Анализ международных аспектов евразийской интеграции будет неполным без упоминания о конкретных, наиболее острых “нервных узлах” и “болевых точках” современной мировой политики, а также о тесно связанных с ними тенденциях, определяющих динамику внешнеполитического курса современной России.
          При всей важности событий в системе взаимоотношений нашей страны со странами СНГ, а также Китаем, Европой и США, ключевыми в настоящий момент следует признать процессы, протекающие на Ближнем и Среднем Востоке. Ибо наблюдаемый здесь рост напряженности чреват дестабилизацией региона, максимально приближенного к самым уязвимым южным границам евразийского пространства.
          Активизация российской внешней политики на этом важнейшем стратегическом направлении наталкивается на “встречные” попытки Запада не только воспрепятствовать общему укреплению позиций Москвы в мусульманском мире, но и направить против нее расширяющуюся экспансию радикального ислама.

          Ряд партнеров нашей страны по переговорам на Ближнем и Среднем Востоке, прежде всего, ХАМАС и иранское руководство, а также Сирия вызывают столь сильное неприятие на Западе отнюдь не в силу своего “экстремизма”, во многом, кстати, сознательно преувеличиваемого (а в случае с Дамаском – вообще придуманного).
          ХАМАС, к примеру, однозначно отверг предложение о сотрудничестве, сделанное одним из лидеров “Аль-Каиды” аль-Завахири, обвинив эту организацию в деятельности, несовместимой с принципами и духом ислама².
          То же и с Ираном, “радикализм” которого, как и механизмы принятия решений, на Западе понимаются своеобразно.
          В связи с этим напомним, что высшей инстанцией, принимающей политические решения, является отнюдь не президент, а духовный лидер Исламской революции аятолла аль-Хаменеи, а также консультативный Совет, возглавляемый экс-президентом и бывшим соперником М.Ахмадинежада на президентских выборах А.А.Хашеми-Рафсанджани.
          Это вопреки позиции, занятой американской администрацией, делает сомнительными любые попытки однозначной оценки внешнеполитического курса этой страны как в современных условиях, так и на перспективу, предоставляя ее руководству максимально широкое пространство для маневра.
          Из всего этого также следует, что причины обструкции, которой подвергаются руководители ХАМАС, а также иранский и сирийский президенты, иные. Главной из них является повышенная сложность (если не невозможность) вовлечения их в процессы, протекающие под эгидой “трилатерализма”³ (“трехсторонности”)⁴.
          Можно выразиться еще конкретнее: цели, преследуемые в Ближневосточном регионе последователями “глобалистского фундаментализма”, изначально не предполагали, что произойдет столь кардинальная, как за истекший год, смена векторов палестинской и иранской внешней политики. Почему это произошло – отдельный разговор: очень похоже, что “глобалистами” допущен провал, приведший к прогрессирующей потере контроля над ситуацией. Поэтому перестраиваться им пришлось уже “на марше”, отыскивая при этом решения, способные дать передышку и, одновременно, предельно завуалировать конечные планы, максимально затруднив их достоверный прогноз. А, стало быть, и принятие адекватных ответных мер.
          Обращает, например, внимание, что в том же Иране наблюдается постепенный выход из “тени” духовного руководства страны, с которым вполне логично связывается сохраняющаяся противоречивость вектора иранской политики Вашингтона. С одной стороны, в двусторонних отношениях продолжает нагнетаться напряженность, о чем наглядно свидетельствуют обвинения “во всех смертных грехах”, предъявленные официальному Тегерану госсекретарем США К.Райс⁵.
          С другой – не исключена возможность их смягчения, в частности постановкой во главу угла двусторонних отношений такого вопроса, как урегулирование кризиса в Ираке. Представляется, что здесь сторонам намного легче будет найти почву для компромисса, нежели при дальнейшем муссировании зашедшего в явный тупик обсуждения проблем “ядерного досье”. В пользу высокой вероятности именно такого развития событий свидетельствует многое, в том числе заявление той же Райс о том, что большая часть американского воинского контингента будет выведена из Ирака еще в нынешнем году⁶. Очевидно, что без серьезных гарантий контроля над ситуацией со стороны соседей Багдада, такое трудно даже представить.
          Отметим еще одну чрезвычайно важную деталь нынешней ситуации. Вряд ли можно считать случайным совпадением, что “утечки” о предстоящих американо-иранских переговорах совпали с наметившейся коррекцией политики Запада в отношении Израиля. Достаточно неожиданно для мирового сообщества не просто признано наличие проблемы, связанной с израильской ядерной программой, но и поставлен вопрос о принятии профилактических мер по отношению к исходящей от нее угрозе⁷.
          Какое отношение, однако, имеет усиливающийся кризис на Ближнем Востоке, а, тем более, проблемы, с которыми сталкивается руководство Израиля (в том числе, и в отношениях с Западом), к задачам и перспективам интеграции на постсоветском пространстве?
          Похоже, что самое непосредственное.
          В настоящее время в регионе происходит форсированная перегруппировка сил, призванная не только внести экстренные коррективы в прежний курс, но и максимально ускорить реализацию планов, способных преодолеть издержки, с которыми “реформаторы” “Большого Ближнего Востока” столкнулись в результате вторжения в Ирак, а также “захлебнувшегося” дипломатического наступления на Иран и палестинский ХАМАС.
          Начинается очередной раунд “Большой Игры”, обусловленный, с одной стороны, объективных ходом событий, а, с другой – интересами его участников и расширением их круга. Главным образом – за счет России, возвращающейся в Ближневосточный регион после длительного перерыва, и Китая, на глазах превращающегося в державу с глобальным спектром интересов, вовлеченную во все ключевые мировые процессы.
          Очевидно, что инициаторы провозглашенного еще в 1991 г. “нового мирового порядка” озабочены не только “сохранением лица” при выводе из региона войск американо-британской коалиции, но и формированием такой расстановки сил, которая позволила бы, во-первых, интерпретировать завершение военной операции как победу, а, во-вторых, закрепить результаты этой “победы”. Разумеется, за счет геополитических конкурентов – тех же Китая, России и союзнических им центрально-азиатских режимов.
          Нарушить эти планы, осуществление которых, скорее всего, чревато для нашей страны весьма негативными последствиями, можно лишь контригрой на опережение. Поскольку основные события происходят (и будут происходить) в непосредственной близости от границ России, ее нынешняя активизация в Ближневосточном регионе была неизбежной. Это превращает Москву в естественный центр консолидации сил, противостоящих “глобалистскому фундаментализму”. Тем более, что участие в Совете Безопасности ООН и рабочей группе коспонсоров по урегулированию палестино-израильского конфликта предоставляет в распоряжение Кремля вполне реальные рычаги его превращения из инструмента укрепления однополярного миропорядка в инструмент его разрушения и становления многополюсного мира, концепция которого гораздо более адекватно отражает состояние, в котором человечество оказалось в начале XXI столетия⁸.
          Важнейшим инструментом российской внешней политики (имеющим также внутреннее измерение) служит активизация диалога с умеренной частью мусульманского мира, с которой нашу страну связывают как близость геополитических интересов и тесные цивилизационные связи, так и необходимость противостояния исламскому фундаментализму.
          Еще раз подчеркнем: с российской точки зрения, водораздел между этими течениями в исламе проходит отнюдь не через приверженность “демократическим ценностям” западной цивилизации, а вдоль линии, отделяющий силы, демонстрирующие геополитическую самостоятельность, от тех, что встроены в систему глобального управления.
          Не менее важным и актуальным способом укрепления российского влияния в Азии становится интеграция с Россией центрально-азиатской части евразийского пространства. Причем, не только для противостояния попыткам его “ползучей” аннексии (вроде “тюльпановой” революции в Киргизии или андижанского мятежа), но и в рамках постепенной общей переориентации внешнеполитического внимания на Восток, в Азиатско-Тихоокеанский регион, все активнее претендующий на роль мирового центра XXI в.
          Именно этим объясняется нынешняя интенсификация российско-китайского сближения.

          Какими конкретно являются планы “трилатералистов” в отношении Ближневосточного региона, особенно в свете перспектив развития американо-иранских отношений (продолжения противостояния или перехода к диалогу), а также усиливающегося давления на Израиль, и насколько далеко на север и восток они простираются, достоверно сказать сложно.
          Ясно одно: выборы в Иране и Палестине перевели ситуацию во внештатный режим. И, подобно “разведке боем”, запустили процесс реализации сценариев восстановления “управляемости” конфликтом, который мы, собственно, и наблюдаем под видом активизации деятельности в регионе различных сторон и сил.
          Сформулируем и рассмотрим некоторые из этих сценариев – наиболее вероятные.
          Первый (назовем его инерционным – в смысле “ничего не менять”) имеет естественные пределы, четко очерченные временем, в течение которого может сохраняться нынешняя ситуация. А оно, судя по последним событиям, близко к исчерпанию:

• тупик, в котором оказались оккупационные войска коалиции в Ираке (да и в Афганистане, где относительное перемирие между коалиционными силами НАТО и полевыми командирами поддерживается беспрецедентным ростом объемов наркотрафика), очевиден;
• взорвать хрупкий мир в палестино-израильских отношениях в условиях сдержанности ХАМАС и успеха на выборах в Израиле партии преемника Шарона – Эхуда Ольмерта (“Кадима”), пролонгирующего мандат доверия курсу на мирное размежевание с палестинцами, вряд ли удастся⁹;
• исчерпали себя и попытки прямого давления на Иран: если за словами не последует практических действий либо по эскалации, либо по урегулированию конфликта, Запад неминуемо окажется в положении стороны, не имеющей видимых ресурсов реализации заявленных целей, а это равносильно поражению.

          Несмотря на всю внешнюю экзотичность подобных сценариев, они весьма органично вплетаются в широко применяемую адептами “глобалистского фундаментализма” технологию “управляемого конфликта”.
          Первый из них тесно связан с будущим Израиля и подчинением всего Ближневосточного региона влиянию сил, вовлеченных в систему глобального управления.
          С участием, например, той же “Аль-Каиды”, террористическая и информационная активность которой всякий раз проявляется именно там и тогда, где это совпадает с интересами и нуждами “трилатералистов”¹¹.
Сопоставление обещания главы британского МИД разобраться с ядерной программой Израиля с иерихонскими событиями, скандальным разделом в докладе ООН и беспрецедентными террористическими угрозами Израилю со стороны “Аль-Каиды” делает актуальным предположение о наличии целого ряда достаточно радикальных вариантов “управляемого” разрешения ближневосточного конфликта.
          Предположим, например, что анализ складывающейся взрывоопасной ситуации убедил его сторонников в том, что Израиль, сталкивающийся с все большими трудностями в удержании своего суверенитета в арабском окружении, в исторической перспективе либо обречен, либо за его удержание придется заплатить непропорционально высокую цену. Причем не только в финансовом, но и, прежде всего, в геополитическом измерении. Ибо существование еврейского государства является фактором, не только отвлекающим значительные ресурсы западного сообщества, но и не позволяющим консолидировать исламский мир, превратив его в ударную силу для экспансии в других стратегических направлениях. (Еще летом 2005 г. высокопоставленные представители израильской разведки при анализе угроз, с которыми сталкивается их государство, выдвигали и достаточно серьезно аргументировали версию о поддержке, оказываемой современному радикальному исламу определенными кругами в США¹²).
Нельзя поэтому исключать, что на первом этапе возвращения ближневосточного конфликта в “управляемое” русло осуществляется кажущаяся ныне противоестественной “сдача” Израиля его оппонентам в мусульманском мире в расчете на то, что это вызовет обвальную радикализацию исламского сообщества и возвышение той его части, которая контролируется силами “глобалистского фундаментализма”. “Подталкивание” этих сил к экспансии на север, против России, нетрудно спровоцировать. Например, через очередную попытку “поджога” тем или иным способом Кавказского региона. Роль запала в этом случае вполне по силам нынешнему грузинскому руководству.
          На память в этом случае приходит сценарий, по которому в 1938–1939 гг. Чехословакия, а за ней Польша были “сданы” Гитлеру с целью направить нацистскую Германию против Советского Союза.
          Обратим внимание на ряд оригинальных и получивших признание весьма информированных кругов мирового сообщества теоретических разработок известного российского политолога С.Е.Кургиняна, отмечающего, что неизбежность будущего глобального кризиса обусловлена воздействием на мировую расстановку сил, представленных носителями глобальных проектов, противостоящих существующему миропорядку, именуемому “Модерном”.
          К этим силам автор относит западный “Постмодерн” и восточный, радикально-исламский “Контрмодерн”, именуемые соответственно “глобальным городом” и “глобальной деревней”¹³.
          Доведение высказанной Кургиняном гипотезы о тесном союзе этих “антимодернистских” сил до логического завершения предполагает взгляд на них как на две “руки”, управляемые из единого центра, тесно связанного с “трилатерализмом” не столько как с институтом, сколько с концепцией глобального управления. В контекст предложенной версии весьма органично вписывается одно из главных положений доктрины радикального исламского фундаментализма – о его приходе к власти в ведущих государствах Ближнего и Среднего Востока как непременном условии реализации проекта “Всемирного Халифата”.
          Вслед за Ближневосточным регионом радикальная исламизация неминуемо приблизится не только к южным, но и к западным границам России. В континентальной Европе в ее эпицентре, как и предсказывалось в известном футурологическом бестселлере российской писательницы Е.Чудиновой¹⁴, окажутся, прежде всего, Франция и Германия¹⁵.
Что касается Центральной Азии, то здесь вполне реальной становится перспектива расконсервации “замороженной” ныне волны “цветных” революций и превращения региона из зоны российско-китайского влияния в фундаменталистский анклав, угрожающий, как убедительно доказывается российским ученым В.Л. Цымбурским, сначала внутренним коммуникациям, связывающим европейскую часть России с азиатской, а затем, – и ее территориальной целостности¹⁶.
          При подобном повороте событий территория Российской Федерации и других субъектов бывшего СССР оказывается в полукольце гигантского “полумесяца” по всему периметру границ, за исключением дальневосточных. С этого момента архитекторы “нового мирового порядка” – Великобритания и США – получают реальные рычаги контроля над развитием любого международного кризиса, по сути, не рискуя быть в него втянутыми. А экспансия “глобальной деревни” – исламского фундаментализма, осуществляемая в интересах “глобального города”, в отличие от второй мировой войны, может развиваться сразу с двух направлений: не только с запада на восток, но и с юга на север.
          Таким образом, можно с высокой долей уверенности утверждать, что в рамках данного сценария речь идет не только о геополитической, но и о прямой военной угрозе большинству субъектов постсоветского пространства, исходящей из окружающих его “лимитрофных” (пограничных) зон “ближнего” и “дальнего” зарубежья, которые всегда рассматривались классиками англосаксонской геополитики в качестве наиболее удобного плацдарма для решения подобных задач². Об угрозе, источником которой внешне будет выглядеть не сам Запад, а силы, чуждые ему в цивилизационном плане, но встроенные в глобальную парадигму атлантистской геополитики.
          Главной мишенью такого “управляемого” конфликта, безусловно, выступает Российская Федерация. Конечная цель – ее дезинтеграция, позволяющая Западу не столько обеспечить контроль над основной частью мировых ресурсов (хотя и это для него важно), сколько облегчить глобальную трансформацию существующего миропорядка в “новый”, ликвидировав при этом цивилизационный союз славянско-православной и тюрко-исламской культур – ключевую альтернативу западной цивилизации. При этом одновременно подготовить следующий плацдарм для возможного противостояния с набирающим силу Китаем.
          Сами англосаксонские державы при этом, скорее всего, удовлетворились бы ролью “стороннего наблюдателя” или “миротворца”, вырабатывающего механизм примирения обескровленных сторон (а, точнее, диктующего им свою волю) на завершающей стадии противостояния.
          Тем, кто считает подобное управление мировыми конфликтами невозможным, предлагаем вернуться к предыдущей статье3. В ней при помощи ссылок на соответствующие источники (Э.Саттона, Ю.Ю.Воробьевского, покойного Владыки Иоанна – митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского и др.) показывается, что “управляемыми” при ближайшем рассмотрении оказываются все основные конфликты XX в., включая обе мировых и “холодную” войны.
          Второй сценарий, детально описанный российским политологом В.Вещезеровым, исходит из предполагаемого сохранения Израиля (при условии “размена” его ядерной программы на иранскую). Но при этом предсказывает раздел территории нынешнего Ирака (в соответствии с его национально-конфессиональным делением) между тремя субъектами – шиитским Ираном, суннитской Сирией и Турцией, к которой могут отойти территории, заселенные курдами¹⁷.
          Предполагается, что тем самым будет предотвращена дестабилизация региона после неизбежного вывода оттуда американских войск. А сторонники Буша в республиканской партии получат возможность не только “сохранить лицо” в глазах внутренних критиков иракской авантюры, но и создать предпосылки для успешной борьбы за сохранение контроля над Белым Домом после 2008 г.
          Вещезеров, на наш взгляд, достаточно точно указывает на наиболее опасные для России последствия реализации этого сценария:

• неминуемое замещение влияния нашей страны в Ближневосточном регионе с усилением позиций США за счет территориального расширения Ирана и Сирии в обмен на предоставление ими Израилю гарантий военной безопасности после его ядерного разоружения;
• упомянутое в предыдущем сценарии возрастание угрозы “цветных” революций в постсоветской Центральной Азии;
• осложнение перспектив российского энергетического лидерства из-за появления обходных маршрутов транзита центрально-азиатских энергоресурсов на Запад через территорию Ирана.

          Оба рассмотренных сценария для России могут считаться неблагоприятными из-за очевидности содержащихся в них вызовов и затрудненности поиска ясных и четких ответов. Как минимум они могут стать источниками перманентной нестабильности на южных, а впоследствии и на западных границах страны. Как максимум не исключено, что речь может идти даже о “горячем” конфликте, который способен перерасти в полномасштабное столкновение России и ряда других субъектов постсоветского пространства с глобальным (точнее, “глобально-фундаменталистским”) проектом “Всемирного Халифата”.
          Следующий вывод ставит под сомнение одну из базовых аналитических выкладок политолога Кургиняна о том, что сохранить свою традиционную идентичность Россия может только в условиях существующего миропорядка, именуемого “Модерном”¹³.
          Очевидно, что уже первый из рассмотренных сценариев в рамках этой парадигмы реализуем лишь частично: либо через его предотвращение соответствующими превентивными мерами (чем российское руководство в настоящее время и занято), либо посредством снижения степени “управляемости” конфликта за счет разрушения гибельного для Москвы альянса “постмодернистских” и “контрмодернистских” сил (“глобального города” и “глобальной деревни”), подобно созданной во второй мировой войне антигитлеровской коалиции с участием Советского Союза и англосаксонских держав.
          Если же ни то, ни другое не удастся, задачу сохранения России придется решать иным путем – за счет мобилизации собственных или даже внешних “контрмодернистских” ресурсов.
          Впервые подобный опыт был приобретен в XIII в., в период монгольского нашествия.
          Другим примером, пусть и с определенными допусками (касающимися, в основном технологических аспектов), можно считать 30-е годы, когда попытки превращения России в оплот “мировой революции” были жестко пресечены сталинским разворотом в сторону обособления и строительства традиционной имперской государственности. И надо отдавать себе отчет в том, что при наименее благоприятном сценарии других вариантов спасения может и не найтись.
          Еще менее вероятным представляется осуществление в рамках “Модерна” (то есть, существующего миропорядка) второго сценария.
          Это как раз тот самый случай, когда интересы России в корне расходятся с интересами США, причем именно как “национального государства”, а не “глобального сверхобщества” (по терминологии А.А.Зиновьева). И если действующей республиканской администрации действительно удалось бы разрушить российско-иранское и российско-сирийское стратегическое партнерство, а попутно и поставить под вопрос адекватность стратегии энергетического лидерства, противостояние с Западом не только бы обострилось, но и перешло в качественно иную плоскость. Речь пошла бы о выживании страны в условиях фактической блокады, при которой “контрмодернизм” в виде мобилизационного режима, исповедующего изоляционизм, подкрепленный обновленным (как технологически, так и физически) ракетно-ядерным щитом, остался бы единственным способом геополитического выживания. Возможно, на весьма продолжительный исторический срок.
          Возвращаясь к “Модерну”, отметим, что перспективы сохранения России в рамках существующего миропорядка – и то на весьма ограниченный период – имеются преимущественно в рамках сценариев, названных “инерционным” и “военным”. Но выходить в “постмодернизм” – и скоро – все равно придется и в этом случае вопрос заключается лишь в том, каким этот постмодернизм окажется – “нашим” или “не нашим”. На переход в “наш” постмодернизм ориентирована, в частности, сама стратегия российского энергетического лидерства, которая, как уже отмечалось, по мере осуществления призвана трансформировать существующий моноцентричный миропорядок в полицентричный. По сути, это – не что иное, как демонтаж существующих правил глобальной игры и строительство новых, в которых Россия, а также ее геополитические партнеры и другие неантагонистичные центры влияния смогут рассчитывать на куда более почетное место, чем сегодня.
          Важнейшей предпосылкой к такому, наиболее благоприятному варианту остается углубляющийся кризис основанной на “трилатерализме” системы глобального управления.
          Серьезные шансы для России, возможно, содержатся в начинающемся цивилизационном “прозрении” европейского сообщества. Под влиянием “карикатурного” скандала на Старом континенте складываются предпосылки к формированию нового видения проблем соотношения традиционных духовно-культурных ценностей с усиливающейся миграционной динамикой. В перспективе – если не ближней, то среднесрочной – это, возможно, позволит укрепить фундамент континентально-европейской цивилизации, создав при этом условия для более активного геополитического взаимодействия с Москвой¹⁸.
          За переоценкой доминирующих ныне секулярных ценностей могут последовать и другие, не мене позитивные подвижки.
          Еще один важный резерв – форсированная переориентация основных внешнеполитических усилий Москвы на Юг и Восток, способная поставить крест на реализации любых дестабилизирующих сценариев, связанных со становлением “нового мирового порядка”, вплоть до создания альтернативной коалиции, тесно связывающей Россию не только с Китаем и государствами Центральной Азии, но и с рядом исламских стран, прежде всего, имеющих статус наблюдателей в ШОС – Пакистаном и Ираном, а также с исламским миром через систему существующих и создаваемых институтов двустороннего российско-мусульманского диалога, способных предотвратить угрозу фундаменталистского перерождения его ведущих субъектов.
          Но основным инструментом предотвращения геополитических неурядиц для России все-таки остается реинтеграция как можно большей части постсоветского пространства.
          Разумеется, для сохранения внутреннего цивилизационного баланса выгодней, чтобы этот процесс протекал синхронно как в восточной, так и в западной частях СНГ. Однако никто не даст нам гарантий, что так случится и в действительности.

        ¹ Продолжение. Начало см. “Обозреватель–Observer”. 2006. № 1–3.
        ² http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=9939.
        ³ Павленко В. Международные аспекты евразийской интеграции // Обозреватель–Observer. 2006. № 3.
        ⁴ Поясним на примерах. Первый из них относится к Палестине. Точнее, к “двойным стандартам” Запада при подходах к ведущим политическим силам автономии –  движениям ФАТХ и ХАМАС. ФАТХ, история которого восходит к созданной покойным Ясиром Арафатом Организации освобождения Палестины (ООП), вопреки существующим заблуждениям о ее умеренности по сравнению с ХАМАС, до сих пор не изъял из своей программы положения о непризнании Израиля. Однако ни это обстоятельство, ни наличие у ФАТХ активного боевого крыла – организации “Бригады мучеников аль-Аксы”, несущей не меньшую, чем ХАМАС, ответственность за организацию террористических актов в Израиле, не помешали не только включению Арафата в переговоры с руководством еврейского государства, но и присуждению ему в 1994 г. Нобелевской премии мира. Причина очевидна: ФАТХ на Западе считается управляемым настолько, что это считается достаточным для фактического бойкота результатов демократического волеизъявления народа.
          Второй пример относится к Ирану. Многие западные авторы указывали на особую роль, которую сыграл “глобалистский фундаментализм” (как именуют деятельность закулисных сил мировой политики академик Г.В.Осипов и проф. В.Н.Кузнецов – см. Социология и государственность. М., 2005. С. 70) в становлении радикального течения в исламе, в том числе в подготовке Исламской революции в Иране. (См. Коулмен Дж. Комитет 300. Тайны мирового правительства. М., 2000. С. 29–30). Также обращалось внимание на продолжение и активизацию поставок Тегерану американских вооружений при президенте Р. Рейгане (дело “Иран-контрас”) во время ирано-иракской войны, явившей собой типичный “управляемый конфликт”, рассчитанный на подрыв экономического и военно-промышленного потенциалов обоих государств-участников. (Получение аналогичной помощи от США, недавно было подтверждено и экс-президентом Ирака С. Хусейном).
          Имеются все основания считать главной причиной нынешнего политического давления на Иран отнюдь не “экстремизм” президента этой страны и даже не ее ядерную программу (“зеленый свет” на осуществление такой же программы только что был дан Вашингтоном Индии – стране, уже создавшей и испытавшей ядерное оружие в обход международного режима его нераспространения), а скорее, неспособность Запада поставить Ахмадинежада под свой контроль.
        ⁵ http://www.panarmenian.net/news/rus/?nid=17144.
        ⁶ http://lenta.ru/news/2006/03/26/rice/
        ⁷ 9 марта 2006 г. министр иностранных дел Великобритании Дж.Стро пообещал, что, устранив угрозу со стороны Ирана, мировое сообщество вплотную займется ядерной программой Израиля.
          За сутки до этого телерадиовещательная корпорация ВВС обнародовала признания высокопоставленных сотрудников британского оборонного ведомства, из которых следует, что еще в 60-е годы Лондон неоднократно поставлял Израилю материалы и технологии, оказавшие тому неоценимую помощь в развитии ядерной программы. (См. http://news.bbc.co.uk/1/hi/uk/4743987.stm). Сразу за этим последовал штурм израильской полицией палестинской тюрьмы и Иерихоне, произошедший после того, как Великобритания и США, сняв с себя ответственность за охрану террористов, по сути, “подставили” Израиль, вынудив его действовать в одностороннем порядке. (Показательно, что акция Израиля в Иерихоне получила официальное осуждение со стороны Евросоюза (См. http://www.newsru.com/world/16mar2006/euisra.html).
          Кроме того, отметим появившиеся в конце марта взрывоопасные “утечки” из некоего доклада ООН, в котором якобы утверждается, что израильские военнослужащие систематически проявляли негуманное отношение к следовавшим через блок-посты беременным палестинским женщинам, некоторые из которых, ввиду длительности процедуры досмотра, вынуждены были прямо на них рожать (См. http://www.mignews.com/news/skandals/world/220905 202441 54057. html).
        ⁸ Министр иностранных дел России С.В.Лавров прямо указывает на два важнейших обстоятельства, которыми Россия руководствуется при выработке своей внешней политики как на Ближнем Востоке, так и в мире в целом.
          Первое: “межцивилизационное измерение” Ближневосточного конфликта.
          Второе: “переходный характер” современных международных отношений (что, по сути, означает признание прежнего миропорядка прекратившим существование).
          Призыв “не форсировать развитие кризиса” главой российского МИД при этом совершенно определенно увязывается с самостоятельной ролью нашей страны как “культурно-цивилизационного моста” между Западом и Востоком. (Лавров С.В. Россия в глобальной политике // Московские новости. 2006. № 7, февраль).
          Очевидно, что это в корне противоречит стратегии “управляемых конфликтов”, осуществляемой Трехсторонней комиссией и другими глобальными структурами.
        ⁹ Попытки взорвать “дорожную карту”, разумеется, будут предприниматься. Об этом, в частности, свидетельствуют нереализованные угрозы “Аль-Каиды” провести в Израиле в день голосования до 13 террористических актов. Выборы прошли, но угроза сохраняется. Тем актуальней (и выгоднее для Москвы) становится упомянутое размежевание с “Аль-Каидой” правящего в Палестине движения ХАМАС.
10 Создание “Аль-Каиды”, тесно связанное с деятельностью Бен Ладена было инспирировано и курировалось ЦРУ США. В ряде западных источников упоминалось, что в начале 80-х годов тогдашний директор ЦРУ С. Тернер по меньшей мере, дважды лично встречался с Бен Ладеном на конспиративных точках на юге Франции.
          Другой важный момент: по свидетельству таких исследователей как Сильвестр де Саси и Рейнгарт Дози, предшественники современного террористического направления в радикальном исламе из существовавшей в VIII в. секты исмаилитов не только видели в вере “узду для простонародья”, но и стремились к созданию некоего тайного общества с многими степенями посвящения, направляя активность верующих на достижение целей, известных лишь немногим (См. Рид Д. Спор о Сионе // http://www.rspu.ryazan.ru/~dante/Mirrors/hrono/libris/lib_r/rid20.html). Тем самым они, по сути, предвосхищали политические технологии, воспроизведенные впоследствии как различными средневековыми орденами, так и их нынешним последователям в лице адептов “глобалистского фундаментализма”.
        ¹⁰ Социологические исследования, проведенные в США весной 2006 г. службой Harris Interactive, показывают, что большая часть американцев (до 60%) готова поддержать военные действия против Ирана. (См. Расулзаде З. США паникуют // http://www.pravaya.ru/dailynews/7213.
        ¹¹ Создание “Аль-Каиды”, тесно связанное с деятельностью Бен Ладена было инспирировано и курировалось ЦРУ США. В ряде западных источников упоминалось, что в начале 80-х годов тогдашний директор ЦРУ С. Тернер по меньшей мере, дважды лично встречался с Бен Ладеном на конспиративных точках на юге Франции.
Другой важный момент: по свидетельству таких исследователей как Сильвестр де Саси и Рейнгарт Дози, предшественники современного террористического направления в радикальном исламе из существовавшей в VIII в. секты исмаилитов не только видели в вере “узду для простонародья”, но и стремились к созданию некоего тайного общества с многими степенями посвящения, направляя активность верующих на достижение целей, известных лишь немногим (См. Рид Д. Спор о Сионе // http://www.rspu.ryazan.ru/~dante/Mirrors/hrono/libris/lib_r/rid20.html). Тем самым они, по сути, предвосхищали политические технологии, воспроизведенные впоследствии как различными средневековыми орденами, так и их нынешним последователям в лице адептов “глобалистского фундаментализма”.
        ¹² Шавит Ш. Соображения о будущем разведки. Доклад на российско-израильской конференции “Идеология и спецслужбы”// М.: изд. ЭТЦ С.Е. Кургиняна. Вып. от 15–16 июня 2005. С. 7. (Ш. Шавит – бывший директор МОССАД).
        ¹³ Кургинян С.Е. Поиск и разведка – сочетание двух видов деятельности в пределах одной профессии // М.: изд. ЭТЦ С.Е. Кургиняна. Вып. от 15–16 июня 2005. С. 22–23, 34, 35.
        ¹⁴ Чудинова Е. Мечеть парижской Богоматери. 2048 год. М.: изд. ЭКСМО, 2006.
        ¹⁵ Тем, кто посчитает подобное развитие событий “фантазерством”, напомним, что по С.В. Лаврову Европа уже отнесена к исламскому миру. Правда, с одной оговоркой: сама она этого в полной мере еще не осознала. (См. Лавров С.В. Россия в глобальной политике // Московские новости. 2006. № 7, февраль).
        ¹⁶ Цымбурский В.Л. Геополитика для евразийской “Атлантиды” // http://www.archipelag.ru/geopolitics/osnovi/russia/geopolitics/?ver...
        ¹⁷ Вещезеров В. Вавилон стоит мессы // http://www.apn.ru/?chapter_name=print_advert&data_id=932&do=.
        ¹⁸ На это, в частности,  указывают попытки преодолеть напряженность в межконфессиональных отношениях за счет обучения подрастающего поколения истории мировых религий и основам религиозной культуры, предпринимаемые в настоящее время Советом Европы. Так, во время встречи с Патриархом Московским и Всея Руси Алексием II комиссар Совета Европы по правам человека А. Хиль-Роблес и его преемник на этом посту Т. Хаммарберг не только решительно высказались в пользу коррекции в указанном направлении европейской образовательной системы, но и поддержали Русскую Православную Церковь в ее стремлении включиться в работу в армии и в системе народного образования. В Совете Европы не скрывают, что рассматривают торможение дальнейшей секуляризации европейского общества важным инструментом восстановления основ традиционной духовной культуры, а, следовательно, и религиозной терпимости. (См. http://www.pravaya.ru/news/6804).