Немногие даты в Истории выдерживают испытание временем. День государственного воссоединения Германии – 3 октября 1990 г. – заслуживает того, чтобы быть занесенным в “скрижали” Истории. Менее чем через десять месяцев после другой исторической даты – падения Берлинской стены 9 ноября 1989 г. – закончилась эпоха, покоившаяся на послевоенном “статус-кво”: разъединении, расколе, противостоянии. События ноября 1989 г. – октября 1990 г. стали серьезным испытанием и для самих немцев, и для их европейских соседей, и для всей биполярной системы международных отношений, “вращавшейся” вокруг оси противостояния двух сверхдержав.
          Стремительные события тех уже далеких дней явились беспримерным экспериментом в мировой истории. Сегодня, по прошествии более 15 лет, настало время подвести кое-какие итоги, поразмышлять о дне сегодняшнем, осмелиться заглянуть в будущее. “Сейчас, видимо, можно говорить только о промежуточном финише, достигнутого Германией на пути своего внутреннего объединения”, – эти слова принадлежали бывшему Правящему бургомистру Берлина Эберхарду Дипгену, одному из свидетелей и участников той политической “стройки века”.
          Если по прошествии лет взглянуть на ситуацию с формально-исторической точки зрения, то невозможно не заметить, что “игру” тогда начинали три государства – СССР, ГДР и ФРГ, а заканчивали только два – новая Россия и объединенная Германия. Впрочем, строго говоря, “игра” еще не закончена, ибо органично “вписать” еще не до конца сложившиеся российско-германские отношения, в свою очередь, в еще не до конца сложившуюся архитектуру европейской и мировой безопасности – задача не из легких и не из быстроразрешимых.
          Исчезновение ГДР и СССР и выход на европейскую и мировую арену новых субъектов международного права – России и Германии оказали глубокое влияние на последующее становление системы евробезопасности и структуру международных отношений в целом. Как не раз доказывала история Европы, Германия и Россия “обречены” играть на континенте решающую роль в силу многочисленных факторов исторического, геополитического, военного, экономического, культурного и, не в последнюю очередь, ментального характера.
          Велика степень “взаимозависимости” наших стран в международных и двусторонних делах. Сегодняшняя относительная Слабость России, заключающаяся, в ее внутриполитической и экономической нестабильности и неспособности пока до конца “пережить” распад СССР, может серьезно осложнить в будущем общеевропейскую ситуацию и, как следствие, наши двусторонние отношения с ведущими европейскими державами. Однако, несмотря на этот пессимистический сценарий, нельзя не согласиться, что в силу своего географического положения, истории, роли “моста” между Западом и Востоком Европы немцы будут серьезно влиять на будущее развитие России. 
          Россия так же будет оставаться для немцев важнейшим партнером в Европе как в силу договоров, заключенных еще осенью 1990 г. (Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии от 12 сентября, Договор о партнерстве от 13 сентября и 9 ноября), так и в силу объективного удельного веса “восточного колосса” в расстановке немцами своих национальных приоритетов во внешней политике. Для России, и это неоднократно подчеркивалось и подчеркивается (в том числе и на самом высоком уровне), Федеративная Республика остается стратегическим партнером в Европе, что объективно соответствует, уже в свою очередь, российскому “raison d’etat” – причем эта политическая линия сумела пережить и объединение немцев, и распад Советского Союза. Однако сложившаяся на сегодняшний день новая система координат в европейской и мировой политике заставляет обоих партнеров вносить в процесс выстраивания своих взаимоотношений необходимые коррективы.
          По прошествии более 15 лет целесообразно в более широком историческом контексте, чем это делалось по “горячим следам” в начале 90-х годов, еще раз проанализировать те драматические и порой неожиданные повороты, которые привели к объединению Германии и окончанию “холодной войны”.
          Задача состоит в том, чтобы попытаться дать ответ на вопрос, как и в силу каких причин стали возможными события конца 80-х – начала 90-х годов ХХ в. и какое воздействие они оказали и продолжают оказывать на облик Европы в начале XXI в.
          Оглядываясь на события периода германского объединения и его международное измерение целесообразно остановиться на трех вопросах.
          Во-первых, это особая роль треугольника СССР – ГДР – ФРГ в годы “холодной войны” и ее завершающей стадии во второй половине 80-х – начале 90-х годов.
          Достигнутая на Потсдамской конференции 1945 г. советско-англо-американская договоренность о том, что Германия должна быть разделена и впредь оставаться политически слабой и зависимой, была, по словам первого канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, “кошмарным сном” (“Alptraum”). Вместе с тем, Советский Союз после войны всегда опасался, что вставшая на ноги и усилившаяся Западная Германия (вступление в 1955 г. в НАТО, активизация “реваншистов”, проблема Берлина, “доктрина Хальштейна” и др.) вновь начнет “не по-доброму” смотреть на Восток. Созданная в 1949 г.
          ГДР должна была, по замыслу тогдашнего советского руководства, противостоять “агрессивным” планам Запада и стать “форпостом” социализма в Европе. Идея, возникшая у советского руководства в конце 60-х – начале 70-х годов и состоявшая в том, что ГДР достигла определенного уровня стабильности, позволяющего ей начать политику сближения с ФРГ, посеяла, наряду с разрядкой и сближением СССР с ФРГ, зерна недоверия в беспримерно крепкие до того советско-восточногерманские отношения и отчасти дестабилизировала внутриполитическую обстановку в “первом государстве рабочих и крестьян на немецкой земле”.
          Перестройка второй половины 80-х годов и интенсификация советско-западногерманских контактов, критика руководством ГДР советской внутренней и внешней политики вывели ситуацию в этом “треугольнике” из-под контроля и во многом явились предпосылкой событий 1989–1990 гг., объединения Германии и распада ОВД, чему способствовало историческое заявление СССР об отказе использовать силу при решении спорных внешнеполитических вопросов как внутри самого Варшавского договора, так и в целях его сохранения.
          Вторая тема – процесс германского объединения и механизмы принятия решений по этому вопросу как в самом СССР, так и в созданных для этого межсоюзнических структурах с участием обоих германских государств.
          Несмотря на исторические события 9 ноября 1989 г., когда рухнула Берлинская стена, ни ведущие политики в ФРГ и ГДР, ни советские руководители не могли предположить, что менее чем через 11 месяцев немцы обретут государственное единство. Реальностью были два германских государства с различными общественно-политическими системами и внешнеполитической ориентацией, принадлежностью к противостоящим друг другу военно-политическим блокам, дислокацией на их территориях иностранных войск, стоящих в буквальном смысле слова “друг против друга”.
          Более того, перспектива объединения увязывалась тогда политиками и экспертами с очень серьезными рисками и опасностями. Большинство западных немцев “свыклись” с фактом раскола и наслаждались достижениями своей развитой экономики и отлаженной социальной системы.
          Вдохновители “перестройки” в СССР полагали, что возможно реформирование “социализма” и в самой ГДР, “толчком” к чему послужила отставка Э.Хонеккера (октябрь 1989 г.) и замена его более молодым и готовым на реформы Э.Кренцем. Однако события развивались с такой быстротой, что в период с ноября 1989 г. по июль 1990 г. (когда было принято окончательное решение о членстве объединенной Германии в НАТО) Советскому Союзу оставалось только “реагировать и поспевать” за ними без возможности оказывать на их ход какого-либо существенного влияния. Тогдашний министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер писал о переломе 1989–1990 гг.: “Непроницаемая, плотная завеса облаков десятилетиями заслоняла звезду германского единства; затем она на короткое время разошлась, звезда стала обозримой и мы ее ухватили”¹.
          Известный британский публицист Тимоти Гартон Эш охарактеризовал события 1989–1990 гг. следующим образом: “Это было время, когда десять месяцев вместили больше событий, чем обычно вмещают десять лет”. По его словам, этот “бег навстречу друг другу и наскок друг на друга (обоих немецких государств – Авт.)” был “санкционирован переговорами великих держав”².
          Объединение Германии разделило в то время политиков, дипломатов, журналистов, общественность на два лагеря, поляризовало их мнения.
          Известный немецкий политический обозреватель К.Кайзер назвал его “величайшим триумфом в дипломатии послевоенного времени”³, бывший министр иностранных дел СССР А.Бессмертных – “одним из наиболее ненавистных событий в истории советской внешней политики”⁴.
          По прошествии 15 с лишним лет все-таки представляется, что после ноября 1989 г. и особенно первых свободных выборов в законодательные органы власти ГДР в марте 1990 г. все уже было определено заранее. Однако многие немецкие и отечественные политики, принимавшие непосредственное участие в событиях того времени, до сих пор удивляются тому факту, что “суматошные перемены не превратились в кровавую баню” или, по меньшей мере, не переросли в новую фазу холодной войны”⁵.
          О драматичности событий 1989–1990 гг. свидетельствуют такие факты, что порой даже первые лица стран, отвечавших за послевоенную судьбу Германии, не всегда, мягко говоря, адекватно оценивали обстановку. Так, Франсуа Миттеран следующим образом спонтанно отреагировал в одной из частных бесед на падение Берлинской стены: “Эти люди играют с мировой войной”. 
          За месяц до этого он доверительно делился со своим советником по внешнеполитическим вопросам Жаком Аттали: “Те, кто говорят о германском объединении, не понимают абсолютно ничего. Советский Союз его никогда не допустит. Это означало бы смерть Варшавского пакта. Вы можете себе это представить? Ведь ГДР – это Пруссия. Она никогда не захочет попасть под контроль Баварии”. В феврале 1990 г. он взволнованно заявляет: “Горбачев говорит мне, что он будет оставаться твердым, а сейчас он уступает во всем!”.
          Когда Ф.Миттеран в мае 1990 г. посетил Советский Союз с официальным визитом, то он был уверен, что Горбачев попросит его о поддержке в противодействии германскому объединению: “Я бы ее ему с удовольствием оказал, если бы я знал, что он стоит на своем. Но зачем мне ссориться с Колем, если через три дня Горбачев отвернется от меня? Это бы означало мою полную изоляцию”. Несмотря на то, что Ф.Миттеран понимал, что позиция Франции будет отличаться от представлений других союзных держав о формах, темпах объединения и статусе новой Германии, он все же рискнул предложить Горбачеву, что Германия, хотя и будет оставаться членом НАТО после объединения, тем не менее не должна входить в ее военную организацию⁶.
          К этому времени такая позиция Франции наталкивалась уже на непреклонность США, Великобритании и самой ФРГ. Она становилась явно запоздалой и неактуальной, и это несмотря на то, что еще за несколько месяцев до этого, в конце 1989 г., США не желали каких-либо изменений на европейском политическом поле и радовались тому, что ФРГ уже 40 с лишним лет пребывает в НАТО. Более того, американцы опасались возможных дискуссий с СССР по вопросу нового международно-правового и блокового статуса объединенной Германии.
          Великобритания и та же Франция, хорошо памятуя о событиях последней войны, приветствовали набиравшие силу интеграционные процессы в Западной Европе с участием легко предсказуемой и разделенной надвое Германией.
          Но ни одно государство мира не потеряло с объединением Германии больше, чем Советский Союз. “Разделенная” Германия лежала в основе послевоенной советской европейской концепции безопасности. В ГДР несли боевую службу лучшие, самые боеспособные части и соединения советских Вооруженных Сил. ГДР считалась ближайшим союзником и главным торговым партнером СССР в СЭВ, “витриной социализма” с самыми эффективными во всем социалистическом лагере экономикой и социальной сферой.
          Международно-правовой аспект феномена 1989–1990 гг. заключается в том, что четыре союзные державы и оба германских государства были “переплетены” между собой и “вплетены” каждый в целую сеть соглашений и договоров, закреплявших раскол Германии и делавших эту модель хорошо управляемой. Несмотря на периодические вбрасываемые Западом “лозунги” о необходимости преодоления раскола Германии, все союзные державы смирились со “статус-кво” и даже были им довольны по принципу: “от добра, добра не ищут”. Тем не менее стремительные перемены с октября 1989 г. (отставка Э.Хонеккера) по октябрь 1990 г. (3 октября 1990 г. – день объединения Германии) – сделали так, что от “статус-кво” не осталось ровным счетом ничего, кроме истории. Мировая история знает немного примеров такого “обвального” прекращения действия целого ряда договоров,  являвшихся “становым хребтом” системы международных отношений на важнейшем с политической точки зрения континенте мира.
          Целесообразно проследить, как были преодолены практические барьеры и глубоко “засевший” страх перед объединенной Германией, показать, что объединение Германии положило конец “холодной войне”, проанализировать, почему у СССР не нашлось тогда стратегии поведения, способной управлять событиями, а не бежать вслед за ними. В обстановке потери контроля над ситуацией советское руководство отчаянно хваталось за “соломинку”: оно начало торг об экономических уступках Бонна в качестве “отступного” за объединение Германии и ее членство в НАТО, обсуждало размеры компенсации за вывод к концу 1994 г. Западной группы войск с территории Восточной Германии, спешно договорилось о достойном будущем советских военных мемориалов и захоронений в восточной части страны.
          События тех дней хоть и позволили Германии превратиться сегодня в главного и безальтернативного европейского партнера России в политике, экономике, культуре и т.д., но и закрепили за ней право играть первые роли в сегодняшней Центральной и Восточной Европе, да и на европейском постсоветском пространстве. С горькой иронией приходится цитировать западных аналитиков, придерживающихся мнения, что “Горбачеву и Шеварднадзе удалось “возродить” два новых государства: Германию (путем объединения ФРГ и ГДР – Авт.) и Россию (путем развала СССР – Авт.) и, причем, первую в качестве великой державы”⁷.
          И, наконец, третий, и, возможно важнейший аспект – последствия объединения Германии и распада Советского Союза и всего “восточного” блока для сегодняшней европейской безопасности. К сожалению, нельзя не признать, что к политико-идеологическому вакууму, возникшему в начале 90-х годов в Восточной Европе, странах Балтии и европейских странах СНГ, немцы, по сравнению с Россией, оказались подготовленными несравненно лучше. Новая ФРГ быстро вписалась в концепцию США, Великобритании и других стран Запада, предусматривавшую расширение НАТО и Евросоюза на Восток в контексте общеевропейского “мультилатерализма”. Россия оказалась не готова к такому повороту событий и выступила против любой экспансии западных структур в направлении своих границ. Это проявилось особенно ярко после отставки занимавшего позицию уступок и компромиссов с Западом министра иностранных дел России А.Козырева и вставшего у руля отечественной внешней политики Е.Примакова 
(1996 г.) с его концепцией “многополярности” мира. Сегодня “центр тяжести” европейской политики смещается на Восток континента – вопрос в том, как сбалансировать, выровнять интересы восточноевропейцев (как вступивших в НАТО, так и остающихся пока за ее пределами), Балтии, европейских стран СНГ и самой России с учетом если не решающей (не будем забывать и о США), то ключевой роли давно сформировавшейся и ставшей, по сути, единой западной части Старого света.
          У Германии в этом процессе появилась уникальная роль. Чисто географически, (геополитически, цивилизационно) она находится между Западом и Востоком Европы, причем уникальность ситуации заключается в том, что водораздел, именуемый “железным занавесом”, в течение 40 с лишним лет проходил по ее “телу” и делал Германию своеобразной “сцепкой” двух частей континента. После объединения этот “германский мост” еще более укрепился – не в последнюю очередь в связи с перемещением центра политической активности с Рейна на Шпрее.
          Некоторые исследователи склонны считать, что Германии в какой-то мере не повезло. Так, известный немецкий историк Грегор Шёлльген полагает, что во внешнеполитическом плане Германия сегодня так же “ограниченно дееспособна, как и полвека назад”, то есть в момент основания ФРГ. Тогда это было связано с послевоенным оккупационным режимом и ответственностью союзников за ее действия, а сегодня, после снятия этого режима в 1990 г., с  единственной “военной супердержавой – США”, когда “ни одна страна, в том числе и ни одна великая держава в современном понимании, не может более проводить автономную и суверенную внешнюю политику”.
          По мнению Г.Шёлльгена, “в своей внешней политике ФРГ предписывают использовать ту свободу действий, которую открывают сегодняшние рамочные условия”.
          Тенденцию все большей зависимости процессов мировой политики от внешнеполитических установок США “не могут скрыть даже отдельные не всегда вписывающиеся в них акции бывших великих держав или громкие декларации стран, пытающихся заявить о себе”⁸.
          С другой стороны, ни одно другое государство Европы за годы “холодной войны” не приобрело такого ни с чем не сравнимого опыта и умения действовать в “рамках возможного”, осознавать и распознавать границы этого “возможного”, принимать их как данность и использовать в своих интересах, как Германия. Это умение вновь вернуло немцам роль лидера на континенте, но и возложило на них особую, с учетом их прошлого ответственность за формирование безопасного всеобъемлющего миропорядка в Европе, где бы учитывались интересы и больших, и малых народов.
          Этот миропорядок, в свою очередь, зависит далеко не в последнюю очередь от российско-германских отношений, связанных на сегодняшний день с удачным или ошибочным поиском своей “национальной идентичности”, который несет в себе в равной степени заряд надежды и риска. В этой связи появляется опасность выстраивания “национальной идеи” на “национальной”, культурно-этнической и историко-этнической основе. Так, существует опасение, что “в посткоммунистической Европе это уже привело к войнам на Балканах и в отдельных регионах бывшего Советского Союза”, а возвращение России “к своей исторической идентичности способно обострить националистические тенденции и в самой Германии”⁹.
          Наследие прошлого еще способно, к сожалению, омрачать “поиск своего лица” нашим обеим странам, ибо укрепление собственной государственности ранее нередко происходило за счет ущемления прав других народов, территориальных приращений, подавления свобод, насаждения режимов террора и насилия.
          Однако даже недавняя история к всеобщему оптимизму знает и другое. Разве возможно было бы столь “бархатное” объединение Германии, и, в частности, события 1989–1990 гг., если бы в 1970–1973 гг. западные немцы не сумели трезво оценить международные реалии в мире и не принять тот “статус-кво”, который был изменен в своей “сердцевине” именно достижением германского единства?
          Была бы возможна “новая восточная политика” и приемлемо было бы для западных союзников ФРГ создание условий для более широкого внешнеполитического маневра Бонна, если бы за полтора десятка лет до этого не начался процесс экономического объединения Европы при Аденауэре, в котором Западная Германия играла одну из ведущих ролей, и начало которому положила немецкая катастрофа во Второй мировой войне?
          События последних 55 лет в Европе, несмотря на их неоднозначность, все же иллюстрируют те позитивные объединительные эволюционные процессы, которые продолжаются сегодня в “расширенном составе”.
          Важной предпосылкой конструктивного российско-германского диалога в XXI в. станет, как представляется, способность нового послевоенного поколения политиков и общественности обеих стран, с одной стороны, интегрироваться в единое политико-экономическое пространство, а с другой – “подняться” над всей предшествующей историей двусторонних отношений для создания новой базы для взаимодействия, максимально свободной от негативного опыта Второй мировой и “холодной” войн.
          От этого будет зависеть и европейское будущее.
          Здесь уместно вспомнить о сравнении России и Германии с “двумя цыплятами в одной скорлупе”, сделанном почти сто лет назад В.Ульяновым-Лениным, а также вывод о том, что “у немцев необходимо учиться”9. И действительно, послевоенный опыт немцев при переходе от гитлеровской диктатуры к демократии и социально-ориентированной рыночной экономике, успех экономической реформы канцлера Л.Эрхарда достойны того, чтобы, по меньшей мере, брать этот опыт на вооружение.
          Сегодня отношения России и Германии – это своеобразное состояние между “прошлым и будущим”. Ушло с политической сцены поколение политиков, чья ментальность в отношении противной стороны формировалась категориями войны и послевоенного противостояния: Горбачев, Ельцин, Коль, Геншер. От того, какую позицию займут политики послевоенной генерации, от их мыслей, действий, реакций, будет зависеть, какой вектор развития зададут в своих отношениях Россия и Германия. Важно, чтобы уроки прошлого столетия помогли обоим партнерам мирно сосуществовать и сотрудничать в новом веке. И здесь велика роль нынешних лидеров обеих странах президента России В.В.Путина и канцлера ФРГ А.Меркель.
          И последнее. Перенос столицы Германии в Берлин в 1999 г. и превращение Федеративной Республики из “боннской” в “берлинскую” ускорили процесс, начавшийся с падением стены в Берлине, а именно – осознание немцами того факта, что их страна превратилась в полноценного и полноправного члена европейской семьи народов и одновременно взяла на себя вытекающие из этого права, обязанности и ответственность перед своими соседями и партнерами. Привлечение немецких вооруженных сил к участию в совместных, в том числе и миротворческих, военных акциях на Балканах (при всем негативном отношении в целом к акту агрессии НАТО в Югославии в 1999 г.), в Афганистане, Африке и т.д. говорит о том, что, по меньшей мере, западноевропейские страны и США – как бывшие союзники Советского Союза по “антигитлеровской коалиции” – уже подвели окончательную черту под прошлым Германии. Германия, в свою очередь, охотно “вживается” в новую роль Пребывание у власти в 1998–2005 гг. молодой амбициозной “команды” из СДПГ и “зеленых” позволяло немцам без робости и оглядки назад, как это было при демохристианах в 80–90-е годы чаще говорить о патриотизме и национальных интересах, не забывая при этом давать отпор правому экстремизму в лице НДПГ и ННС. Сегодня, когда у руля в ФРГ большая коалиция ХДС/СДПГ западноевропейские партнеры Германии связывают с ней свои надежды на европейское объединение как со страной, преодолевшей внутренний раскол и государством, лежащем в “сердце” континента и продемонстрировавшем способность мирно объединить две его части.
          В свою очередь, нынешний курс России на укрепление собственной государственности, продолжение реформ в экономике и социальной сфере при одновременном отходе от “олигархического” капитализма, поиск настоящей, а не мнимой национальной идеи, “накопление ресурсов” и преодоление институциональных слабостей, “прагматизация” внешней политики должны, видимо, и далее импонировать руководству ФРГ. В ФРГ хорошо осведомлены о трудностях, переживаемых Россией, и готовы активно содействовать ей по всем направлениям в их преодолении. Особая роль отводится энергетическому диалогу двух стран и проблеме укрепления глобальной энергетической безопасности, совместной борьбе с такими общемировыми вызовами, как бедность, инфекционные болезни, терроризм, распространение нар- котиков.
          Безусловно, Россия обязана сама определиться в своих внутри- и внешнеполитических ориентирах. Однако традиционная заинтересованность Германии в поддержании высокой “планки” двустороннего взаимодействия сохранит за ней особую роль в формировании будущего облика России и содействии становлению в России экономически сильного, демократического, правового государства.
          Россия, сыгравшая решающую роль в обретении немцами единства, имеет сегодня неплохие возможности для того, чтобы экономический потенциал Германии “работал” на укрепление ее национальной экономики, а внешняя политика ФРГ оставалась предсказуемой, направленной на продолжение процесса объединения Европы с учетом интересов всех вовлеченных в него государств, а также максимально учитывающей интересы России в диалоге с Евросоюзом, ОБСЕ, Советом Европы, ООН и особенно в свете идущей сегодня дискуссии о расширении ее Совета Безопасности, в том числе, возможно, за счет приобретения ФРГ места его постоянного члена.
 
 

          ¹ “Der runde Tisch”. Kiessler/Elbe. S. 14.
          ² Ash G. Im Namen Europas. S. 502.
          ³ Kaiser K. Deutschlands Vereinigung. S. 16.
          ⁴ Бессмертных А. Цит. по: Beschloss/Talbott. Auf hochster Ebene. S. 317.
          ⁵ Интервью с Колем, Геншером, Тельником, Шеварднадзе, Дашичевым, Португаловым и Эппельманом // Kuhn. Gorbatschow und die deutsche Einheit. S. 7–11.
          ⁶ Attali J. Verbatim. S. 241, 369, 337, 313, 416, 495.
          ⁷ Stent A.  Rivalen des Jahrhunderts. 2000. S. 15, 16.
          ⁸ Schollgen G. Die Aussenpolitik der BRD. C.H.Beck, 1999. S. 16.
          ⁹ Цит. по: Semjonow W. Von Stalin bis Gorbatschow, 1995. S. 204.