Внешняя политика
Обозреватель - Observer

 ВОДНЫЕ КОНФЛИКТЫ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ


Аждар Куртов,
президент Московского центра
изучения публичного права

 

 Интеграция в Центральной Азии


Территория современной Центральной Азии составляет 4,4 млн. кв. км - это 10% Азии. Вся история региона была связана с конфликтами, в том числе и между различными этносами, в разное время обитавшими здесь. Новейшая история региона не является в этом плане исключением, хотя, конечно, формы проявления конфликтов существенно изменились.

Последнее десятилетие ХХ в. существенным образом изменило облик Евразии. На месте СССР возникли новые независимые государства. Процесс становления их государственного суверенитета был нелегким. Нередко веками отлаженные связи между республиками нарушались, нанося серьезный ущерб интересам народов и государств.

Конфликты всегда проходят в своем развитии несколько стадий, они не возникают спонтанно, ниоткуда. Причем начальные стадии развития конфликтов, как правило, не видны постороннему взгляду. Общество часто спохватывается только тогда, когда конфликты уже переходят в свою открытую фазу. Пока не начинают греметь выстрелы, гореть дома и литься кровь, политики зачастую склонны утверждать, что конфликтов в их государствах нет вовсе. Однако объективный научный анализ ситуации всегда позволяет обнаружить наличие конфликтного потенциала в обществе, изучить причины возникновения конфликтов. Наука в этом смысле не всегда удобна для публичных политиков, но без обращения к ней общество обычно платит дорогую цену за беспечность.

Внешне многие конфликты в Центральной Азии имеют этнический характер, то есть выглядят как столкновение разнонаправленных интересов различных этнических общностей. Но в подавляющем большинстве ситуаций глубинной основой таких конфликтов является борьба за ресурсы. В прошлом такие ресурсы были необходимы для физического выживания различных этносов в суровых условиях, где войны и природные катаклизмы были обычным явлением. В современном мире борьба за ресурсы чаще всего связана не столько с выживанием, сколько со стремлением к более комфортному существованию. В условиях глобализации резко возросла возможность сравнения жизни разных этносов и государств, в том числе живущих бок о бок. Для политических же элит борьба за ресурсы была всегда имманентно связана с борьбой за получение и удержание политической власти. А в условиях Центральной Азии это было одновременно и борьбой политических элит за собственность, экономические выгоды.

Именно с такой борьбой за ресурсы и связана значительная часть аспектов современного развития Центральной Азии, например, проблема региональной интеграции. Центральноазиатская интеграция значительный период времени являлась примером попыток формирования интеграционного объединения на постсоветском пространстве без участия России. На наш взгляд, несостоятельна точка зрения о том, что основным побудительным мотивом, приведшим к созданию этого объединения выступали действия трех глав славянских государств, создавших в начале 1991 г. Содружество Независимых Государств. Сторонники такой позиции изображают центральноазиатскую интеграцию как своеобразный ответ на попытку "создать СНГ как этническую, культурную и религиозную общность славянских республик". Лишь внешне встреча в Ашхабаде в декабре 1991 г. выглядела как такая попытка, но именно ее считают отправной точкой центральноазиатской интеграции.

В первом приближении формирование центральноазиатской интеграции вроде должно было быть более успешным, чем интеграция в рамках ГУУАМ. Ведь страны региона Центральной Азии имеют гораздо больше общих черт в экономике, политике, культуре, чем государства-члены ГУУАМ. Но эта логика, на самом деле, имеет очевидный дефект. Дело в том, что интеграционные объединения создаются для достижения определенных целей. В качестве таковых на формальном уровне официальных деклараций в центральноазиатской интеграции неизменно фигурировала цель объединить усилия пяти центральноазиатских государств для проведения рыночных реформ и занятия ими своего места в международном разделении труда.

Однако именно объединения усилий как раз на практике не получилось потому, что страны региона имели относительно схожий хозяйственный уклад и структуру экономики. Поэтому в условиях острого экономического кризиса, сопровождавшего распад СССР, центральноазиатские страны вынуждены были всеми доступными им способами искать средства для пополнения своих государственных бюджетов. А так как центральноазиатские страны производят во многом одинаковую номенклатуру продукции, которая может быть экспортирована на внешние рынки, то неизбежно это обстоятельство в условиях кризиса приводило к конкурентной борьбе между ними, сводя на нет любые интеграционные планы. То есть, налицо была конкуренция за ресурсы, внешне зачастую принимавшая черты межэтнических конфликтов.

Распад СССР обострил также историческое соперничество и старые обиды. Приход к власти новых республиканских политических элит сопровождался формированием новой идеологии, элементами которой становились не только декларации об избавлении от "колониальной зависимости" и необходимости строительства национальной государственности, но и тезисы о восстановлении попранной в прошлом справедливости, в числе которой как раз был и целый ряд аспектов, касающихся острых разногласий между новыми, этнически ориентированными элитами центральноазиатских республик. В результате, с одной стороны, политические лидеры центральноазиатских государств декларировали свое стремление к интеграции в рамках региона, но, с другой - еще более активно они пытались отстаивать исключительно локальные интересы собственных государств. 

Проблема интеграции в форме структурированного политико-правового объединения центральноазиатских государств, если и ставилась в повестку дня, то только как красивый жест, ничего не значащая политическая декларация. Примером такого рода выступает предложение президента Туркменистана Сапармурата Ниязова, выступившего в первой половине 90-х годов с проектом создания Конфедерации пяти государств региона. Неискренность проекта была более чем очевидна, так как именно Туркменистан почти всегда выступал за ограничение каких бы то ни было возможностей вмешательства со стороны любых внешних органов в деятельность туркменских властей. Туркменское руководство в наименьшей степени принимает участие в работе органов СНГ и, естественно, что даже после сделанных громких заявлений, оно предпочло дистанцироваться от вступления в Центральноазиатский Союз (ЦАС).

Центральноазиатская интеграция впервые получила правовое оформление в соглашении о мерах по углублению экономической интеграции на 1994-2000 гг., подписанном двумя наиболее крупными государствами региона - Казахстаном и Узбекистаном (1993 г.).

В январе 1994 г. эти две страны подписали договор о создании единого экономического пространства. Была договоренность об отмене таможенных пошлин, поэтапном согласованном снижении налогов и сборов, предполагалось открытие клиринговых палат финансово-кредитными учреждениями обеих стран для осуществления взаимных валютных платежей.

В апреле того же года на встрече в киргизской Чолпон-Ате была достигнута договоренность уже о трехстороннем формате единого экономического пространства, а также о формировании координационных органов новой структуры.

Во многом в институциональном отношении, если иметь в виду внешний, формальный аспект, центральноазиатские интеграционные органы копировали их аналоги в СНГ. На встрече в Алма-Ате (июль 1994 г.) было принято первое конкретное соглашение о таких структурах - соглашение о Межгосударственном Совете. Затем в августе появилось соглашение об Исполнительном комитете. В июне 1995 г. были созданы Совет Премьер-министров, Совет министров иностранных дел и Совет министров обороны.

В документах нового регионального объединения специально оговаривались принципы уважения независимости и суверенитета входящих в его состав государств, невмешательство во внутренние дела друг друга. 

Формально тексты принятых договоров и соглашений включали в себя вполне очевидные цели и обязательства, которые обычно берут на себя участники интеграционных объединений.

Так было зафиксировано, что центральноазиатская интеграция будет направлена на создание правовых, экономических и организационных условий для свободного перемещения капиталов и рабочей силы, объединение усилий по проведению согласованной политики в области развития транспортных коммуникаций, создание условий для развития непосредственных бизнес-связей между хозяйствующими субъектами, поощрение производственной кооперации, в том числе за счет создания совместных предприятий в разных областях, отказ от практики применения односторонних действий протекционистского характера, упрощение таможенного и пограничного режима, гармонизацию налоговых систем.

В качестве одной из целей объединения указывалось формирование монетарного союза центральноазиатских государств, а конечной целью было обозначено создание общего денежного и экономического пространства при функционировании межгосударственного Центрального банка и даже парламента.

Однако уже в тот период стало очевидно, что интеграционные усилия центральноазиатских государств пробуксовывают, а в ряде отношений приобретают преимущественно формальный, бюрократически-декларативный характер.

В апреле 1995 г. была принята Программа экономической интеграции на 1995-2000 гг. В июне 1995 г. - Декларация о региональном сотрудничестве.

Позднее эта тенденция стала еще более явной. В январе 1997 г. был заключен трехсторонний (Казахстан, Киргизия, Узбекистан) договор "О вечной дружбе". Формально данный договор призван был усилить проведение согласованной политики стран-участниц по всему кругу вопросов регионального сотрудничества и даже международной политики.

Принятие все новых и новых документов и формирование бюрократических в своей сути структур не привело к претворению в жизнь тех целей и программ, которые были разработаны в рамках данного объединения. На практике между государствами региона зачастую усиливались трения не только в экономической, но и в политической сферах. В тройке участников ЦАС оказались государства, которые имели разный экономический потенциал, по-разному проводили экономические реформы, поэтому данные обстоятельства объективно препятствовали проведению скоординированного курса на экономическую интеграцию. Лидеры ряда государств, кроме этого, ревниво относились друг к другу, претендовали на лидерство в регионе Центральной Азии. Рыночные реформы в Казахстане и Киргизии значительно опережали по своим темпам реформы в Узбекистане, руководство которого долгое время делало акцент на сохранении преимущественно государственного регулирования в экономике. 

В политическом отношении также были существенные разногласия. Эти разногласия усилились весной 1998 г. в связи с покушением на жизнь президента Узбекистана и еще более возросли в дальнейшем из-за действий исламских боевиков в Киргизии. Вместо развития региональной интеграции Узбекистан осуществил минирование своих границ с Киргизией и Таджикистаном, резко ужесточил протекционистский таможенный режим в торговле со своими соседями по региону. Постоянные и весьма острые конфликты из-за протекционистской политики возникали также между Казахстаном и Киргизией.

Развитие центральноазиатской интеграции на самом деле во многом шло не по пути усиления интеграционных связей, наполнения их реальным содержанием, не по пути совершенствования работы интеграционных органов, а преимущественно по пути развития пропагандистского, декларативного компонента.

Было заявлено о начале работы над более чем 50-ю экономическими проектами, призванными создать общее экономическое пространство Центральной Азии.

ЦАС приобрел собственную эмблему - лист чинары. Стал издаваться журнал "Центральная Азия: проблемы интеграции".

В 1997 г. пять президентов региона провозгласили Центральную Азию зоной, свободной от ядерного оружия.

В марте и июле 1998 г. на совещаниях стран-участников ЦАС в Ашхабаде и на Иссык-Куле такой внешний компонент был преподнесен как очередной существенный успех центральноазиатской интеграции. Формально в ряды регионального объединения был принят Таджикистан, который полтора года до этого имел статус наблюдателя при данной организации. Но этот факт был связан, прежде всего, не с успехами интеграции в Центральной Азии, а с другим обстоятельством - в 1997 г. в Москве было подписано соглашение о внутритаджикском мирном урегулировании, которое положило конец длительному конфликту в Таджикистане. На встрече на Иссык-Куле были изменено также название объединения: вместо Центральноазиатского Союза оно стало именоваться Центральноазиастское экономическое Сообщество (ЦАЭС). Это обстоятельство, помимо уже отмеченного выше внешнего эффекта, рядом экспертов трактовалось как признание неудачи ранее предпринятых попыток интеграции. Значительная часть договоров и соглашений, принятых в рамках ЦАС либо не работали, либо работали не в полную силу. Новое же качество ЦАЭС сужало и снижало ранее заявленные претензии интеграции до уровня экономики. Неудачей завершились и попытки расширить состав участников ЦАЭС за счет подключения к его работе Туркменистана и даже Азербайджана.

Довольно скоро и это название опять поменяли. В декабре 2001 г. на встрече в Ташкенте ЦАЭС был преобразован в организацию "Центральноазиатское сотрудничество" (ЦАС). В принятом заявлении опять появился ряд целей, связанных с формированием единого пространства безопасности, совместными действиями по поддержанию мира и стабильности в регионе. Тем не менее, можно констатировать, что в Центральной Азии, несмотря на все предпринятые усилия, так и не удалось достигнуть сколько-нибудь существенных успехов в создании таможенного, платежного и валютного союзов, в вопросах единого рынка рабочей силы, рынка услуг, капиталов и товаров. Реальные меры правительств Казахстана, Киргизии и, особенно, Узбекистана зачастую шли в прямо противоположном направлении. В настоящее время число документов в рамках этого центральноазиатского интеграционного объединения превысило 200. 

Сегодня предприняты новые шаги по активизации интеграционных усилий в Центральной Азии. С 2004 г. поменялся и статус России, которую удалось привлечь к работе ЦАС. Возможно, это даст свой эффект. Постепенно жизнь в регионе стала налаживаться и потребность в развитии широкомасштабного сотрудничества встает в повестку дня не в бюрократически-формальных одеяниях, а в виде реальных, и, что самое главное, - экономически обоснованных и подкрепленных солидными финансовыми ресурсами конкретных проектах. 

Проблема региональной безопасности и сотрудничества в Центральной Азии имеет очень много граней, в том числе и тех, которые, казалось бы, весьма далеки от гуманитариев и специалистов по межгосударственным отношениям. Среди подобных граней-аспектов проблемы свое не такое уж малое место занимает и ситуация с водными ресурсами Центральной Азии.

Водная проблема региона выступает одним из наиболее показательных примеров того, как борьба за ресурсы препятствует интеграции и обостряет межгосударственные противоречия и межэтнические разногласия. Исторически вода выступала в Центральной Азии в роли важнейшего, объективно необходимого ресурса и для просто выживания людей, и для развития цивилизации.

Документы доносят до нас сведения о том, что конфликты, связанные с водопользованием, происходили в Центральной Азии еще много веков назад. Российские архивы, например, хранят записи рассказов путешественников, посещавших восточную часть побережья Каспия до того, как эти территории вошли в состав Российской Империи.

Многократно встречается, скажем, упоминание о том, что подданные Хивинского ханства завалили ранее существовавший сток Амударьи в Каспийское море и изменили русло этой крупнейшей реки Центральной Азии так, чтобы она впадала в Аральское море. 

Конечно, нельзя объяснять позицию руководства Туркменистана в отношении центральноазиатской интеграции исключительно этими "историческими обидами". Но в тоже время очевидно, что есть все-таки определенная связь между этими событиями давней истории и, например, проектом, который сегодня реализуется в Туркменистане - строительством гигантских искусственных озер в Каракумах. В известном смысле этот проект может выглядеть в глазах туркмен как "восстановление исторической справедливости". Один из новых водоемов - "Зеидское искусственное море" будет соединен 25-километровым каналом с Амударьей, водой из которой он будет питаться.

Сегодня работы на этом объекте ведутся круглосуточно, без перерывов. Проектная ширина канала составляет 100 м, а глубина - 15 м. Для специалистов эти две последние характеристики очень и очень многое значат - они действительно гигантские для такого рода сооружений. Впечатляют и другие параметры искусственного моря. Его радиус будет превышать 100 км, а чаша водной поверхности займет около 40 тыс. га. Зеид сможет принимать 3 млрд. куб. м воды.

И это далеко не единственный новый проект Туркменистана. В мае 2000 г. президент Туркменистана Сапармурат Ниязов сообщил о начале работ по созданию в Каракумах водоема, к которому по проложенным коллекторам пойдут дренажные воды со всех велаятов (областей) страны. Именно этот проект, получивший название "Туркменское озеро", стал самой крупной стройкой в республике.

Проект предполагает создание уже 720-километрового канала, который примет коллекторно-дренажные воды Лебапского, Марыйского, Ахалского и Балканского велаятов Туркменистана. Первая вода в это "море в Каракумах" будет подана, как предполагается, уже к концу 2004 г.

По мере же заполнения водохранилища, которое продлится несколько десятилетий, его емкость превысит 132 куб. км, площадь водного зеркала составит около 3,5 тыс. кв. км.

Если этот проект осуществится, то это уникальное озеро в пустыне будет ежегодно принимать до 10 куб. км дренажной воды, что, как предполагают в Туркменистане, в корне изменит мелиоративное состояние орошаемых земель на всей его территории.

Всего же, согласно национальной программе "Стратегия экономического, политического и культурного развития Туркменистана на период до 2020 года", через два десятилетия суммарная емкость всех водохранилищ республики составит 11 млрд. куб. м. При этом объем используемых в сельском хозяйстве очищенных коллекторно-дренажных вод достигнет 3,5 млрд. куб. м, что позволит орошать 4 млн. га земель.

Планы, как видим, у туркменского руководства воистину грандиозные. Но они имеют совершенно очевидную связь с тем, о чем было сказано выше, - с проблемой региональной безопасности, интеграции и вообще устойчивого развития региона Центральной Азии. Ведь воду в новые водоемы Туркменистан, так или иначе, будет брать именно из Амударьи.

Недостаток же стока реки в немалой степени уже способствовал кризисной ситуации, связанной с Аральским морем, которое занимало ранее четвертое место в мире среди замкнутых водоемов, сегодня потеряло более 60% своего объема. Горизонт воды в нем понизился более чем на 16 м. Обнажившееся дно Арала - а это 40-50 тыс. кв. км - разносит сегодня сотни тысяч тонн песка и вреднейших солей. Уже сейчас 150 тыс. чел. уехали из Каракалпакии - в ряде мест там практически невозможно жить.

Водные ресурсы бассейна Амударьи уже давно исчерпаны. Это самая крупная по площади водосбора и водоностности река Центральной Азии, особенно в ее среднем и нижнем течении, буквально иссечена системой каналов. Формально между государствами, расположенными в бассейне Амударьи, заключено соглашение.

Соглашением определены лимиты водозабора (при базовом показателе средней годовой нормальной водности 53,39 куб. км): для Кыргызстана (для орошения небольшого массива на юге республики) - 0,09 куб. км, для Таджикистана - 7,9 куб. км, для Туркменистана - 22 куб. км, для Узбекистана - 22 куб. км и для Сурхандарьинской области - 1,4 куб. км.

Поэтому насколько новые масштабные туркменские проекты учитывают интересы других стран региона - это очень и очень серьезный вопрос, который еще требует ответа. В любом случае этот пример показывает, что вода и все с ней связанное таит в себе источник возможных конфликтов.

Эти конфликты могут быть не только межгосударственными. Достаточно вспомнить ситуацию начала 1992 г. в Таджикистане, где в столице республики шли многодневные альтернативные митинги на площадях "Шахидон" и "Озоди". Да, основные требования силы, названной позднее демо-исламской оппозицией, состояли в смещении конкретных фигур (С.Кенджаева и Р.Набиева). Но в выступлениях лидеров оппозиции звучали и упреки власти в том, что в республике, как они выражались, "преступно" решались некоторые проблемы, связанные с водой. Не во всем продуманное строительство мощных гидросооружений в ряде случаев вело к переселению этнических групп в другие местности, возникало недовольство, которое и было умело использовано в ситуации обострения политической борьбы между региональными кланами. В результате мы получили многолетнюю гражданскую войну, принесшую столько бед Таджикистану. Вода, как видим, была в числе причин, пусть и не главных, но все же имевших отношение к развязыванию братоубийственной бойни. И поэтому водная проблема весьма значима для Центральной Азии.

В данном случае мы затронем иную грань водной проблемы. Конфликт - это всегда столкновение разнонаправленных интересов. Попробуем взглянуть на ситуацию здесь с позиции далеко не самого крупного и развитого государства региона - Киргизии. 

В Центральной Азии существуют условно две группы государств. В первую входят Киргизия и Таджикистан, во вторую - Казахстан, Узбекистан и Туркменистан.

Первая группа государств не обладает сколько-нибудь значимыми запасами углеводородного сырья, которое составляет немалую долю экспортной выручки у Казахстана и Туркменистана. Зато Киргизия и Таджикистан владеют истоками рек Центральной Азии, они кровно заинтересованы в развитии собственной гидроэнергетики. Но вторая группа государств, особенно Узбекистан, заинтересована в больших объемах воды для обеспечения собственного сельского хозяйства. Ведь в Центральной Азии более 90% валовой продукции растениеводства производится на орошаемых землях. В Казахстане 75% забора воды идет на нужды сельского хозяйства (промышленность берет 19%, коммунально-бытовой сектор - 4%, рыбное хозяйство - 2%, остальное - прочие нужды).

И в этом заключен конфликт интересов разных государств региона. Дело в том, что реки Киргизии - это не полноводные российские сибирские реки, поэтому для обеспечения бесперебойной работы ГЭС Киргизии требуется вполне определенный режим использования имеющихся гидроресурсов. Этот режим, грубо говоря, состоит в том, чтобы сберегать воду и накапливать ее в водохранилищах в летний период, а использовать (т.е. осуществлять плановый сброс через турбины ГЭС) главным образом зимой. Вторая же названная нами группа государств региона, наоборот, заинтересована в том, чтобы летом, во время созревания урожая на полях, получать максимум воды для орошения, для чего зимой в водохранилищах как раз с этой позиции следует накапливать воду. 

Природно-географические особенности расположения Киргизии во многом предопределяют ту позицию, которую вынуждено отстаивать руководство этого государства в своих отношениях с другими странами мира и, прежде всего, со своими соседями по региону. Сложный рельеф местности, для которого характерно сочетание горных хребтов и долин при перепаде высот от 400 до 7000 м, при средней высоте 2750 м над уровнем моря, не позволял полноценно развиться большинству тех отраслей сельского хозяйства, которые имеют место у соседних с Киргизией Казахстана и Узбекистана. Да и для развития промышленности, за исключением горнодобывающей, и транспортной инфраструктуры высокогорья Тенир-Тоо и северного Памира являлись преимущественно препятствием, чем подспорьем. 

Киргизия обладает некоторыми видами ресурсов, которые выгодно отличают ее от других государств Центральной Азии. Главным образом к числу таких ресурсов относится вода. Горы Киргизии выполняют роль своеобразных природных барьеров, встающих на пути перемещения влажных воздушных масс, идущих с севера и запада, а, значит, они способствуют аккумуляции атмосферной влаги. Причем в самой республике обеспеченность отдельных районов влагой в немалой степени зависит от того, как расположены горные хребты по отношению к влажным воздушным массам.

Запасы водных ресурсов Киргизии характеризуются следующими величинами: 51,2 куб. км полного речного стока, 13 куб. км потенциальных запасов подземных вод, 1745 куб. км озерной воды и 650 куб. км ледники, осадки составляют 104 куб. км, валовое увлажнение территории - 73,1 куб. км, испарение - 52,8 куб. км.

Причем, по расчетным показателям обеспеченности населения питьевыми подземными водами, Киргизия занимает одно из первых мест в мире - их прогнозные запасы составляют 30500 тыс. куб. м/сутки.

Правда, по мнению ученых, сейчас наблюдается устойчивый процесс сокращения площади оледенения. По их прогнозам, площадь оледенения в Киргизии к 2025 г. сократится в среднем на 30-40%, что приведет к уменьшению водности на 25-35%. Это обстоятельство еще более обостряет и без того сложную проблему с обеспеченностью региона Центральной Азии водными ресурсами. Воды как важнейшего источника ресурсов для жизнеобеспечения населения, развития промышленности и сельского хозяйства в Центральной Азии явно не хватает. Ограниченность водных ресурсов, несомненно, является одним из существенных факторов, лимитирующих прогрессивное развитие конкретного государства.

Например, Казахстан, расположенный в зоне недостаточного увлажнения, постоянно испытывает дефицит пресной воды.

По водообеспеченности Республика Казахстан занимает последнее место среди стран СНГ: здесь на 1 кв. км приходится всего 37 тыс. куб. метров воды, а на одного человека всего 6 тыс. куб. м воды в год.

Интенсивность водоотбора в Казахстане давно уже превышает естественное водопополнение. Ученые Казахстана утверждают, что нехватка воды создает серьезную угрозу устойчивому развитию Казахстана, в том числе потому, что из поверхностных водных ресурсов Казахстана в среднем (разные годы характеризуются разными показателями водности) на территории республики формируется только 56%, а остальные 44% поступают из соседних государств. То есть нетрудно прогнозировать возможность обострения в будущем конфликтов на почве распределения водных ресурсов.

Киргизия относится к государствам, наиболее обеспеченным ресурсами водного стока. В среднем на 1 кв. км площади Киргизии приходится 258 тыс. куб. м воды в год, тогда как в среднем в государствах СНГ этот показатель равен 212 тыс. куб. м.

Как любят подчеркивать ученые республики, Киргизия - это единственная страна Центральной Азии, водные ресурсы которой почти полностью формируются на собственной территории.

Водные ресурсы Киргизии неразрывно связаны с одной из ведущих отраслей экономики республики - энергетикой. До Октябрьской революции 1917 г. энергетика как отрасль народного хозяйства в Киргизии практически отсутствовала: в 1914 г. здесь насчитывалось всего 5 маленьких электростанций, совокупная мощность которых составляла 265 кВт. Лишь политика индустриализации, проведенная большевиками, привела к поистине гигантскому росту этой сферы.

Уже в 1940 г. в Киргизии выработка электроэнергии составляла 51,6 млн. кВтoч. В СССР правильно определили, что именно энергетика может стать становым хребтом экономики республики. Практически все мощности были построены именно в советское время, тогда же были определены и новые перспективные объекты для строительства, завершения которых многие годы добивается правительство независимой Киргизии.

В 2000 г. в республике функционировало 17 электростанций, совокупная мощность которых составляла 3,6 млн. кВт.

Главное место в энергетике занимают ГЭС, дающие наиболее дешевую электроэнергию. Из 15 ГЭС Киргизии наиболее известен так называемый "Нарынский каскад" - комплекс гидроэлектростанций на реке Нарын, включающий 5 ГЭС, а также особо значимые для республики ирригационные сооружения. Важнейшим элементом данного каскада является Токтогульское водохранилище и Токтогульская ГЭС (в киргизской транскрипции пишутся без мягкого знака). Последняя была введена в 1976 г., ее мощность составляет 1200 тыс. кВт.

Другие ГЭС Нарынского каскада не столь грандиозны: Кюрп-Сайская ГЭС, воздвигнутая в 1982 г., имеет мощность 800 тыс. кВт, Уч-Курганская (Уч-Коргонская) ГЭС, сооруженная в 1962 г., - 180 тыс. кВт.

Нарынский каскад расположен в нижнем течении р. Нарын (имеется в виду ее русло в Киргизии). Но на этой реке расположены и другие ГЭС, в том числе Ат-Башынская ГЭС, построенная в 1982 г., мощность которой составляет 40 тыс. кВт.

В составе гидроэнергетики Киргизии действуют несколько недостроенных ГЭС, не вышедших на проектную мощность. Среди них: введенная в эксплуатацию в 1987 г. Таш-Кемюрская ГЭС мощностью 450 тыс. кВт и Шамалды-Сайская ГЭС, введенная в эксплуатацию в 1995 г., мощностью 240 тыс. кВт. 

В республике эксплуатируются также 13 малых ГЭС мощностью до 42 МВт, которые вырабатывают ежегодно до 125 млн. кВт ч электроэнергии.

Считается, что валовой гидроэнергетический потенциал Киргизии составляет 142 млрд. кВтoч., технический - 73 млрд. кВтoч., экономический - 48 млрд. кВтoч. По двум последним показателям Киргизия уступает в СНГ лишь России и Таджикистану.

Из общего объема гидроэнергетического потенциала Центральной Азии на Таджикистан приходится около 70% (гидроэнергетический потенциал Таджикистана оценивается в 31 385 тыс. кВт), а на Киргизию - 21%.

Помимо ГЭС в Киргизии работают 2 ТЭЦ в Бишкеке и Оше, мощностью соответственно 609 тыс. кВт и 22 МВт. Всего же энергетика дает примерно 1/5 ВВП республики, экспорт электроэнергии составляет 2,5 млрд. кВтoч. ежегодно.

Импортерами киргизской электроэнергии являются Узбекистан, Казахстан, Россия и Китай. Вместе с тем, имеются подсчеты специалистов, по которым видно, что гидроэнергетический потенциал Киргизии в настоящее время используется всего лишь на 8-9%.

Столь внушительные показатели одновременно являются причиной и источником определенных проблем во взаимоотношениях между Киргизией и ее соседями по региону Центральной Азии. Как мы сказали выше, в Центральной Азии существуют условно две группы государств. Помимо очевидной разницы в экспортном спектре продукции по сравнению с Казахстаном, Туркменистаном и отчасти с Узбекистаном, Киргизия и Таджикистан, кроме этого, не располагают сколько-нибудь внушительными промышленными мощностями отраслей, которые требовали бы существенных водных ресурсов для своей работы. Валовое водопотребление всех отраслей промышленности составляет 525 млн. куб. м, или около 5,7% от общего водопотребления Киргизии.

Но вторая группа государств, особенно Узбекистан, заинтересована в больших объемах воды для обеспечения собственного сельского хозяйства. Особенностью ведения сельского хозяйства в Центральной Азии, и главным образом в Узбекистане, является то обстоятельство, что в силу специфических почвенно-климатических условий для выращивания целого ряда сельскохозяйственных культур требуется полив в течение практически всего вегетационного периода. 

Только на первый взгляд эта проблема достаточно проста. На самом деле она принципиальна. Для Узбекистана нехватка воды - это катастрофа в прямом смысле этого слова. Из-за нехватки воды в ряде регионов Узбекистана, в частности в Каракалпакии, уже можно говорить о социальном и экологическом кризисе. Воды не хватает не только для аграрных целей, но для чисто бытовых нужд населения. В результате проблема подачи воды давно вышла на уровень межгосударственных отношений и стала предметом острых разногласий. 

Следует отметить, что в период существования СССР, при столь нелюбимой многими современными политиками плановой системе экономики, проблема подачи воды для нужд народного хозяйства решалась именно из единого центра - Министерством водного хозяйства СССР. И только после распада СССР, когда этот единый механизм управления был разрушен, и появились собственные планы ведения хозяйства у каждой из бывших союзных республик, возникла описанная конфликтная ситуация. Причем еще в 1992 г. между странами Центральной Азии была достигнута договоренность о необходимости сохранения действовавшего режима управления водными ресурсами бассейнов Амударьи и Сырдарьи - соглашение о совместном использовании водных ресурсов государств Центральной Азии от 18 февраля 1992 г., подписанное министрами водного хозяйства в Алма-Ате. В дальнейшем это решение подтверждалось главами государств региона в Нукусе 20 сентября 1995 г. и в Кызылорде 19 апреля 1996 г.

Но на практике каждое из государств региона стремилось к собственной выгоде, поэтому механизм согласования не работал сколько-нибудь эффективно. Хотя попытки его наладить на новой рыночной основе предпринимались неоднократно. В общих чертах схема должна была выглядеть следующим образом: Киргизия и Таджикистан, жертвуя своими интересами, шли на подачу воды в больших объемах летом, получая в качестве ответной меры природный газ, уголь и нефть в зимний период. Обсуждению различных аспектов данной схемы, в основном объемам поставок и ценам, были посвящены десятки встреч руководителей государств Центральной Азии на самых разных уровнях. 

С точки зрения Узбекистана, например, Киргизия, попридерживая воду летом, использует ее для выработки электроэнергии, которая не используется собственно в республике, а экспортируется вовне. А Узбекистану летом вода необходима для решения проблемы продовольственного обеспечения собственного населения. То есть, потребность в воде для Узбекистана выглядит как бы более справедливой. Но на самом деле эта позиция не безупречна. Вода в Узбекистане широко используется и для промышленных нужд и для выращивания того же хлопка, который, кстати, является таким же экспортным товаром, как и электроэнергия в Киргизии. С другой стороны, многие аргументы узбекской стороны, как минимум, требуют того, чтобы принять их к вниманию. 

Для Узбекистана сохранение существующей практики, вызванной водяным конфликтом, грозит в будущем существенным уменьшением возможности обеспечить питьевой водой население, проживающее в таких крупных городах, как Наманган, Андижан, Коканд и Фергана. Нехватка питьевой воды неизбежно в условиях Центральной Азии может привести и к ухудшению эпидемиологической обстановки в этих густонаселенных районах. Да и вообще, для региона вода - это жизнь, с ее наличием связан климатический баланс и, если он будет нарушен, то это может привести к катастрофическим последствиям. 

Для Киргизии согласиться на требования соседей отдавать большие объемы воды летом трудно и по ряду других причин. Киргизия итак является одной из самых бедных стран региона. Решение проблемы бедности невозможно без модернизации многих объектов народного хозяйства, без инвестиций. Средства, причем весьма внушительные, необходимы для той же энергетики республики. Энергетика представляет собой отрасль, которая также, как и все другие нуждается в постоянном обновлении имеющихся фондов. Выработка электроэнергии может не только увеличиваться, но и сокращаться из-за износа и старения оборудования электростанций.

Достаточно сказать, что вспомогательное оборудование Токтогульской ГЭС уже исчерпало свой механический ресурс. Срок эксплуатации некоторых узлов установлен в 20 лет, а они уже работают более четверти века.

Старейшей же ГЭС Киргизии - Уч-Курганской требуется полная замена оборудования и реконструкция.

Ситуацию осложняет и то обстоятельство, что значительная часть специалистов-энергетиков, обслуживавших энергетику Киргизии, вынуждена было эмигрировать в другие страны, прежде всего в Россию, а попытки воспользоваться услугами турецких и малазийских специалистов не привели к ожидаемым успехам.

В целом более 70% сетей и сооружений системы водоснабжения и ирригации Киргизии нуждается в срочной реконструкции и перевооружении.

Поэтому киргизская сторона в ответ на претензии своих соседей часто выдвигает контрпредложения по оплате ими стоимости реконструкции и содержания комплексов киргизских ГЭС.

Ситуация в очередной раз резко обострилась в начале 2004 г. Из-за обильно прошедших в 2003 г. в регионе дождей значительно повысился уровень воды в основных водохранилищах региона - Токтогульском (Киргизия), Кайракумском (Узбекистан) и Шардаринском (Казахстан). Эти искусственные водоемы, созданные еще во времена СССР, соединяет одна из крупнейших (но не судоходных) рек Средней Азии - Сырдарья. Сырдарья является главной транспортной артерией по доставке пресной воды в густонаселенные районы ряда стран региона. Больше всех от переизбытка воды пострадали низменные районы Казахстана (Кызылординская область). Раньше эта проблема решалась путем сброса излишков из Шардаринского водохранилища в Арнасайскую низменность (Узбекистан). Но в 2003 г. Узбекистан резко сократил отток воды, построив дамбы, в результате чего Шардаринское водохранилище стало наполняться до критической отметки. У Казахстана в такой ситуации было лишь два варианта - либо сбрасывать все излишки в Сырдарью, что неминуемо привело бы к затоплению областного центра - Кызылорды, либо до максимума наполнять Шардаринское водохранилище. Но в последнем случае возникала опасность разрушения плотины Шардаринской ГРЭС, которая и сдерживала всю огромную массу воды в водохранилище. 

Обстановка опять вызвала к жизни споры об отдельных аспектах межгосударственных отношений в Центральной Азии.

По заявлениям киргизской стороны, в последние годы республика в соответствии с ежегодно заключаемыми межправительственными соглашениями поставляла в Узбекистан и Казахстан от 1,5 до 2,2 млрд. кВт. ч. электроэнергии и при этом пропуск воды составлял от 5 до 6,5 млрд. куб. м. К концу 2003 г. в Токтогульском водохранилище было накоплено около 17 млрд. куб. м воды. Зимний пропуск воды за последние годы колебался: в 1999 г. среднемесячный пропуск зимой он составлял 535 куб. м, в 2000 г. - 550, в 2001 г. - 522, в 2002 г. - 492, в 2003 г. - 589 куб. м.

Узбекистан в 2003 г. отказался от подписания нового соглашения по приобретению киргизской электроэнергии. На переговорах представители Бишкека предложили своим соседям решить вопрос о поставках мазута и угля для работы столичной ТЭЦ, чтобы иметь возможность уменьшить пропуски воды. Но быстрого решения не получилось. 

Небольшой прорыв дамбы все же произошел в конце февраля, и на части районов Казахстана властям пришлось вводить чрезвычайное положение для борьбы с наводнением. Все произошедшее наглядно показало, что проводимая в регионе политика на самом деле имеет очевидные изъяны. Ведь незадолго до описанных событий - в декабре 2003 г. был заключен Договор о союзнических отношениях между Кыргызской Республикой и Республикой Казахстан. Стороны тогда обязались осуществлять "согласованные действия в области рационального и взаимовыгодного использования водных объектов, водно-энергетических ресурсов и водохозяйственных сооружений в соответствии с международными договорами".

В СМИ и в парламентах Киргизии, Казахстана и Узбекистана "водная" тема стала подниматься и обсуждаться уже под явным ракурсом обвинений в адрес своих соседей. Причем и журналисты, и парламентарии зачастую не стеснялись в выражениях и оценках. Подчас высказываемые позиции прямо возбуждали межэтническую рознь. Да и на встречах представителей центральноазиатских государств, если верить сообщениям СМИ, взаимные упреки также высказывались в резкой форме. 

В условиях центральноазиатских обществ, которые не являются действительно демократичными, зачастую подобные конфликты быстро переходят в плоскость межэтнических противоречий. Куда проще обвинить во всех своих бедах соседа, если тот к тому же является представителем другого этноса. Конфликт тем самым получает новый импульс для своего развития. Причем вовремя заблокировать подобное развитие конфликта часто не возможно именно из-за того, что отсутствует подлинно демократический подход к межэтническим отношениям уже во внутренней политике государств.

Возможно, с приходом в Киргизию вставшего на ноги и значительно окрепшего за последние годы российского и казахстанского бизнеса для энергетики республики наступят, наконец, лучшие времена. Будут достроены Шамалды-Сайская и Камбар-Атинская ГЭС. Совместные проекты по развитию электроэнергетики, включая восстановление, реконструкцию и модернизацию энергетических объектов, совместное строительство и использование Камбаратинского каскада ГЭС, а также экспорт электроэнергии в третьи страны были зафиксированы еще в Программе экономического сотрудничества Российской Федерации и Киргизской Республики на 2000-2009 г., подписанной в Москве 27 июня 2000 г. У киргизской стороны есть предложения по строительству ряда ГЭС в верхних створах рек, в частности на реках Каракол и Суусамыр (составляющих реки Кокомерен - правого притока Нарына), в верховьях Таласа и на реке Сары-Джас.

В любом случае путь к урегулированию существующих конфликтов пролегает через развитие конкретного и лишенного излишне декларативного компонента многостороннего сотрудничества государств. Односторонние же действия отдельных государств, которые сегодня имеют место, как бы они не оправдывались заботой о благополучии конкретного народа, подчас лишь обостряют ситуацию, отдаляя решение проблемы региональной безопасности и интеграции в Центральной Азии. 
 

[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]