Сегодня в Америке нет более расхожего слова, чем "рецессия". Раньше, когда спад ВВП был более очевиден, обычно говорили о начале кризиса, пугая народ США мрачной тенью "Великой депрессии", или припоминая локальные спады 70-х годов. Теперь, несмотря на публичные высказывания директора ФРС Алана Гринспена о неминуемости системного экономического кризиса, более модно говорить о рецессии. И хотя во многих отраслях, не только высокотехнологичных, цены на акции падали в пределах от 30 до 200%, а традиционные (отнюдь не виртуальные) фирмы вроде автогиганта "Крайслер" затоварились продукцией, которую не удается продать, и налицо локальные кризисы перепроизводства, - все равно экономисты предпочитают слово рецессия. А почему собственно? Может и впрямь дело в издержках регулирования транснационального хозяйства, если аналитики прибегают к эвфемизмам, не называя явление по имени?

Но бесспорно, миропорядок изменился. Сначала упали идеологические границы между Востоком и Западом. После дезинтеграции СССР Россия продекларировала свой переход от государства диктатуры к государству демократии, от экономики тоталитарной к экономике открытой, рыночной. Изменения произошли настолько стремительно, что существующие политические и экономические теории оказались неспособными объяснить сложившееся мировое устройство и тем более выработать стандарты развития стран и международных отношений. Что же произошло?

Бюджеты стран редуцировали компоненту политического патриотизма: многие страны стали лихорадочно накапливать доллары и создавать для этой цели разного рода корпорации. Борьба за рынки перешла в виртуальную область и физическая аннексия территорий для использования ресурсов и развития торговли перестала быть актуальной. Теперь любая транснациональная корпорация может нанять работника в любой точке земного шара. Так растворяются физические границы государств и, похоже, границы только и нужны, чтобы удержать маргинальные слои мира от их проникновения в места наиболее высокого благосостояния. Для такого сдерживания в обиход введен даже термин - "валютный водопад". Он не дает возможности "прыгнуть" из области низкого благосостояния к месту высокого валютного течения.

Парадоксы богатства по-прежнему задают США. И, как ни странно, чем более процветает Америка, тем лучше всему мировому сообществу. Но у этой, в основном финансовой экспансии, есть предел: предельное количество напечатанных долларов, оккупировавших мир, зависит от ВВП США. Противодействие этому закону ставит сама Америка и, чтобы доллар окончательно взломал хозяйственные границы стран, США насаждают некие новые виртуальные государства. Ими стали эволюционно подновленные транснациональные корпорации, где работники обеспечены всем, как и в обычном государстве, но еще в качестве социальных и символьных гарантий их не на словах, а на деле превращают в граждан мира. Государства-корпорации похожи на сверхгигантские пирамиды - своими основаниями стоят в разных знакомых по географии государствах, а иногда и континентах. Хорошо просматривается их сложившиеся специализация и переплетение. В западном мире они определяют развитие глобального рынка. Виртуальные империи и Россию втягивают в зону своего притяжения.

Среди символов, направленных на разрушение прежнего идеологического и культурного ядра СССР, на Западе успешно использовалась идея о необходимости всеобщего "покаяния" за ошибки и преступления прошлых лет. Представления, будто "все можно, что не запрещено законом" и концепция свободного мира стали противовесом охаянному тоталитарному. А эволюция пущенного в рыночное плавание огромного постсоветского пространства заставила забыть обиды времен конфронтации "холодной войны". Мы сами себя убаюкали глобалистской формулой, будто мир - дом для всех людей и нет теперь преград ни для перемещений, ни для сотрудничества. Но что вышло на самом деле, показали теракты в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. Теперь уже в новом трансформированном виде представители "бедного Юга" планеты через тайно вызревающую в недовольствах пятую колонну террористов-камикадзе показывают свою самоотверженность в борьбе за справедливость. Это по форме похоже на столкновение цивилизаций, а что представляет по сути?

Глобализм претерпел существенную эволюцию в моделях демократии и практика международного сотрудничества стала нуждаться в совершенствовании. А Россия, не оглянувшись на изменения, прыгнула в мировой открытый рынок, не рассчитав сил, растеряв иммунитет национальной безопасности. В нынешней концепции ее "охвата" интересы РФ ограничены лишь рамками СНГ и отделены от мира тенью виртуальных пирамид. Даже в отношении мер антитеррора Россия незаметно теряет бывшие зоны влияния в постсоветских территориях на юге. Видимо, Запад еще не научился отличать реальность от виртуальности. И еще грядет отрезвление.

Конечно, на пороге новых научных открытий и невиданных технологий все сферы в промышленности обслуживания человека полностью достигли совершенства. И вместе с тем, по мере возрастания процесса утечки умов, пришло осознание, что борьба за научные и технологические приоритеты стала столь же важной, как и борьба за доллар. В самой России про это вспомнили только после того, как запущенные сюда "соросы" проборонили все постсоветское пространство в поисках передовых идей и технологий. Другим приоритетом стало насущное привлечение валютных инвестиций для развития внешнеэкономической деятельности. Но при переходе к открытому рынку Россия с головой ушла в торговлю сырьем, тогда как все развитые страны все больше и больше делают ставки на высокие технологии, развитие науки и образования. У России тут есть все шансы, а она снижает вложения в научные и образовательные сферы до невообразимо мизерных процентов от ВВП.

В сегодняшнем мире устанавливается новый порядок, который можно было бы назвать порядком техногенной цивилизации. Наука стала действительно производительной силой общества. Многие наши ученые, окрылившись идеей открытости научного сотрудничества не могли, правда, этого доказать на своей родине и уехали из России.

Навсегда покинули страну десятки тысяч работников, занятых прежде в отраслях высоких технологий. Но глобалистский прием новых космополитов в той же Америке оказался не сладким. Не все попали в высокую американскую науку. Большинство устроилось на ее задворках и теряет квалификацию, пополняя ряды таксистов, дворников и посудомоек.

А что в самой России? Права человека здесь, по выражению прессы, перешли в стадию, когда уже не государственное принуждение давит на личность, а новые манипуляторы. Они освоили виртуальные технологии и научились любым возможностям "фабрикации компромата" и управления общественным мнением. Для этого, оказывается, необходимо своим влиянием охватить всего 20% населения и успех обеспечен. Потому различные, даже небольшие группировки с олигархическим или криминальным ликом могут оказаться куда страшнее, чем любая репрессивная машина госаппарата. Демонстрируемые по ТV "компры" на высокопоставленных государственных деятелей от взяточников Госкомстата до министров и Генерального прокурора доказывают это чуть ли не ежедневно.

А мир, хоть и знакомый с новыми идеями развития этносов, так и не продолжил эпоху падения "берлинских" стен. Этносы развоевались. Идея социально-этнического разделения труда не прижилась и не толкнула к поиску новых экономических ниш. Традиционное мировое разделение труда по высоким и отсталым технологиям дополнилось специализацией по мировым треугольникам наркотиков и новым торговым тропам распространения оружия и даже по сферам похищения заложников, как это стало происходить в Чечне. Фактор падения притягательной силы ведущих этносов теперь уже реально, а не гипотетически отражает психологическую перестройку в умах многих жителей планеты.

Тенденции развивающегося глобализма в основном касаются информационной мощи, накопленной человечеством. Появление новейших цифровых и метатехнологий, вовлеченных в паучьи тенета глобальной сети дают возможности невиданного прогноза и опережения. Они позволяют возносить и проваливать мировые рынки и биржи, менять точку отсчета в культурологических аспектах, делать войны некой виртуальной игрой компьютерных программ. Упования на технократические идеи глобального охвата мира теперь уже не сдерживаются этической зрелостью политиков, а делают их серость и безнравственность привычной нормой жизни, оправданной притязаниями виртуальных построений.

Внезапный добровольный отказ России от имперских притязаний не долго шокировал Запад. Сверхдержавность США победила, и ее военно-пропагандистская машина так и не перестроилась на мирный лад. Имперские амбиции поставили Америку в позицию мирового жандарма. Подмена сил ООН силами НАТО заставила забросить куда подальше конспекты общегуманных наработок и подрубить опору миротворческих сил. В таких условиях всеми колесами североатлантического блока лихорадочно заработала американская военная машина и начались единоличные усмирения Ирака и Сербии, а после 11 сентября 2001 г. уже и операция по усмирению террористов в Афганистане грозит перерасти в войну Севера и Юга, если не будут решены проблемы взаимодействия с талибами. В зоны жизненно важных интересов США на головы мирных жителей насылаются карающие десницы крылатых ракет, самолетов-невидимок "Стелс". Почему же глобалистские идеи приходят к своему измельчению и застопорилась эволюция высоких гуманистических идеалов демократии в политике, экономике, культурологии, науке и технике?

То, что США уже давно живут по сценарию империи сегодня никого не удивляет. Наоборот, всеобщее вставание при исполнении гимна Америки вызывает слезы умиления и гордости. Также и римские центурионы при зове трубы из "вечного города" - Рима верили в вечность имперских устоев, уходя в очередные походы. Но насколько эти устои прочны, где начало их конца?

Говорят, что Бисмарк, прочитав "Капитал" Маркса, высказался, будто эту неплохую теорию можно было бы претворить где-нибудь в Англии, либо в России. Послереволюционное формирование российской тоталитарной системы подтвердило блестящий прогноз железного канцлера. И одновременно в картине такого, претендовавшего тогда на всеобщность мироустройства на шестой части земли, выявились и его отрицательные стороны. Ведь кроме претензий на заботу о каждом члене общества, продекларированную в сталинской Конституции; кроме реального положения, когда бывшие колонии стали жить лучше, чем сама метрополия; закрутились и жернова политических репрессий, нивелировавшие все инакомыслие через ГУЛАГовский молох. Не смогла российская супердержава, став империей, решить и всех своих экономических проблем. И не только потому, что воспитала целый класс серых центурионов, боящихся ответственности и разучившихся принимать серьезные решения. Шанс на мировую всеобщность, данный ей, был упущен прежде всего потому, что исчерпался ее экономический запас прочности. Отчего так произошло и есть ли закономерность в том, что государственно-экономические устройства, достигнув своего звездного часа, канут в лету, а безупречные теории, претендующие на мегаэкономическую сущность, списываются на свалку истории, становясь непригодными для жизни целых народов и континентов?

Россия дореволюционная могла обрести в своем экономическом росте планетарный размах. Да и из истории вполне достоверно известно, что первой мировой валютой был не доллар, а российский золотой империал. Первые соприкосновения с Ротшильдом, ставшим одним из столпов-держателей мировой валюты, сделал наш российский министр финансов Витте. До 1913 г. империал был самой твердой валютой в мире. Большевики потом, с планетарным размахом и лозунгами мировой революции, реанимировали его в золотой рубль. Правда, на Генуэзской конференции они отказались платить по царским долгам, но даже тогда убедили мир сотрудничать с революционной Россией. Утраченные концессии были возобновлены и предоставлены мировому капиталу даже в большем объеме. И потом, благодаря накопленным финансам, страна смогла сделать мощный рывок в индустриализации и выиграть вторую мировую войну.

Все это было. Но, поскольку почти все время программы большевистской России, как аграрной страны, держались на высасывании соков из своей деревни, то естественно, наступил предел роста. Этот предел очерчен, так сказать, в явном виде, ведь уже несколько десятилетий подряд Россия закупает зерно за границей. 

От этих проблем далеки США. 

Они сыты и ухожены. Но вступление их на имперский путь также ставит вопросы, аналогичные тем, что стояли и перед Российской Империей и перед СССР. И главный вопрос в том, есть какие-то определенные границы у американского развития? И если есть, чем они определяются? Возможно, в истоках развития США они просматриваются более четко?

Русский поэт Сергей Есенин, еще в 20-х годах побывавший в Америке и давший американским властям слово не петь "Интернационала" на публичных встречах, написал, что США показались ему мировой побирушкой, которая, как окурки собирает идеи по всей Земле. Но даже на этом, по его крестьянскому разумению, она должна была построить свое невиданное процветание.

И построила, поскольку еще до всех японских экономических чудес впитывала все ценное в идейную основу бизнеса. После создания МВФ в 1946 г. страны договорились сделать доллар международной валютой. Это должно было облегчить международную торговлю и развивать бизнес. Но то, что из этого вышло, превзошло все ожидания. Именно становление доллара в качестве ключевой мировой валюты и определило на долгие годы финансово-экономический успех США. 

Достижения, собираемые с миру по нитке, примерно так же, как античные достижения культуры, перетекали в Европу, а затем попадали в США.

Немудрено, что русский телевизор Зворыкина первым засветился на американской земле, крекинг Ипатьева обогатил ведущие нефтяные фирмы США, вертолеты Сикорского также стартовали отсюда, "золотой" мост в Сан-Франциско, как одно из новых чудес света, тоже был спроектирован русским инженером.

Русские же заложили и славу "Силиконовой долины", изобретя видеокассеты и миниатюрные устройства памяти для компьютеров и даже для высадки астронавтов на Луне были использованы расчеты русского инженера Кондратюка.

Закономерно, что космополитизм для одного класса (называемый интернационализмом) с лозунгом "Пролетарии всех стран соединяйтесь" был заменен космополитизмом для людей с правами человека. Американские идеи планетарности оказались более продвинутыми в системном плане, поскольку относительно безболезненно рождались из старого - без глобальных ломок и революций, показав большую живучесть, гуманность и устойчивость в эволюции рыночного хозяйства.

Вышло так, что через 70 лет российская имперская тоталитарная экономика исчерпала свой запас прочности и ее распад стал закономерным результатом вступления страны на путь интеграции в мировую экономическую систему и рынок. По этой же причине откололись от Союза и все его ближние и дальние сателлиты, уйдя в автономное рыночное плавание. Доктрина, некогда отмеченная Бисмарком, так и не дотянула до своей всеобщности. Ее поглотила другая всеобщность, - всеобщность доктрины равных возможностей, более привлекательной своей открытостью и возможностью делать бизнес, не считаясь с узкой закованностью ни в какие границы и железные занавесы. Да и рычаги американской модели мирового охвата в экономике были более глобальными и действенными, чем провинциальная неколебимость "замороженной" советской валюты.

В противовес российским тоталитарным и силовым государственным иерархиям были созданы мощнейшие рычаги управления хозяйством планеты в виде МВФ, Всемирного банка, ВТО и других мировых организаций. Правда, и у них проявилась двойственная природа. С одной стороны, они обеспечивают защиту глобального рынка, а с другой - в них нельзя не заметить чисто американской имперской позиции по защите финансовой зоны своих экономических интересов. И именно они, подобно Гутенбергу, изобрели денежный печатный станок, покрывающий мировые потребности в валюте.

В России после революции тоже был шанс занять ведущее в мире положение, какое переняла у нее Америка. Но этого не получилось. Хотя во многих сферах деятельности СССР ранее Америки вышел на имперский уровень, однако, идея экспорта своей системы в Африку и Азию под лозунгом марксистского глобализма и всеобщности проиграла американизму экономически. Америка, особенно после Киссинджера, сумела своей новой доктриной глобализма и оружием и здесь переломить ситуацию, а заодно дать толчок региональным войнам в пользу проамериканского передела мира без всяких аннексий территорий.

Избранная модель западной организации показала, что мировая интеграция капитала через простые и доступные формы стала более эффективной в сравнении с тоталитарным напряжением сил и искусственным порождением и насаждением рабочего класса даже там, где для этого не было никаких условий. Американцы особую роль в эволюции своего глобализма отвели международным биржам, "транснациональными акционерами" которых могут стать любые граждане планеты. В этом соперничестве двух систем ведущие страны мира почти единогласно избрали для расчетов доллар в качестве мировой валюты. Укрепившись таким образом экономически, США предложили миру трансформировать и денежную систему. Если раньше за каждой валютой любой страны стоял эквивалент золотого запаса, то доллар выдвинул новый эквивалент - индекс Доу-Джонса, представляющий некий рейтинг около ста ведущих транснациональных корпораций мира. Именно идея всеобщности "долларовых отношений" позволила сделать этот во многом неэкономический с точки зрения классической науки шаг. В то же время (может быть для того, чтобы другие страны "подтягивались" до панамериканского уровня) для получения другими странами долларовых инвестиций в качестве страховки необходимо все же положить в швейцарский банк золотой эквивалент. Валюты тех, кто не мог этого сделать автоматически превращались по отношению к доллару в некие необеспеченные бумажки.

Валютная всеобщность, проявляющаяся на мировой бирже проявляется и в том, что если необходимо обанкротить банки какой-либо страны, то достаточно сыграть на курсе валют. Единственной защитой от финансового кризиса становятся аккумулированная долларовая наличность или режущая по живому эмиссия местной валюты, что и произошло на наших глазах на Тайване и в России. Но и здесь денежные потоки, по мнению ведущих экономистов, ведут себя не строго по нео-кейнсианским и монетаристским моделям. Деньги для обращения, выраженные разными индексами денежных агрегатов, не учитывают тех денег населения, которые кладутся в чулок в качестве страховки на черный день. А ведь только в России у населения их омертвлено более чем на 72 млрд. долл., что, по мнению многих аналитиков, отражает не только российские региональные тенденции в преддверии кризиса, уже сегодня грозящего глобализму. Может быть, все дело в том, что монетаристы отвергают производственную компоненту для индекса Доу-Джонса, которая могла бы сложиться и в других странах. Поэтому и совет Дж.Сороса покупать новоявленную евро-валюту, чтобы окрылить и вернуть доллар на свою историческую родину может обернуться троянским конем инфляции для долларового глобализма.

Пока же постоянные экономические преобразования в мире идут по сценариям глобалистов, и для международной биржи неважно, в какой стране акционеры могут сделать прибыль. Экспорт американского доллара на то и рассчитан, чтобы сохранить в гомеостатическом состоянии общую массу валюты в мировом обращении. Но Америка в этом смысле сама является заложником доллара. Неожиданные удары сыплются на нее со всех сторон. Периодически сотрясающие кризисы ее фирм и корпораций, являющиеся по идее гарантами стабильности доллара, сами, расталкивают локтями друг друга ради сохранения себя на глобальном рынке. Недавно даже такой гигант, как "Боинг" выбросил за ворота 40 тыс. своих служащих. Но это закономерно. Тысячам белых и синих воротничков грозит теснота их манишки и они волей неволей должны подчиняться выработанной психологии перманетной изменчивости и эволюции ради сохранения выбранного ими самого демократичного образа жизни и философии всеобщности утверждаемой ими системы.

Отсюда вытекает и еще один важный принцип в миропорядке глобального рынка, который пока не был понят Россией. Это принцип конкурентоспособности защищаемого и продаваемого продукта. Россия, быстро приняла рыночную идеологию и создала свои корпорации, но, не обеспечив конкурентоспособности продуктов для своей же продовольственной безопасности в сельском хозяйстве и в таких подвижных отраслях, как наука, образование и туризм, стала терпеть фиаско, поддавшись философии выборочного обогащения через олигархии, по сути дела оставшимися прежними, формально приватизированными монополиями. Незнание законов рынка и неумение торговать привело к потере даже имевшихся у СССР рынков. Не приносящие олигархических, сиюминутных выгод отрасли остались вне поле зрения. Это и привело к тому, что Россия, имея самую крупную в мире армию ученых и наилучшую по оценкам международных экспертов систему образования, не может использовать их в бизнесе. Эти российские отрасли сами по себе могли бы приносить прибыль и обогащать человечество нестандартностью своих подходов, а их стали отождествлять с коммерцией, сложившейся в торговле джинсами и сникерсами. 

Между тем в системе мирового хозяйства давно наступила эра специализации целых регионов. 

Тойоту можно сделать лучше всего в Японии, телевизоры - в Юго-Восточной Азии, компьютерный бизнес весь монополизирован под солнцем "Силиконовой долины" и компьютерной империей "Майкрософта".

Про Россию же можно по-прежнему говорить, что она никак не оторвется от своего, пока неисчерпаемого сырья, хотя многие хотели бы видеть ее продавцом передовых, прорывных идей и высоких технологий.

Торговля идеями у России пока не получилась. Зато Америка в силу всеобщности рыночных отношений, распространяющихся и на науку, стала активно перекупать наши научные умы. Причем, оценка их стоимости опять же идет по цене нашего заниженного предложения, особенно при сложившемся низком уровне притязаний отечественных ученых. Под лозунгом, что знания принадлежат всему человечеству, российские специалисты начинают уезжать на Запад. Отсутствие государственной протекции и какой бы то ни было инфраструктуры для поддержки российского научного бизнеса, кроме доморощенных и нищих общественных академий, приводит к тому, что Россия, как и десять и двадцать лет назад, остается сильна лишь своими ракетами, невоплощенными идеями и несравненным в мире балетом. 

Даже Клинтон в недавнем январском выступлении в Технологическом музее посетовал на недальновидность подобной политики со стороны американских научных корпораций. Он даже сказал, что пора начать платить российским ученым приличествующую их статусу зарплату, дабы избежать соблазнов применить к ним эмигрантские мерки третьестепенного сорта. Замечание правильное, особенно если учесть, что не только в технических областях, но и в экономических учениях, выявивших статистические закономерности рыночных взлетов и падений самый весомый вклад внесли именно русские ученые.

Достаточно вспомнить имена Чаянова, Леонтьева, Канторовича и других.

И никто не гарантирует, что те же русские в конечном итоге не "закроют" эту тему, трансформировав сам американский глобализм, на котором сегодня держится философия жизни США в некую еще мало представимую систему.

Конечно, в этой неконтролируемой гонке россиян за международными грандами и элементарными условиями для наших ученых повинно само российское государство. Если те же США кладут все силы на алтарь самосохранения своего научного потенциала и при недостатках в той или иной сфере науки начинают настоящую охоту за умами, не считаясь со средствами, то в России, ученые, как и дети стали самым незащищенным классом в своей стране. Серьезной концепции национальной безопасности российской науки до сих пор нет. Ее продают даже хуже, чем поставлена торговля своими необъятными природными ресурсами.

Но в том-то и дело, что русский научный ум по-прежнему остается более необъятным с точки зрения широты идей и способов переквалификации, чем его западный, сугубо специализированный коллега. А значит рано или поздно этот вид бизнеса найдет свою нишу на международном рынке разделения труда и у России тут намечаются далеко идущие перспективы. Но здесь намечаются и свои сбои. Ведь сегодня россиянам приходится преодолевать тернии и кордоны тех бюрократических рогаток, которые в американских госструктурах и департаментах якобы порождены, чтобы охранять имперскую неколебимость США. Закон Паркинсона, видимо, рождает новый вид бюрократического паркинсонизма, приводящего в конечном счете к параличу того прогрессивного, чем сильны сегодня идеи глобализма.

Итак, дальнейшее развитие США идет по сценарию развития империи. Сходство с дореволюционной имперской Россией здесь также прослеживается поразительное даже в навешенных ярлыках. Помнится большевики до 1917 г. называли Россию жандармом Европы, а теперь Америку называют мировым жандармом. После войны с Японией Россия получила стыдливое прозвище колосса на глиняных ногах. А теперь японцы ругают Штаты колоссом на силиконовых ногах. Сходство прослеживается даже в материале подпорок, ведь в основе многих глин лежит кремний. А если отвлечься от метафор, то стезя всех империй в информационно-политической сфере всегда одинакова. В итоге и силиконовые подпорки самых последних разработок тоже могут обломиться под грузом того мусора, который закачивается в три его дабла.

Глобальная сеть уже неконтролируемая никакими бюрократическими ситами постепенно становится психологической удавкой, которая действует как трал для дельфинов и пингвинов, попадающих в него вместе с рыбой. Недаром психологи уже отмечают психо-интернетовские болезни, занесенные в каталоги международных болезней.

Это отступление однако имеет смысл. Ведь пишут же, что римскую империю победило отсутствие информационных обратных связей со своими провинциями. Интернетовский информационный разврат идет от другой крайности. Но крайности, как известно сходятся. И это сходство заключается в том, что в управлении через виртуальные реальности начинает размываться смысл. Но как можно управлять миром без смысла еще никто не придумал. И получается, что имперские защитники, гордящиеся своим самым открытым из открытых изобретений, все больше и больше входят в сферу призрачного, ложно ожидаемого, а не реального управления. 

Виртуальность оборачивается информационной ограниченностью, которая сама себя втискивает в рамки имперских сценариев, развивающейся как и сто и тысячу и две тысячи лет назад. А сценариев минимум три:

- либо как Россия и Древний Рим и дальше плодить своих сателитов, особо не вмешиваясь в жизнь туземных законов;

- либо подгонять все под свою колодку, как сейчас США делают в Югославии и Ираке;

- либо есть третий путь, проявившийся синдромом Александра Македонского, названным так потому, что этот герой, победивший восточные поднебесные империи, сам стал в конечном итоге рядиться в одежды азиатских деспотов, да так и погиб от неведомой восточной болезни.

А такая ослабляющая Америку протекция прослеживается во всем: от собственных сталелитейщиков, уязвленных стальным демпингом из России, до пробивания Нобелевских премий для своих ученых.

Дело дошло до того, что специалисты, которые работают на НАСА создали даже ассоциацию по исследованию космоса, в которых на правах круговой поруки из-за боязни рассекречивания разработок замкнутая группа ученых сама для себя пишет рецензии своим коллегам. Зациклилось на самих себя и их микромафиозное финансирование, да и финансируются уже давно известные темы и направления. Поэтому и космические корабли, отправленные на Марс и к Сатурну, все больше начинают рассматриваться лишь как чистый американский проект. А простую истину о том, что знания нельзя монополизировать, поскольку они принадлежат всему человечеству, многие ученые США начинают вежливо забывать.

Сковывающий и унижающий человеческое достоинство компьютерный контроль начинает почти зримо довлеть над личностью каждого гражданина США. Интернет, конечно, упростил работу фирм и корпораций, а заодно и во многом решил проблему энергетического кризиса, ведь потребление бензина в случае, когда не надо ехать в офис, сократилось по некоторым оценкам более чем на треть. Однако тоталитаризм социального сканирования, как в виртуальных играх заставляет людей от их рождения и до смерти делить на "плохих" и хороших", на благонадежных и не очень, как бы заведомо замораживая право личности на развитие и духовность, непонятную бюрократическим инструкциям. И если раньше Декларация прав человека звучала как истинная песня свободы, то теперь, все больше и больше ее трактовка походит на стандартный набор рецептов благонадежности. Если к этому добавить зомбирование личности и навязывание жизненных стандартов и аксиом через телевидение и рекламу, то станет ясно, насколько жестки рамки предопределения каждого жизненного шага. 

Но если отвлечься от несуразностей американской "прямолинейной" фемиды, то можно сделать вывод и о том, что виртуальность образа жизни американцев все более и более начинает менять их мораль.

В США уже давно стали притчей во языцах судебные процессы, когда даже матерей лишают материнства из-за того, что те не могут оторваться от компьютера и уделить время воспитанию детей. Отдавая себя во власть компьютерных вычислений, человек как бы заведомо выводит себя за скобку математического символа. Компьютерное иждивенчество выхолащивает в конечном итоге реальность, поскольку не учитывает ни духовных, ни познавательных способностей и устремлений участников бизнеса. Интеллектуализм превращается в голый утилитаризм и прагматизм. А бездуховным нациям, как древним римлянам грозит вырождение, освобождающее пространство для новых варваров.

Интуитивно осознав эту опасность, Америка стала вводить моду на духовность и правильный образ жизни. И каких только гуру и Махаришей США не приютили у себя, побив все рекорды по взращиванию псевдо-духовных тоталитарных сект. Но даже при этом наплыве, мозги американцев не могут прочистить сегодня никакие психоанализы, хотя известные целители от сайентологов, например, и предложили очищать мозг подобно тому, как в компьютере стирают мусорные и устаревшие файлы. Но нестираемое чувство голода по духовности у здравомыслящих американцев не исчезает и возрастает с каждым днем.

Каков здесь выход?

Возможно, пример может дать Россия, приобретшая иммунитет от тоталитарного подавления личности и научившаяся делать гениальные открытия и штурмовать космос, находясь даже не в виртуальных, а реальных тюрьмах. Только создание международных организаций в странах со стабильной финансовой системой позволит использовать на благо человечества уникальные научные знания России. Российский пример истиной тяги к творчеству и духовности мог бы помочь американцам. Ведь если русские умы предсказали, что человечество должно прийти к ноосфере, как сфере разума, то только на этом пути американский глобализм имеет шанс на продолжение своей эволюции. Возможно это будет космизм. Но дело не в "измах", а в том, чтобы не повторить печальную участь римских легионеров, заблудившихся на имперском марше истории.

Вполне возможно, что Всевышний не оставит человечество и даст шанс ему выйти из паутины современных кризисов. И надежда на Бога тут оказывается не беспомощным заклинанием. Ведь если вспомнить знаменитого Энштейна, то в одном из ответов на письма своих читателей, верит ли он в Бога и надеется ли на него, тот вполне определенно ответил: да, верит, но не в бога торгашей, а в того Бога, существование которого доказал еще ученый и философ Спиноза. Слова же Спинозы очень четко выявляют ограниченность многих цивилизационных заблуждений, ибо "тот, кто хочет все регулировать законами, - говорил он, - тот скорее возбудит пороки, нежели исправит их".

И во всех свидетельствах ученых о силе Бога, как нравственного закона и заповедей от Спинозы до Энштейна и Чижевского, Всевышний предстает не воюющим и крючкотворным небесным канцеляристом, а всеблагим, примиряющим и животворящим началом, которому необходимо учиться человеку в его постижении мира, истины и своего обустройства. И даже если следовать тому определению глобализма, который сложился на основе парадигм демократии, то даже силовые гуманитарные акции, как это звучит ни парадоксально, вытекают пока из ограниченного определения демократии. А оно стоит на трех китах: правах человека, открытых обществе и рынке и гражданском контроле над вооружениями.

Теперь эту формулу просто необходимо дополнить расширяющим, четвертым тезисом. И в новом определении демократии - это еще и наука и технологии для обеспечения международной безопасности и спасения человечества от всевозможных кризисов. Поскольку именно развитие человеческого фактора и подлинное очеловечивание прежде негуманитарных научных областей определяет расстановку сил на мировой арене в ХХI столетии, вошедших в постиндустриальную эру государств и все международные отношения на планете, постольку и демократия не может существовать без спасительного голоса науки - Науки высокой, фундаментальной, открывающей законы Творца и Мироздания.