Нарастающее постижение человеческим разумом всей сложности окружающего нас мироздания и объемности проблем, прямо или косвенно затрагивающих нашу жизнедеятельность, все больше требуют от науки в поисках ответа на них междисциплинарных исследований. К ним принадлежит, в частности, глобалистика. Одному из ее аспектов посвящена монография, подготовленная группой авторитетных российских и зарубежных исследований, выпущенная совсем недавно).

        Я понимаю транснациональные процессы и как наднациональные, и как межнациональные, тяготеющими стать или уже становящимися планетарными. И в этом качестве они становятся одной из составных частей глобалистики как совокупности исследований, затрагивающих интересы человечества в целом. Предметом этих исследований выступает глобализация и глобализм - этим темам, собственно, и посвящена рецензируемая монография "Транснациональные процессы: XXI век".

        В весьма обширной научной литературе, посвященной этой тематике, наряду с различными трактовками глобализации (и глобализма), авторами зачастую вкладывается и различное содержание. Но это приводит к тому, что дискуссия происходит на разных языках. Поэтому считаю полезным, что этот вопрос поднимает в монографии доктор исторических наук Р.Евзеров, хотя и предлагаемые им определения меня не вполне удовлетворяют.

        "Применительно к глобализации наших дней, - пишет он, - важно различать термин "глобализм" в двух смыслах: во-первых, в широком смысле как современный объективный процесс развития всемирного человеческого общества, всеобщности человечества; во-вторых, в более узком понимании глобализм выступает (ссылается на характеристику доктора исторических наук А.А.Галкина), "как тип осмысления нынешнего этапа движения к универсализации человеческого общества и соответственно система ценностей", как оценка глобализационных процессов.

        Но "глобализация" и "глобализм" - это не два смысла (широкого и узкого) одного и того же, а две разные сущности, хотя и связанные между собой. Да, глобализация - это во многом объективный процесс (хотя и не во всем), но его исследование (то есть "осмысление", "оценка") - это нечто другое, а именно - отражение (адекватное или нет) объективной реальности и своего рода воздействия на него в заданном направлении. Рынок - это объективный процесс, а теории рынка - нечто другое.

        Скорее, приходится говорить о "двух смыслах", вкладываемых в оба эти термина. Для пояснения приведу рассуждения доктора политических наук Г.Ю.Семигина о процессах глобализации, под которыми он, с одной стороны, подразумевает объективно существующую в мире тенденцию к возникновению единого общепланетарного пространства - транспортного, информационного, коммуникационного, научно-технического. А с другой - справедливо утверждает, что в области формирования единого экономического и финансового пространства дело обстоит гораздо сложнее. Здесь объективная тенденция общемировой интеграции испытывает сильное влияние определенной политики правящих кругов США и стран "золотого миллиарда", политики, известной как глобализм. Последняя, как он пишет, осуществляется в интересах мировой финансовой олигархии и транснациональных корпораций.

        Такое подразделение некоторых сущностных характеристик обсуждаемых терминов представляется подходящим для предлагаемого уточнения их определения.

        Вообще говоря, следуя канонам формальной логики, для определения того или иного явления или предмета недостаточно подвести его под другое понятие, более широкое, но и выделить его специфику.

        Что касается глобализации - то это объективный процесс все большей и нарастающей взаимосвязи, взаимозависимости и взаимодействия транснациональных сообществ различных стран и народов, но движимый, во-первых, научно-технической революцией в различных сферах, а во-вторых, - это нечто иное - нынешний этап, тип или форма этой взаимозависимости, диктуемая в основном интересами интернационально объединенного капитала и во многом его гегемонией в мировой экономике, поддерживаемой несколькими наиболее развитыми странами, которые обладают наибольшей в современном мире технической, военной и политической мощью. Именно в этом втором смысле термин глобализация употребляется большинством авторов монографии.

        Иными словами, на процесс глобализации влияют взаимосвязанные, но различные по своей природе факторы и мотивы (отсюда и двойственность его трактовок):

• прогресс научной мысли, как фундаментальной, так и прикладной, все большая насыщенность культурных связей, межстрановые совместные подходы в области охраны окружающей среды и др.
• расширяющаяся географическая экспансия финансово-промышленного капитала, использующего свои преимущества в области приложения продукта наиболее передовой научно-технической мысли для извлечения максимальной прибыли.

        Что касается глобализма, то это не только неизбежный и даже объективно обусловленный тип теоретического видения именно нынешнего этапа глобализации, но в подавляющей мере его идеологическое оправдание, даже апологетику, "предвещающее" зачастую гомогенизацию, однородность, стирание граней между особенностями различных цивилизаций, "вестернизации" всего мирового пространства. За этим легко просматривается не просто идеология, а политическая стратегия и соответствующие ей действия по манипулированию массовым сознанием.

        Можно, конечно, назвать своего рода "глобализмом" и интернационально распространенное неприятие (тоже оценка!) процесса глобализации в его нынешней форме, но противники его, будь то в научных кругах или в общественных движениях отрицательно относятся к содержанию этого понятия именно в его доминирующем специфическом смысле, как правило, и в сам термин вкладывают отрицательный смысл. Одни употребляют его с приставкой "анти", другие - "альтерглобализм". Соавтор коллективной монографии кандидат политических наук Б.Ю.Кагарлицкий, наряду со своим пониманием терминологических вопросов, пишет о глобальном сопротивлении как о реальности новой эпохи.

        Как бы ни относиться к терминологическим вопросам с точки зрения нынешних реальностей, но перед каждой страной стоит проблема, как позиционировать перед доминирующим сейчас типом экономической и политической глобализации, более того: как приспособиться к нему с учетом своих национально-государственных интересов. К тому же, учитывая, что сам этот процесс разнородный, отнюдь не завершенный в "чистом виде", совершенно по-разному расставляющий возможности отдельных субъектов мирового сообщества, связанные с глобализацией риски и противоречивые последствия, особенности своего геополитического и геоэкономического положения и ориентации.

        Стоит эта проблема и перед Россией.

        Обидно, но приходится констатировать, что Россия в предреформенный период, в начале 90-х годов имела в материально-производственной и социальном отношении лучшие стартовые позиции, чем сейчас, 15 лет спустя, для достойного вхождения в бурные воды даже нынешнего типа глобализации. При всем "флюсе" ВПК его смена "сырьевым флюсом" привела не к росту ВВП, а к его беспрецедентному сокращению, сравнимому только с послевоенными разрушениями в результате гитлеровского нашествия. Болезненной коррозии была подвергнута вся социальная инфраструктура. При всей оправданной неудовлетворенности большинства населения страны своим материальные положением через три капиталистических "пятилетки" его жизненный уровень резко снизился, а большая масса населения очутилась даже за официально признанной чертой бедности, а некоторые слои - на уровне физиологического выживания.

        Мало утешительного в том, что стратегия и практика реформ в восточноевропейских странах была не намного лучшей. "Опыт показал, - пишет проф. М.Эллман (Университет Амстердама), - что:

а) в любом случае в центральной Европе экономический рост достигается не за счет недавно приватизированных государственных предприятий, а предприятий недавно созданных, которые использовали фонды бывших государственных предприятий; б) быстрая приватизация национальной экономики в целом часто превращается в "крупномасштабное мародерство" и, перераспределяя блага в пользу малой элиты, она "подрывает политическую поддержку возникающей социальной системы".

        А вот некоторые итоги этого коренного перелома:

• страны Восточной Европы и Советского Союза, - пишет профессор из Амстердама, - испытали резкий экономический спад от 18 до 75% в первые годы реформ;
• согласно данным Мирового банка, в 1987-1988 гг. (накануне перехода к реформам) и 1993-1995 гг. (вскоре после его начала) доля бедных в населении стран Восточной Европы и Советского Союза выросла приблизительно от 3 до 25%, а в реальных цифрах с 7 до 80 млн. чел.

        В заключении М.Эллман ставит, как "основной научный вопрос, возникший в результате опыта переходного периода": были ли неожиданные и нежелательные явления результатом развала старой системы или ошибочной политики и "руководящей теории"? И отвечает так: "Изначально "переход" рассматривался как победа Адама Смита и теории "невидимой руки" рынка. Однако сегодня после нескольких лет опыта стало понятно, что "свободные цены" и рынки сами по себе недостаточны для экономического роста в здоровом социоэкономическом контексте". Поэтому, считает он, сегодня переход рассматривается как "частичное" доказательство идей Адама Смита, а также как доказательство идей Карло Поланьи и его внимания к роли государства в создании рынков, Дугласа Норта и новой институциональной экономики.

        Однако вряд ли и в теорию Смита вписывается "освобождение цен" в условиях фактического отсутствия в то время конкурентной среды. "Освобождение цен" было просто-напросто повышением цен как средства сужения дефицита предметов потребления. И вряд ли роль государства допустима как средство "замораживания", а по существу экспроприации многолетних трудовых накоплений подавляющей части населения страны в Сбербанке. Получилось-то не сбережение этих накоплений, а присвоение их новым государственным аппаратом.

        Для России перед лицом ближайшего будущего важен уже состоявшийся негативный опыт стран Восточной Европы, где, - как пишет кандидат политических наук В.В.Кондрачюк, - 80-90% банковского капитала принадлежит иностранным участникам, а банки оказывают решающее влияние на характер и выбор приоритетов экономического и политического развития. "С учетом такого рода обстоятельств, - отмечает он, - более 100 стран мира сохраняют те или иные ограничения на доступ иностранных банков на рынок финансовых услуг, а национальные участники имеют преференциальный статус. Во многих странах, несмотря на вступление в ВТО, процесс допуска иностранных банков на внутренний рынок растянут на продолжительный срок".

        Со своей стороны, имея в виду Россию 90-х годов, доктор исторических наук З.П.Яхимович пишет об "эффекте" разрушения в короткий период созданного трудов многих поколений цивилизационного потенциала страны, о серьезных "правовых сомнениях" у многих видных экспертов акта приватизации национального достояния, составлявшего материальную основу социальной политики и серьезных достижений в области здравоохранения, образования, науки и спорта... Горький опыт показал, что превращение базовых отраслей экономики из государственных в частные не сопровождался реальным повышением их эффективности и конкурентоспособности. Одним из дефектов стратегии либеральных реформ оказалась недооценка категории государственных интересов и важности общественных ценностей применительно к новой демократической России".

        Развернутый анализ путей интеграции современной России в мировое социально-экономическое и политическое пространство дается в статье доктора экономических наук С.Н.Пронина.

        "Картина "внешней среды", в которую вступает современная Россия, - писал он, - требует четкой стратегии достижения долгосрочных национальных интересов. В течение 90-х годов правящая элита России, провозгласившая курс на модернизацию планово-государственной системы, не смогла выбрать необходимый сценарий этой модернизации. Итогом стали сокращение прироста ВВП белее, чем вдвое и оттеснение России на 23-е место в мировом ВВП, откат России среди 174 стран по рейтингу развития человеческого потенциала (здоровье населения, уровень его образования и квалификации кадров, продолжительность жизни и др.) из группы первых трех десятков стран до 71-го места, нацеленности правительственной экономической политики на интересы российской финансово-промышленной олигархии - 2% населения страны, монополизировавших 80% доходов населения страны".

        Коренную причину "одного из глубочайших и истории России системных кризисов" автор усматривает в столкновении интересов 85% российского населения с противодействием экономических групп и политических сил, отражающих мировоззрение и потребности 15% населения. Эти 15%, - по мнению автора, - отражают также интересы транснационального капитала.

        С.Б.Пронин выдвинул свое видение рационализации внутренней и внешней стратегии и политики России, при которой на смену неолиберального экономического курса придет другой, а именно: активизация человеческого фактора и таких его компонентов, как "инновационный труд и человеческий капитал", - отмечая, что интеллектуальная рента становится одним из наиболее доходных источников духовного и материального роста". "По отношению к капиталу, - писал автор, - необходимо применить систему государственно-корпоративного партнерства и правового обеспечения его безопасности"... Необходимо усиление разрабатываемых концепций обновления социального курса реформ следующими группами аргументов.

        Во-первых, ставить задачу демографического роста как решающей задачи, - среднесрочной и долгосрочной перспективы (то есть в противовес продолжающегося сокращения численности населения страны свыше 700 тыс. в год).

        Во-вторых, отказ от ориентации на фактор "дешевой" рабочей силы, что абсолютно нерационально уже в силу перспективы информационного общества и продолжения технологической революции, а также привнесение социальных функций в деятельности финансово-промышленных групп.

        В-третьих, использование наработок мировой научной мысли в области социальных исследований".

        С.В.Пронин связывал наибольшее развитие духовного и материального потенциала России с утверждением нового, иного, чем нынешний, типа глобализации и при условии оптимизации внутренней и внешней стратегии развития России. "Окончание "ельцинской эпохи", - писал он, - существовавшей на социальной базе компрадорски-криминальных страт, и переход к политике радикального ограничения диктата западной финансовой олигархии усилит способности России осуществлять более конструктивную стратегию участия в процессе глобализации, что станет "важнейшим фактором выхода страны из ситуации исторической катастрофы и сыграет роль глобального импульса к построению "Нового Мирового Экономического Порядка и Многополярного Мира", жизненно необходимых мировому сообществу в обозримой перспективе. Необходима общая переориентация всего курса политических и экономических реформ на интересы общенационального развития, подразумевающего рост благосостояния населения страны в целом".

        К числу факторов ее движения он относит "активизацию трудового потенциала", что предполагает рост квалифицированной рабочей силы и ее достойной оплаты, "частнопредпринимательскую деятельность и эффективность национального капитала, и, наконец, "регулирующую роль государственных институтов".

        Статья Б.Г.Столповского целиком посвящена самой резкой акцентировке на обусловленности вхождения РФ в глобализирующийся мир реализацией конституционного принципа нашей страны о формировании "социального государства".

        Приходится с ним согласиться в том, что мы живем не в социальном, а фактически в праволиберальном государстве. При этом он приводит целый реестр международных правовых документов, которые создают плотную сеть правовых нормативов и стандартов по созданию социальной трансформации на национально-государственных и на глобальном уровне мирового сообщества.

        Таким образом социальный аспект развития российской государственности важен не только с точки зрения интересов наших граждан, но и соответствия требованиям мировых стандартов. После вхождения в ВТО она, по мнению Столповского, может оказаться под угрозой санкций со стороны мирового сообщества (уточним: мощных политических и экономических конкурентов нашей страны на международной арене), если проявит безответственность "в решении проблем имплементации международных социальных нормативов в свою правовую систему и применении их на практике".

        Для России, как и для других стран, достойное вхождение в мировое глобализующееся пространство зависит не только от внутренних социально-экономических и внешнеполитических факторов, но и от духовного, скажем, идейного самочувствия его народа. Этой стороне вопроса уделяет внимание кандидат политических наук В.Б.Павленко (Совет Федерации) в статье "Российская идентичность как продукт взаимодействия цивилизации". Он обращает внимание на то обстоятельство, что дальнейшая самоидентификация российского народа не может быть осуществлена на этнической основе. "Ибо, - пишет В.Павленко, - она не объясняет, "почему многовековое совместное проживание народов тем не менее не привело к их ассимиляции, растворении в ведущем этносе и превращении страны в подобие "плавильного котла". (Как случилось, к примеру в CШA). Он разбирает, опираясь на труды ряда отечественных мыслителей, некоторые истоки общероссийской идентичности, подходя к признанию "интегрирующей роли (и функции) российского патриотизма как коллективного мироощущения, объединяющего все проживающие в стране народы". При этом исходит из "взаимодействия - по его словам, - цивилизационного (имперского) и классового (советского) начал" исторических истоков этого мироощущения".

        В заключение этого раздела напрашивается мысль лауреата Нобелевской премии 2001 г. Дж.Стиглица, высказанная в монографии, опубликованной в прошлом году, но еще актуальнее звучащая сейчас: "Решения, принимаемые сегодня определят судьбу российской экономики, политики и общества на десятилетия. У России важная роль, потенциально сильный и независимый голос в определении путей самой глобализации".

Транснациональные процессы: XX век.
Под общей редакцией Г.Ю.Семигина.
М.: Изд. "Современная экономика и право", 2004. 344 с.