен ущерб демократической культуре, которая нуждается в смене правительства и оппозиции и живет именно благодаря этому.

В демократическом конституционном государстве обязателен открытый ландшафт СМИ. Поэтому необходимо отвергать любой вид монополии на средства информации, предотвращать государственное вмешательство и обеспечивать возможно наиболее плюралистическую систему. Вмешательство государственного аппарата наносит ущерб самым чувствительным росткам демократии.

Сопровождаемая враждебными пропагандистскими выпадами передача крупнейших телевизионных станций в России в собственность государства прямым или косвенным путем (особенно таким близким государству концернам, как Газпром или Лукойл) не может не вызывать опасений за судьбу демократии. Если из одного СМИ, которым пользуется 80% граждан страны, должна изыматься критическая проблематика, то тогда свобода информации оказывается выхолощенной. Критическая роль СМИ как контролера, в особенности тем, касающихся коррупции и скандалов, сходит на нет.

Таким образом, по равенству шансов партий, уже и без того нарушенному уловками администрации и различием в финансовых ресурсах, наносится довольно ощутимый удар, от права на свободу мнения едва ли что-нибудь остается, и принципы свободной демократии оказываются ущемленными.

Демократические системы выросли в климате, в котором сражались посредством слова, а политические дискуссии происходили на парламентской арене, сопровождаемые сообщениями и комментариями в печати.

В эпоху средств телевизионной информации с фиксированными квотами включения политика все сильнее попадает в положение кратко живущего развлечения. Изображения и броские плакатные "сенсации" в своем воздействии превосходят и глушат информацию и слово. В результате страдают дифференцированные анализы и столь необходимые для демократического процесса обдумывание и формулирование суждений.

Конечно, символические, наглядные изображения как средство передачи обращения к зрителю законны. Коленопреклонение В.Брандта перед памятником жертвам Варшавского гетто было настолько выразительно, что словами этого передать нельзя, и оно пополнило картину новой Германии намного больше, чем многие политические акты. Если, однако, инсценированные изображения станут самоцелью и инструментом пропаганды, то это породит немалые проблемы.

Примеров этому уже более чем достаточно, включая Германию, США (во время войны в Ираке в 1991 г. и 2003 г.) и, естественно, Россию.

Такие плакатно броские, нацеленные на пропаганду "истории" выхолащивают информационную культуру, затрудняют необходимые для дела политические дискуссии и ведут к дефициту демократической легитимности. Определяющая сила изображений и "инсценирование видимости"⁶ разрушают даже несущий фундамент зрелых открытых демократий. А в системе, двигающейся в направлении авторитарно управляемой демократии, она действует как тормозная колодка, которая блокирует почти каждый процесс обучения критике.

Традиционная партийная демократия, с одной стороны, и новый мир "власти средств информации" ("медиократии") с прямым обращением с речью, театральностью и зрелищем, с другой, - дрейфуют в разные стороны.

Если гражданскую демократию действительно хотят иметь и желают ее сохранить, то тогда настоятельно необходим корректив в виде новых дискуссий, размышлений о рефлексии и содействия критическому взгляду и участию в дискуссии.

В странах, в которых демократические порядки возникли столь недавно и авторитарные традиции еще продолжают оказывать свое действие, было бы уже большим достижением, если бы партии сформировали демократическую культуру спора. Ибо только в том случае, если гражданину предлагаются политические альтернативы, он получает необходимый импульс к принятию самостоятельного решения. И это является одновременно предпосылкой для гражданского общества, в котором каждый человек осваивает правильный путь, чтобы стать и оставаться зрелым гражданином.

Едва ли себе можно представить, чтобы Россия в ближайшем будущем приблизилась к той модели партийной демократии, которая укоренилась, к примеру, в Германии и во многих других европейских странах. И в этих странах сегодня партии, политика и системы стоят перед проблемами и страдают от недостатка убедительности, равно как и от несомненной дистанции между рядовым гражданином и теми, кто "там наверху".

И всё же для постоянного укоренения демократических ценностей и правил игры было бы выиграно намного больше, если бы партии и парламент играли бы самостоятельную, эффективную роль и всерьез исполняли бы функцию контролера и наблюдателя над мощной центральной властью. Чтобы остановить процесс долгого сползания "управляемой демократии" в "авторитарную демократию", нужны противовесы. 
 

Перспективы

На XX в. неизгладимый отпечаток наложил конфликт демократических государств с диктаторско-тоталитарными режимами. После того как ужасный национал-социалистический режим Гитлера и его фашистские союзники были низвергнуты в результате их поражения в войне, что потребовало больших жертв, в конце века распалась советско-коммунистическая система. Демократия как форма государства и общества взошла на постамент победителя. На эту модель ориентировались в принципе также постсоветские страны в формировании своего нового государственного строя. Однако политическая и общественная действительность свидетельствует о том, что дух демократического гражданского общества проникает отнюдь не везде.

Связь демократии и парламентаризма оправдала себя как определяющее рамочное условие, которое обеспечивает как стабильность, так и гибкость. Представительная демократия в форме как парламентской, так и президентской демократии, а последней при переходе от авторитарных систем к демократическому строю зачастую отдается предпочтение, является незаменимой. Но она требует большего, нежели формально свободных выборов и формально демократических институтов. Для своего функционирования она требует в качестве предпосылок: способные функционировать партии, независимую государственно-правовую юстицию, критически контролируемый ландшафт средств информации и в рамках свойственной им автономии осуществляющие свою деятельность союзы и объединения по интересам. Одним словом, необходим общественный плюрализм.

Партии могут выполнить свою задачу в качестве посредника между требованиями граждан и политической системой, если они сами демократически сконструированы и располагают прочными структурами, начиная с базиса и кончая высшими органами. Партии, выстроенные с ориентацией на одну ведущую фигуру, на удовлетворение личного тщеславия или враждебности, не гарантируют никакого успеха. И даже правильно расставленные умные головы и добропорядочные интеллигенты еще не представляют собой сильную в своих действиях и привлекательную для избирателей партию. После десятилетий существования авторитарного режима, при котором почте всё решало государство и несколько сильных руководящих персон⁷, уже само создание демократических структур является большим прогрессом. Причем чаще ориентируются на модель США с сильным президентом, и это при ныне существующих условиях понятно. Форма и опыт германской партийной демократии едва ли могут быть передаваемы. Во всяком случае речь идет о создании и усилении дееспособных противовесов и демократических государственно-правовых контрольных органов.

Демократические институты и гражданские права на свободу сами по себе еще не являются гарантами позитивного развития.

Именно на примере Германии ясно видно, что демократия, как это было в Ваймарской республике, может быть выхолощена и уничтожена.

Демократия также нуждается в защите от своих решительных врагов, то есть должна быть обороноспособной. Но при этом она обязана учитывать соотносимость применяемых средств с поставленными целями.

Но над всем этим возвышается истина: демократия не исчерпывается выборами, организациями и институтами. Носителями демократии должны быть её граждане, а она, со своей стороны, должна постоянно легитимировать себя в отношении своих граждан правовым государством и принципом справедливости. Додемократические и антидемократические установки продолжают долго оказывать своё действие.

Демократическое самосознание вначале растет медленно. Основание свободной парламентской демократии в Западной Германии после 1945 г. было только первым шагом. Свое признание она получила благодаря, в особенности, наступившему благосостоянию. Но к превращению к действительно открытому, либеральному обществу сознательных, зрелых граждан она продвигалась только постепенно. И это нашло выражение в призыве Вилли Брандта: "Отважиться на расширение демократии".

Весь исторический опыт показывает, что демократически выстроенные, социально ответственные, свободные государства имеют наилучшие предпосылки для непрерывного и способного для будущего развития.

Свободные выборы, форум для публичной критики, конкурирующие партии и плюралистические государственно-общественные структуры являются решающими коррективами беззакония находящихся у власти. Поэтому демократия не является предметом роскоши государств благосостояния, а обязательной необходимостью для свободного и мирного общества. Но, как предостерегала "Стокгольмская инициатива по вопросам глобальной безопасности и мирового порядка" после окончания конфликта Восток-Запад, "Демократия не развивается по приказу извне"; и к этому можно добавить: а также не посредством интервенции и оккупации. Больше того, она должна "образоваться в результате внутреннего спроса"⁸.

Взгляд на модели партийных демократий в других странах, конечно, может быть полезен. Ибо он открывает глаза на основные необходимости, структуры, опыт, а также проблемы.

Но становление и рост действительно открытого, плюралистического партийного ландшафта может происходить только в собственной стране, опираясь на содействие снизу со стороны многих граждан и на широкий демократический контроль.

Цивилизованное гражданское общество - долговременная задача даже для выросших, зрелых демократических государств и, конечно же, для молодых демократий и обществ, которые еще только нащупывают путь к нему. 

¹  Huntington S. Kampf der Kulturen. 6. Aufl. Hamburg, 1997.
²  Fukuyame F. Das Ende der Geschichte. Wo stehen wir? Mьnchen, 1992.
³  Bracher K.-D. Die Kanzlerdemokratie//Lцwenthal/H.-P.Schwarz (Hrsg.); Die Zweite Republik. Stuttgart, 1974, S. 190.
⁴  Timmermann H. Предпосылки для партнерства России и Европейского Союза. Festschrift fьr Bernd Faulenbach. S. 444.
⁵  Симон Г. Альянс для свободы или потемкинские деревни // Europдische Rundschau. Wien. 4/2002, SS. 59-65; Случ С. Россия на пути демократии или возвращения к авторитарному режиму? // Dokumentation des Evangelischen Pressedientes. 27. Frankfurt/M, 2002. S. 19-24.
⁶  Meyer T. Die Inszenierung des Scheins // Voraussetzungen und Folgen symbolischer Politik. Frankfurt/ M. 1992; Mayer T./Kampmann M. Politika als Theater. Die neue Macht der Darstellungskunst. Berlin, 1998.
⁷  Орлов Б. Посттоталитарная ностальгия в современной России // Faulenbach-Festschrift. SS. 165-175.
⁸  Holz U. Menschenrechte, Demokratie und Entwicklungspolitik // AVS-Informationsdienst. 1997. № 4/5. S. 9.
^*  Особый случай представляют собой национал-социалистические, или фашистские партии, которые по составу своих членов и избирателей скорее представляют собой нечто подобное народным партиям.
^**  17 августа 1956 г. она была запрещена Федеральным Конституционным судом.
^***  Эта группировка под названием "Общегерманский блок/Союз изгнанных и бесправных" на выборах в бундестаг в 1953 г. добилась своего лучшего результата - 5,9%, но потерпела провал уже на выборах 1957 г., не преодолев 5% барьер. "Изгнанными и бесправными" называют себя немцы, выселенные после поражения Германии, главным образом, из Чехословакии, а также из Польши и других восточноевропейских стран.
^****  Одним из таких немногих был Хорст Эмке - видный деятель СДПГ, отличавшийся острым умом и неутомимой энергией в работе.
^*****  Одним из известнейших критиков в этой области является профессор Х.-Х. фон Арним, опубликовавший целый ряд трудов.
^******  В настоящее время усилилась критика федерализма. Определенное искажение задач федерации и земель, конечно, имеет место, но основной принцип федерализма нельзя ставить под вопрос.
^*******  На это в Германии особенно обращал внимание В.Хеннис.