Статьи
Обозреватель - Observer

КОРРУПЦИЯ В РОССИИ:
“ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ” БОЛЕЗНЬ 
ИЛИ СИСТЕМНОЕ КАЧЕСТВО ВЛАСТИ?


О.Муштук,
профессор

          Среди всего многообразия институтов и учреждений, структурирующих и функционально детерминирующих политическую систему, решающая роль принадлежит государству как “особой организации силы”. Именно этот институт в наиболее концентрированной и обобществленной форме воплощает в себе политико-властные начала в жизнедеятельности любого социума. Это то организационно-управленческое ядро в виде иерархии государственно-властных органов, с помощью которого в решающей степени обеспечивается совместная жизнь людей в обществе, их единство во множестве, и опосредуется движение одного из основных противоречий этой жизни – противоречие между потребностями людей в свободе и невозможностью реализации этой свободы в условиях социального хаоса и анархии.
          Ю.М.Осипов – директор Центра общественных наук при МГУ в статье, посвященной российской государственности, в этой связи ставит ряд вопросов, ответы на которые начинает с приставки “не”.
          “Может ли современный человек обойтись без государства? Не будем наивными – не может! Может ли российский человек обойтись без сильного государства? Не будем простодушными – не может! Можно ли приветствовать разрушение государства в России? Не будем глупыми – нельзя!”1.
И с этим, конечно же, нельзя не согласиться. Как бы нас не уверяли в обратном сторонники анархизма, либерализма, глобализма или еще какого-нибудь модного ныне “изма”. Ибо государственная власть – это та находящаяся в услужении общества институционально организованная сила, которая создает общесоциальные условия жизнедеятельности социума, заботится о целостности социальной системы, известной стабильности общества, нейтрализует деструктивные, дезорганизующие тенденции и т.д. Словом, обеспечивает тот необходимый минимум урегулированности и порядка, без которого нормальная жизнь, равно как и эффективная хозяйственная деятельность (в том числе и цивилизованный бизнес) просто не возможны.
          “Государственное устройство, – говорил в своем выступлении в Государственной Думе (октябрь 1994 г.) А.И.Солженицын, – оно первей и важней экономики, потому, что это условие, чтобы вообще можно было жить”.
          Между тем, разрушив по второму кругу за одно столетие старый, теперь уже социалистический мир, по причине его “антидемократичности” и тоталитарности, мы одновременно (по недомыслию или по злому умыслу) основательно разрушили и олицетворявшее его государство, без того, чтобы возвести на его месте новое и сильное демократическое государство.
          То, что возникло на руинах старого, если и заслуживает названия государства, то только через такую нелицеприятную образную дефиницию, как “государство-импотент”.
          По существу, именно об этом говорил Президент РФ В.В.Путин в своем обращении к народу 4 сентября 2004 г. в связи с трагедией в Беслане, указывая, что ко многому, что изменилось в нашей жизни, власть оказалась абсолютно неподготовленной, не проявила понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом, не смогла на них адекватно среагировать, проявила себя функционально не состоятельной (слабой) властью – настолько слабой, что не в состоянии гарантировать своим гражданам даже их исходное неотчуждаемое право – право на жизнь, не говоря же о гарантиях безопасности имущественной, социальной, экологической и т.д.
          Одна из ключевых причин этой вселенской слабости нынешнего государства в России кроется в его коррумпированности – явлении, которое по своим масштабам приобрело характер национального бедствия и превратилось в реальную угрозу национальной безопасности страны.
          Согласно данным Международной организации Transparency International за 2005 г., по этой своеобразной коррупционной отметине Россия входит в число “лидеров” и занимает 122-е место в мире, тогда как еще год назад находилась на 90-м месте.

I

          На уровне массовых представлений коррупция всецело ассоциируется с взяточничеством, злоупотреблением должностным положением, завуалированными формами подкупа чиновников.
          На самом деле это явление гораздо более сложное и многоликое, живущее и развивающееся по своим собственным неписаным канонам, алгоритму действий не по юридически – правовому закону, а по понятиям с использованием особой “профессиональной” лексики, своеобразной “коррупционной фени”.
          По своей содержательной сути коррупция – ничто иное, как порча, своего рода коррозия власти, которая, как ржа, разъедает властный стержень сверху донизу.
          Ею, как вирусом, поражаются все звенья властной вертикали – от рядового муниципального работника и милиционера до правительственного чиновника и министра.
          Это (в самом широком смысле) незаконные и не поддающиеся контролю способы сожительства “грязных денег” и власти.
          Это разного рода противоправные “технологии” использования государственной службы для достижения корыстных целей (укрепления своей власти или личного обогащения), имеющие в основании неофициальный, бесконтрольный обмен разного рода ресурсами между властными элитами и другими структурами общества, обладающими экономической мощью и влиянием.
          При этом различают два “базовых” вида коррупции: “верхушечную” и “низовую”:
          Первая охватывает политиков, высшее и среднее чиновничество и сопряжена с правом принятия решений, имеющих очень высокую цену (государственные заказы и подряды, квотирование экспорта, изменение форм собственности, налоговый и таможенный контроль, льготы и преимущества в финансово-кредитной сфере и т.д.).
          Вторая – распространена на среднем и низшем уровнях и связана с постоянным, рутинным взаимодействием чиновников и граждан:

  • сбор разного рода платежей, в том числе штрафов с населения;
  • выдача виз, водительских прав, разрешений на различные виды деятельности;
  • наделение земельными участками;
  • распределение жилплощади;
  • контроль со стороны таких государственных служб, как энергетики, пожарники, СЭС и др.).
          Эти два вида коррупции не изолированы друг от друга, а тесно переплетаются и взаимодействуют через коррупцию “внутреннюю”, то есть когда нижестоящий чиновник подкупает вышестоящего.
          В результате этой “тандемной чиновничьей связки” снизу вверх идут подношения и дары, а сверху вниз – прикрытие.
          Следует подчеркнуть, что далеко не все виды коррупции определяются законом как преступление.
          Представляя собой общественно осуждаемое поведение властей, коррупция может включать, а может и не включать уголовно наказуемое деяние.
          Американские юристы К.Джибсон и Д.Роуворт типологизируют политическую коррупцию, с одной стороны, как девиантное (отклоняющееся) поведение, с другой – как преступление.
          Как специфический вид отклоняющегося поведения коррупция чаще всего принимает формы:
  • политического патронажа и клиентелизма, то есть опеки политиками нижестоящих структур, создание для них наиболее благоприятных условий в обмен на личную преданность и политическую поддержку;
  • “покупки голосов”, которая осуществляется во время избирательных кампаний и применяется в отношении фиксированных групп избирателей (подарки, спиртные напитки и т.д.);
  • “общественной кормушки”, то есть использования местными властями выделенных из центральной казны денежных средств и ресурсов для общественных нужд для завоевания симпатий избирателей.
          Коррупция как преступление проявляется в форме:
  • взятки как разового акта;
  • подкупа (“покупки”) чиновника или политика не по случаю, а на длительный срок.
          Оба эти типа политической коррупции “пышным цветом” цветут в современной России, крайне негативно сказываясь на самых разных сферах государственной и общественной жизни: от экономики до морали.
          С государственной точки зрения непоправимый вред, наносимый коррупцией, заключается в том, что должностные лица на разных уровнях, включая высший эшелон власти, при принятии решений чаще руководствуются иными интересами, чем собственно интересами государства, налогоплательщиков, и вся система государственного управления идет, что называется, в разнос.

II

          Коррупция, во-первых, препятствует экономическому росту: расширяется теневая экономика, и бюджет из государственного стремится превратиться в “приватизированный” при этом резко снижается эффективность использования бюджетных средств; теряется управляемость и экономики, и государственной машины; растет недоверие к стране и ее властям, и, как следствие, сужаются инвестиционные потоки внутри страны и из-за границы.
          Как показал опрос, проведенный Консультативным советом иностранных инвестиций, созданный российским правительством и иностранными корпорациями в 1994 г., 71% компаний считают коррупцию самым большим препятствием для иностранных инвестиций.
          Выступая в марте 2004 г. на заседании Совета при Президенте РФ по борьбе с коррупцией, В.В.Путин высказался по этому поводу вполне определенно. Подчеркнув, что такие коррупционные действия, как предоставление всякого рода преференций так называемым “приближенным” предпринимателям, создание внеправовых преимуществ при получении государственных услуг и пр., по сути, приводят к нарушению равенства прав и самой свободы экономической деятельности, к неисполнению государством обязанности по обеспечению добросовестной конкуренции и борьбы с монополизмом.
          Как результат, на рынок выходят люди не эффективные, а ловкие, не производящие, а паразитирующие. Сковывается нормальное развитие и возможности реализации курса на удвоение ВВП – ведь только прямые ежегодные потери бюджета от коррупции оцениваются сегодня, как минимум, в 40 млрд. долл.
          Во-вторых, коррупция наносит существенный ущерб социальной сфере, поскольку тяжким бременем ложится, прежде всего, на предпринимателей, с которых чиновничья рать в качестве “дани” за посреднические услуги неукоснительно взимает “статусную ренту”, то есть “взятку-налог”.
          По последним данным фонда “Индем”, общий ежегодный коррупционный сбор только в сфере малого и среднего бизнеса составляет в России не менее 22 млрд. долл., а средний размер взятки достиг в начале 2006 г. 135 тыс. долл., что в 13 раз больше, чем было в 2001 г.
          Но от коррупции страдают не только предприниматели.
          В еще большей мере ее бремя разделяют простые россияне-потребители, которые в этом качестве фактически оплачивают все включаемые в стоимость товаров и ведущие к росту как оптовых, так и розничных цен коррупционные “накладные расходы”.
          Применительно к условиям развивающихся стран, специалисты Мирового банка подсчитали, что если правительственные чиновники выдают лицензии за взятки, то это приводит к росту стоимости товаров на 3–10%.
          В случае, когда преступные группировки устанавливают и контролируют цены на рынке при попустительстве местных властей, то надбавка к цене товара измеряется 15–20%.
          Если же налоговые инспекторы позволяют за определенную мзду скрыть часть доходов, то бюджетные поступления сокращаются на 50%.
          Как результат, коррупция подстегивает перераспределение средств в пользу олигархических групп и владельцев крупных капиталов за счет наиболее бедных слоев населения, увеличивая, тем самым, социальную напряженность.
          Бывший вице-премьер российского правительства и один из лидеров СПС Б.Немцов в опубликованной на страницах “НГ” статье “Будущее России. Олигархия или демократия?” замечает, что в отличие от Запада, где государство через систему прогрессивных налогов, а также налогов на собственность, перераспределяет доходы от богатых к бедным, в России же оно – “насос, перекачивающий деньги от бедных к богатым. Богатые не только не платят в полном объеме налоги (для этого существуют сотни лазеек). Уже собранные налоги через прокрутку в уполномоченных банках, “дутые подряды”, фиктивные государственные кре- диты возвращаются к олигархам”.
          В-третьих, в политической сфере коррупция профанирует и снижает политическую конкуренцию, приводит к разочарованию граждан в ценностях демократии.
          Беспомощность властей перед лицом коррупции дискредитирует право как основной инструмент регулирования жизни государства и общества: правовые нормы и административные структуры начинают работать на защиту условий, способствующих коррупции. Укрепляется организованная преступность. “Приватизируется” правосудие и “бал” начинает править “теневая юстиция”.
          Под воздействием коррупции происходит смещение целей политики от общественного развития к обеспечению властвования олигархических группировок и бюрократической элиты.
          В итоге возникает угроза разложения и исчезновения демократических институтов и структур, увеличивается риск крушения нарождающейся в стране “эмбриональной” демократии.
          Так, если в качестве примера взять практику проведения выборов, то по причине все более широкого распространения в этой практике “грязных” избирательных технологий и “черного пиара”, “теневого” финансирования, ожесточенной “грызни” между представляющими “партию власти” политическими кланами, а также массированного электорального похода криминалитета – этот важнейший институт демократии, не успев прижиться, уже все в большей мере отторгается массами.
          На вопрос: “Считаете ли Вы, что через механизм участия в выборах простые россияне имеют возможность реально влиять на организацию и поведение властей и “уходить” тех из них, которые не оправдали доверия?” более 75,0% из 1226 опрошенных осенью 2003 г. москвичей такую возможность практически полностью отрицали.
          И считают, что выборы вообще лишены смысла, так как к власти все равно приходят не те, кто достоин этого. Приходят все те же “начальники”, которые всегда (и при социализме, и при капитализме) были “всем”. А простой люд, как был “ничем”, так этим “ничем” в преобладающей своей массе и остался2.
          Именно этот фарсовый характер выборов, когда власть, используя в гипертрофированном масштабе коррупционный административный ресурс, предлагает народу избирать тех, кого и без него назначила, порождает в массовом порядке “политический пофигизм” и установку на то, чтобы голосовать “ногами”.
          Что особенно выпукло проявилось на выборах (2003 г.) губернатора “северной столицы” России Санкт-Петербурга, когда число абсентеистов, то есть тех, кто не явился на выборы, составило почти 71,00% от общего числа избирателей, а из тех, кто пришел к избирательным урнам, 11,00% проголосовало против всех кандидатов.

III

          Во всех своих формах и проявлениях коррупция обусловливается многими причинами как объективного, так и субъективного порядка.
          Среди этих причин многие политики и ученые чаще всего указывают на отсутствие в стране должной системы материального стимулирования управленческого труда и низкий уровень заработной платы государственных чиновников и служащих. И для того, чтобы “чиновный люд” в своем стремлении “жить по-людски” не добирал недостающее мздоимством и был уверен в своем будущем, ему нужны соответствующие государственные гарантии. И, прежде всего, достойные зарплаты, соизмеримые с той высокой ответственностью, которая возложена на него как на того, кто принимает судьбоносные для страны (региона, области, района, города) управленческие решения.
          Было бы, конечно, неверным полностью отрицать подобную точку зрения, ибо определенная доля истины в ней все же имеется. Однако это, отнюдь, не означает, что между уровнем чиновничьих зарплат и масштабами коррупции существует прямая связь – некая вполне определенная причинно-следственная зависимость, выраженная формулой: чем выше зарплаты, тем ниже коррупция. На самом деле это не так.
          Известно, что за последние 5 лет зарплаты российских чиновников выросли примерно в 9 раз, но коррупция при этом не только не уменьшилась, а, наоборот, существенным образом возросла, приобретя характер “коррупционного взрыва”. Получается (и это есть сермяжная правда о коррупции в России), что, сколько нашему чиновнику не давай, он “как брал, так и будут брать”, при чем в геометрической прогрессии.
          Следовательно, системообразующие причины коррупции кроются не в традиционной “нищете” чиновничества. Они лежат, прежде всего, в том, что российское государство, в котором власть всегда забывала и забывает, что она не первична, а вторична по отношению к обществу – это “государство-бюрократия”. Институт, который “приватизирован” особым сословием государственных чиновников в качестве “вещи для себя”, а не “для всех”, а посему подчиняющий себе общество, возвышающийся над ним. Этот институт, навязывая силой государственного принуждения, модель рынка не европейского – с безусловным господством частной собственности и реальной свободой частного предпринимательства, которые максимально рационализируют и “одомашнивают” бюрократию, вымывая в структуре государственного управления все лишние звенья, а “азиатского” типа (своего рода азиатский способ производства), но обрамленном в “либерально-радикальные лексические одежды” (под выстроенной наспех демократической “крышей”), в котором свобода частной собственности и частного предпринимательства только декларируется Конституцией РФ. Тогда как де-факто носит усеченно-деформированный характер, никак не гарантируется и не поддерживается государством. “Рынка”, который в качестве системообразующего ядра насаждаемых им общественных отношений закрепляет и охраняет многочисленное (и постоянно растущее) сословие бюрократии не в качестве зависимой от социума “служивой” страты, а в качестве самодостаточной всевластной силы. Замкнутой и надменной касты, наделившей себя статусом единственно правомочной “распределяющей” и “разрешающей” инстанции, для которой государственная служба перестает быть “службой Царю и Отечеству”, а превращается в службу для себя и своих близких, принимает форму высокодоходного и ликвидного бизнеса.
          Именно по этой причине в стране (несмотря на переход к рынку) сохраняется положение, когда политика продолжает, как и прежде, командовать экономикой и хозяйственная жизнь подвергается избыточному регулированию и администрированию. При этом  среди управленческих функций явно преобладают те, которые связанны с распределением и перераспределением ресурсов, “легитимацией” и контролем частнопредпринимательской и коммерческой деятельности, что как раз и является питательной средой для взяток и отступных как противоправному способу существования власти. Ибо, как подчеркнул в своем Послании Федеральному Собранию РФ 2003 г. В.В.Путин, “любые административные барьеры преодолеваются взятками. Чем выше барьер, тем больше взяток и чиновников, их берущих”.
          Но сегодняшнему российскому чиновнику одних взяток уже мало. Он, не стесняясь (с “чихом” на законодательный запрет), сам идет в бизнес. Готов застолбить себе место в чужом успешном бизнес-проекте, а лучше всего – его отобрать.
          Как свидетельствует Президент общероссийской общественной организации малого и среднего бизнеса “ОПОРЫ России” Сергей Борисов, российский “чиновник теперь не просто требует – заплати мне “кэш”, он теперь требует пустить его самого или его структуру “в долю”. Может потребовать вообще уйти с какого-то сегмента рынка. И это явление становится все более массовым, особенно в регионах”3.
          Очень важным системным фактором, стимулирующим коррупцию, выступает также повсеместно сохраняющийся “кулуарный”, закрытый для общественного контроля, характер функционирования административно-управленческих органов: вмонтированный в механизм принятия управленческих решений так называемый теневой “операционный кодекс”, то есть неформальные технологии согласования позиций “заинтересованных лиц” и предоставления (или отказ в предоставлении) той или иной государственной услуги не по закону, а по личному усмотрению чиновника. Здесь действует принцип: “захочу, дам, захочу, не дам”, в рамках которого положительное решение вопроса происходит за счет добровольно-принудительного обмена “дай” на “дам”.
          Еще одна немаловажная причина коррупции связана с системой круговой поруки в чиновничьей среде и отсутствием реальной борьбы с взяточничеством, несмотря на обилие широковещательных программ и заявлений по этому поводу.
          Данное обстоятельство как нельзя лучше объясняет тот факт, почему наши власть имущие до сих пор массово совершают “преступления без наказания”. И даже тогда, когда на них собираются “чемоданы компромата” (то есть сведения о противоправных коррупционных действиях), их, в лучшем случае, только “отлучают от кормушки”, а не предают суду, как это принято во всем цивилизованном мире. Но даже если и предают, то, как правило, не лишают свободы, ограничиваясь чаще всего условными сроками.
          Более того, если этот цивилизованный мир обвиняет некоторых из высокопоставленных “служивых людей” России в коррупции, вся государственная машина приходит в движение с тем, чтобы снять эти обвинения и “защитить престиж” государства на международной арене, выделив целевым образом из казны (за счет налогоплательщика) далеко не “хилую” сумму средств в конвертируемой валюте.
          В результате, большинство россиян лишилась последних иллюзий насчет порядочности даже тех, кто еще недавно казался озабоченным созданием “правового государства” и борьбой с коррумпированной номенклатурой. Поистине “ворон ворону глаз не выклюет”.
          Немаловажную роль в провоцировании коррупции играет и “дикий лоббизм” со стороны бизнес-элиты, связанный с растущей конкуренцией в ее среде.
          Согласно результатам недавнего опроса, проведенного Всемирным банком, 78% российских компаний сообщили о том, что им приходилось давать взятки.
          Нельзя сбрасывать со счетов и такой фактор, как традиционная власть денег над человеком. “Люди, как известно, гибнут за металл”. И перед соблазном заполучить его без “трудов праведных” (поставив на искомой бумаге визирующую закорючку) устоять, может далеко не каждый, тем более в условиях, когда “право на бесчестие” (то есть право обогащаться и извлекать пользу из всего, чем распоряжаешься и чем управляешь) стало негласной нормой общественного бытия власть имущих. Поэтому человек “асоциальный” (криминальный авторитет, казнокрад, взяточник и т.д.), чувствует себя в сегодняшней России как “рыба в воде”, а отнюдь не “презираемым всеми изгоем”.
          Важно, наконец, учесть и влияние  традиционной ментальности россиян. Здесь причины коррупции кроются в нашей исключительно низкой правовой культуре, в преступной терпимости к тому, что везде берут, и готовности самим взять при случае. В глубоко укоренившемся на уровне массового сознания убеждении-стереотипе, что “если не подмажешь, то и не поедешь” и т.д.
          Не случайно, по опросам ВЦИОМ, только 16% россиян считают, что без взяток можно прожить.
          И если сегодня всепоглощающая коррупция буквально разъедает власть, что называется “от Москвы до самых до окраин”, то вина в этом – не только чиновников, хотя и в неравной, но в значительной степени здесь ответственны и те, которые дают, в том числе и, прежде всего предприниматели, ибо, откупаясь для экономии времени и быстрого решения возникающих проблем, они тем самым поощряют масштабное мздоимство, развращая до основания чиновничью среду.

IV

          Нельзя сказать, что нынешние верховные власти России не видят все возрастающей угрозы национальной безопасности, которую несет в себе “разбушевавшаяся” коррупция и укоренение чиновничества в качестве всевластного монстра. При этом речь идет не только о жестких заявлениях Президента РФ и создании при Президенте РФ специального Совета по борьбе с коррупцией и не только о последовавшей вслед за Посланием Президента РФ Федеральному Собранию РФ 2006 г. целой серии коррупционных скандалов и арестов целого ряда высокопоставленных лиц, но и о реализации вполне конкретных целевых программ в этой области, примером которых может служить политика правительства Москвы по внедрению в органах исполнительной власти и городских организациях режима “одного окна”.
          Суть этого нововведения, рассматриваемого командой Ю.М.Лужкова в качестве столичной модели административной реформы и максимально эффективного средства дебюрократизации и оптимизации работы властных структур, заключается в том, чтобы освободить москвичей от необходимости тратить время, деньги и нервы на получение документов от чиновников.
          Речь идет о системе, в рамках которой действия горожан (физических и юридических лиц), претендующих на получение того или иного разрешения или справки, ограничиваются обращением в “одно окно” с заявлением и представлением копий правоустанавливающих документов. Все остальное (в том числе промежуточные межведомственные согласования) берет на себя система и максимум через месяц выдает искомый документ.
          Тем самым, исключаются прямые контакты населения с чиновниками, ответственными за принятие решений, и уничтожается почва для коррупции (ибо “чиновники друг другу взятки давать вряд ли будут”). Из структуры чиновничьего аппарата постепенно “вымываются” все лишние звенья, происходит радикальное сокращение штатов, к рациональной норме сводится число всякого рода согласований и разрешительных документов и т.д.
          Хотя идея “одного окна” давно витала в коридорах столичной власти, официальное начало внедрения этой системы датирует- ся 10 июня 2003 г. принятием специального постановления правительства Москвы № 438-ПП “О первоочередных мерах направленных на разработку и внедрение в отраслях городского хозяйства Москвы режима “одного окна”. А уже в начале 2004 г. было заявлено, что экспериментальная фаза в этом нововведении закончилась, и все столичные органы исполнительной власти и городские организации приступили к работе с обращениями граждан в режиме “одного окна”.
          Но, как известно, в России “скоро только сказка сказывается, да не скоро дело делается”.
          Как показал проведенный под руководством автора (по заказу Комитета по телекоммуникациям и средствам массовой информации города Москвы) опрос 1135 москвичей из числа тех, которые в течение 2004–2005 гг. обращались в эти органы, лишь меньшинство из них в 8,61% однозначно подтвердили их переход на работу в режиме “одного окна”.
          Абсолютное же большинство в 50,16% не столь категорично, и считает, что такой переход, если и имел место быть, то лишь отчасти.
          Еще одна группа респондентов в 18,30% очень сомневается в том, что такой переход, хотя бы частичный, состоялся. А более одной пятой (21,53%) вообще не усмотрели в действиях властей, связанных с реакцией на обращения граждан-заявителей, даже намека на работу в режиме “одного окна”4.
          Оценивая эти результаты, нельзя, конечно, не учитывать фактор времени: чуть более двух лет – срок явно недостаточный для того, что бы кардинальным образом изменить ситуацию в системе, которая сложилась не вчера, и основывается на традициях, идущих из глубины веков. А также “махровый консерватизм” и сопротивляемость переходу к работе в режиме “одного окна” со стороны бюрократии. Попытки “притормозить” (саботировать) процесс внедрения со ссылками на извечные трудности – нехватку средств, помещений, кадров и т.д.
          И это понятно, ибо ничего хорошего, по меньшей мере, для тех из чиновников, которые привыкли извлекать “статусную ренту” из своего служебного положения, этот переход не сулит. И рано или поздно широкая река щедрых пожертвований со стороны тех, кто вынужден к ним обращаться, и не может выдержать бесконечной гонки по кабинетам, если и не “высохнет до дна”, то в любом случае существенным образом “измельчает”.
          Но противниками “одного окна” выступает не только чиновники, но и паразитирующий слой прилипших к органам власти посредников-“трутней”, которые делают свой “бизнес” на том, что за определенную мзду “добывают” справки и разрешения намного быстрее, чем это можно было сделать, обратившись напрямую. При этом чиновники тоже не остаются “в накладе”, ибо получают от посредников “комиссионные за скорость”. А посему “привечают”, а не противятся этому институту. Однако в силу того, что документы, включенные в правительственный реестр для упорядочения служб “одного окна”, теперь можно будет получить только в этих службах, почва для такого “тандемного бизнеса” со временем если и не исчезнет полностью, то существенным образом сузится.
          Как бы там ни было, но для укоренения системы “одного окна” в том виде, в котором она задумана столичным правительством, когда в процессе подготовки и получения разного рода документов и справок “бегают” не москвичи, а бегают данные (по каналам интерактивной межведомственной связи), потребуется значительно больше времени, чем предполагалось. Ибо речь идет о нововведении, которое не ограничивается очередной структурной реформой и “перетряхиванием” административно-управленческого аппарата, а затрагивает глубинные пласты чиновничьей корпоративной психологии и всего того, что обусловливает образ жизни чиновничества как обособленной и привилегированной социальной страты с такими неизменными составляющими-детерминантами этого образа жизни, как приверженность устоявшемуся (рутинному) порядку вещей и неприятие перемен, особенно тех из них, которые способны основательно разрушить привычные, “круто” замешанные на личной выгоде, практики и “технологии” взаимодействия с “подвластным” населением.
          Не так уж далек от истины один из респондентов, саркастически написавший на страницах анкеты: “Петру Первому в свое время легче было прорубить окно в Европу, нежели заставить чиновника отказаться от того, чтобы выступать не в роли “барина”, а в роли “слуги”. И для того, чтобы чиновник в России не “барствовал”, а действительно “служил”, всем россиянам необходимо как можно быстрее избавиться от психологии традиционно заискивающих перед ним (и унижающих свое человеческое достоинство) “челобитчиков” и обрести статус уважающих себя граждан. Заявителей, которые, обращаясь в ту или иную властную инстанцию, не просят “снизойти и войти в положение”, а корректно и настойчиво требуют то, что им положено по закону, а именно то, что чиновник обязан им предоставить по определению – в рамках своих должностных полномочий без какого бы то ни было вымогательства (явного или скрытого) “откупных” и понуканий бегать по кругу, оббивать пороги служебных кабинетов.

V

          Коррупция – не частная, а исключительно сложная макросистемая проблема. И решать ее с той или иной степенью эффективности можно (и должно), прежде всего, на этом макросистемном уровне. Через кардинальное оздоровление всей среды (всей совокупности условий) жизнедеятельности, как социума, так и власть имущих, в том числе преодоление в общественном бытии этих последних клиентельных и корпоративных начал, теневых (закулисно – кулуарных) технологий и методик выработки и принятия решений, а также посредством функциональной разгрузки – избавления от сонма функций, связанных с правом разрешать или запрещать те или иные намеренные действия граждан и организаций, легитимировать и контролировать их предпринимательскую и коммерческую деятельность и т.д., перераспределив часть этих функций в пользу самоуправленческих структур гражданского общества.
          Что в этой связи требуется в первую очередь, так это как можно скорее реально разделить власть и собственность. Необходимо как можно дальше отдалить от собственности (а, стало быть, и от бизнеса) чиновничество (а заодно и выборных “слуг народа”). Лишить их возможности заниматься “бизнесом на бизнесе”, то есть баснословно обогащаться за счет прямого паразитирования на гипертрофически раздутом праве “легитимации” и контроля предпринимательской деятельности, теневого (кулуарного) распределения материально-технических, информационных, природно-сырьевых и иных ресурсов, “спекулятивной торговли” государственными подрядами и заказами, квотами на добычу и экспорт морепродуктов, древесины, нефти и т.д.
          Архиважно также, чтобы заработал закрепленный в Конституции РФ и в специальных нормативно-правовых актах запрет на совмещение государственной службы и депутатского мандата с коммерческой и предпринимательской деятельностью, чтобы наделенный властью чиновник или парламентарий соответствовал своему профессиональному статусу (“слуги народа”) не только номинально (формально – юридически), но и реально (фактически). И вместо того, чтобы (как это имеет место сегодня) “крышевать” и “продвигать” собственный бизнес (или лоббировать интересы тех, кто “протолкнул” его во власть), он должен быть всецело поглощен обеспечением нормальных политико-правовых условий и гарантий для массового развития бизнеса других.
          Только на этой основе реального разделения власти и собственности, превращения первой в институт, который порождает не собственность, а только гарантирует неотчуждаемое право на нее и защищает это право от любого произвольного нарушения, мы создадим в России столь необходимую для высвобождения творческого потенциала нашего народа и заложенной в нем огромной работоспособности, естественную среду. Общественную систему, в которой жизненное благополучие каждого будет зависеть не от “доброты” и “милостей” властей, а исключительно от него самого, от его делового (и трудового) усердия, желания состояться, сделать карьеру и т.д.
          Только тогда мы сможем низвести “разбушевавшуюся” в стране коррупцию до уровня не опасной “хронической болезни” – болезни, которую нельзя полностью излечить, но чье присутствие в общественном организме не создает угрозы его основательного разрушения и системного “коллапса”.

Примечания

          1 Независимая газета. 2001. 7 июня.
          2 Муштук О.З. Современный столичный житель – групповой портрет // М.: ПУЛЬС. Комитет по телекоммуникациям и средствам массовой информации города Москвы. 2004. № 5 (289). С. 24.
          3 Известия. 2005. 6 октября.
          4 Муштук О.З. “Одно окно” – столичная модель административной реформы // Обозреватель–Observer. 2006. № 1. С. 38.
 

 

[ СОДЕРЖАНИЕ ]     [ СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ ]