Празднование 60-летия Победы 9 мая в Москве явилось событием, в котором отразились некоторые существенные черты взаимоотношений России и Европы. Волна публикаций и дискуссий, а также политические демарши, которые сопровождали подготовку и проведение юбилейных торжеств, показали, что в Восточной Европе и Прибалтике весьма активны политические силы, которые пытаются найти любой повод, чтобы представить Россию в образе имперской угрозы.
         Наибольший размах политико-пропагандистская кампания, призванная вменить в вину России (как правопреемнику СССР) попрание суверенитета восточноевропейских государств накануне и после Второй мировой войны, была развернута в Польше, Латвии, Эстонии и Литве. Требуя от России признать “факт оккупации”, эти страны хотят получить юридическое основание, чтобы добиваться судебным путем возмещение “ущерба”. Отказ Москвы признать “оккупацию” Восточной Европы они подают чуть ли не как основанную причину напряженности в российско-восточноевропейских отношениях.
         Варшава посчитала себя оскорбленной тем, что на торжествах в Москве 9 мая не прозвучало осуждение Пакта Молотова –Риббентропа. Польский министр иностранных дел А.Ротфелд попытался поднять этот вопрос на Генеральной Ассамблее ООН, заявив, что разгром фашистской Германии означал наступление новой “омерзительной тирании” в Восточной Европе, и призвал ООН осудить пакт Молотова – Риббентропа и Ялтинские соглашения 1945 г. Россия, уставшая от политических спекуляций Польши и прибалтийских государств на тему “советской оккупации”, решила не приглашать их на празднование 750-летия Калининграда.
         Однако у антироссийской кампании, приуроченной к 60-летию Победы, есть и другая, политико-психологическая причина – стремление ряда государств, недавно вступивших в НАТО и ЕС, заявить о своей значимости и показать, что они являются самостоятельной политической величиной, а не клиентскими странами, пошедшими в услужение США и крупным европейским державам. Неслучайно, что именно Польша пытается инициировать (возможно, с подсказки Вашингтона) ускоренную интеграцию Украины в западное сообщество и претендует стать главным плацдармом в экспорте “демократической революции” с целью ниспровержения политического режима в Белоруссии.
         Многие в ЕС – как в Еврокомиссии, так и на уровне отдельных стран – склонны поддерживать прибалтийские государства и Польшу. При этом их не смущает, что, например, президент Литвы В.Адамкус – единственный из ныне здравствующих глав государств, кто воевал на стороне фашистской Германии (на что официальный Вильнюс отвечает, что Адамкус воевал “с литовскими партизанами против советской оккупации”). Словно набрав в рот воды, не вспоминают о своих прогнозах те “прорицатели”, которые не жалея сил, пытались убедить всех, что вступление стран Восточной Европы и Прибалтики в НАТО и ЕС даст импульс развитию их отношений с Россией. “Аргументы” в поддержку этого тезиса часто раздавались как на Западе, так и в Восточной Европе все предыдущие годы, хотя с самого начала их надуманность была очевидной.
         В ответ на постоянные обращения России по поводу ущемления прав русскоязычного населения в Латвии и Эстонии представители ЕС неизменно ссылаются на заключение Еврокомиссии о том, что положение нацменьшинств в прибалтийских странах соответствует “копенгагенским критериям” ЕС. 
         Брюссель закрывает глаза на то, что в Латвии и Эстонии значительная часть населения имеет официальный статус “неграждан”. ЕС не обмолвился ни словом укора по поводу того, что латвийский парламент ратифицировал в мае Европейскую конвенцию по защите прав национальных меньшинств с существенными изъятиями, исключив русскоязычное население из сферы правовой защиты этого основополагающего международного документа. Россия назвала такую ратификацию профанацией.
         ЕС кичится тем, что отстаивает демократические ценности. Однако когда речь заходит о его геополитических интересах, он ставит эти интересы, как и политическую целесообразность превыше норм демократии. Предоставление гражданства и избирательных прав русскоязычному населению могло бы существенно укрепить в местных парламентах позиции политических сил, выступающих за развитие тесных отношений с Россией. Однако сценарий усиления пророссийского влияния в этих странах не устраивает Евросоюз. Подобная позиция ЕС на руку Риге и Таллину, которые не видят стимулов отказываться от своей дискриминационной политики. В этих условиях теряет всякий смысл создание подкомиссии по вопросам нацменьшинств в рамках регулярного диалога РФ – ЕС. Учреждение этой подкомиссии – типично бюрократический ответ ЕС на стремление России реально повлиять на ситуацию, попытка Брюсселя “утопить” проблему в бесконечных обсуждениях, чтобы прикрыть свое бездействие.
         Варшава, Вильнюс, Рига и Таллин находятся в оппозиции к попыткам ведущих европейских держав, направленным на укрепление отношений ЕС с Россией. Они подталкивают ЕС к более жесткой линии поведения в отношении Москвы, обвиняя ее в “имперских поползновениях и попрании демократии”. Вступление стран Балтии и Польши в Евросоюз не улучшило, а осложнило отношения России и ЕС. Европейскому Союзу стало сложнее разрабатывать и проводить согласованную политику в отношении РФ, с которой одна часть его членов находится фактически в состоянии “холодной войны”, в то время как другая выступает за конструктивное развитие отношений.

          Европейский Союз является крупнейшим торговым партнером России: на него приходится более половины российского экспорта. Объем двусторонней торговли достиг 97 млрд. евро в 2004 г. Европа удовлетворяет примерно пятую часть своих потребностей в энергоносителях благодаря поставкам из РФ; по газу это доля составляет 40%. В страны ЕС идет 85% экспортируемой российской нефти¹. Поставки “Газпрома” покрывают четверть потребления природного газа в Европе. Сотрудничество в энергетической сфере будет еще больше возрастать по мере истощения запасов углеводородного сырья в Северном море и освоения новых нефтегазовых месторождений в России. Согласно прогнозам европейских экспертов, в 2030 г. зависимость ЕС от поставок российского газа может превысить 80%. Подобная перспектива вызывает в Европе определенную настороженность, поскольку создает для России сильные позиции в сфере энергетической дипломатии. Вообще, проблема растущей энергетической зависимости Европы от импорта обозначена как предмет особого беспокойства в Европейской стратегии безопасности, одобренной на саммите ЕС в декабре 2003 г. Сейчас эта зависимость оценивается в 50%, а через 25 лет, как ожидается, она возрастет до 70%². 
         Российская Федерация и ЕС ведут регулярный диалог по вопросам, представляющим взаимный интерес, и специфика задач, стоящих перед ними, находит свое отражение в повестке дня двусторонних отношений: формирование четырех общих пространств, “калининградский транзит”, энергетическое сотрудничество и т.д. Поэтому тем более удивительно, что в своей политике “европейского соседства” (“European neighbourhood”) ЕС выдвигает одинаковые условия для столь непохожих стран, как Россия и Иордания (Ливан, Марокко и т.д.). Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, сколь различны условия, существующие в России и государствах Ближнего Востока, Северной Африки. Сомнения в обоснованности подобного подхода, который и Россию, и южных соседей ЕС (страны южного Средиземноморья) стрижет под одну гребенку, разделяют даже те европейские парламентарии, которых трудно заподозрить в симпатиях к Москве³. 
         Европейский Союз, конечно, не может полностью игнорировать российские реалии, поскольку стремится к предсказуемости в отношениях с Россией. На саммите в Москве 10 мая 2005 г. РФ и ЕС подписали соглашение по четырем “дорожным картам”, которое определяет цели и намечает меры по формированию в среднесрочной перспективе четырех общих пространств: в сфере экономики; внутренней безопасности и правосудия; внешней безопасности; науки, образования и культуры. Однако этот документ не влечет юридически обязывающих последствий ни для одной из сторон, и, по сути, является не более чем декларацией о намерениях, выполнение которых зависит лишь от доброй воли участников. Он содержит не обязательства, а только пожелания, как провозглашенные цели можно было бы достичь.
         РФ и ЕС стремились любой ценой достичь соглашения, ибо провал переговоров давал бы повод говорить не просто о пробуксовке или временном спаде, а о глубоком кризисе в отношениях между Россией и Европой. Подобный поворот был невыгоден не только ЕС, который сталкивался с угрозой провала ратификации Европейской конституции и стал явно уступать США в политической и экономической конкурентной борьбе^*. Неудача не сулила ничего хорошего и России, сделавшей ставку на интеграцию с Европой как на один из важнейших, если не самый важный ресурс в размывании американской гегемонии в мировых делах. 
         Соглашение о “дорожных картах” охватывает обширный комплекс вопросов сотрудничества по отдельным отраслям и секторам экономики. В нем декларируется, что формирование общего экономического пространства (ОЭП) преследует цель создать открытый и интегрированный рынок между Россией и ЕС. Однако нужна ли Россия как сильный конкурент на этом рынке? Несомненно, интересам ЕС больше отвечало бы положение, когда Россия выступала как слабая сторона, оставаясь в роли поставщика топливно-сырьевых ресурсов, ведь в этом случае с ней было бы гораздо легче вести дела, нежели если бы она действовала с позиции сильного торгового партнера. ЕС знает из собственного опыта, как трудно отстаивать интересы, если Европа сталкивается с сильным партнером, таким как США. В последнее время у него возникают серьезные проблемы в торгово-экономических отношениях с Китаем, который, превращаясь в экономического гиганта, все больше теснит европейских производителей не только на рынках третьих стран, но и в самой Европе.
         Россия рассматривает соглашение об общем экономическом пространстве (ОЭП) как способ открыть европейский рынок для российской экономики, позволяющий уйти от своего нынешнего положения – заложника конъюнктуры на мировом рынке топливно-сырьевых ресурсов. Однако для ЕС соглашение об ОЭП – прежде всего поли- тический вопрос. Согласно официальным документам Евросоюза, его основные интересы – это укрепление политической и экономической стабильности в России, развитие демократических институтов, содействие установлению власти закона, законодательной и судебной систем, а вовсе не сильная российская экономика и не стимулирование российского экспорта в ЕС.
         Хотя соглашение по дорожным картам предполагает гармонизацию законодательств обеих сторон, как в сфере экономики, так и по другим перечисленным в нем областям сотрудничества, на самом деле речь может идти только о присоединении России к правилам, действующим в ЕС. Европейский рынок регулируется многочисленными законодательными и нормативными актами, и подстраивать их под отношения с Россией ЕС вовсе не собирается. 
         История не знает ни одного примера, когда бы законодательство Евросоюза разрабатывалось с учетом интересов третьих стран, и нет никаких оснований полагать, что эта практика будет пересмотрена. Это России придется приспосабливаться к правилам ЕС и соблюдать их, если она считает необходимым дополнить собой европейский рынок. Однако необходимо иметь в виду, что эти правила разрабатываются в ЕС исходя из европейских реалий, которые во многом отличаются от российских.
         Соответствие торгово-экономическим, техническим и научно-образовательным стандартам ЕС потребует от России жертв. Чего стоит намерение отказаться от проверенной жизнью национальной системы образования и науки в пользу модели ЕС, или обещание постепенно отменить к 2013 г. государственное финансирование национальных авиакомпаний, таких как “Аэрофлот”, совершающих рейсы по транссибирским маршрутам. ЕС оценивает это субсидирование в 233 млн. евро в год, и требует его прекращения под предлогом, что оно противоречит правилам ВТО⁴. В документе это условие обтекаемо называется “модернизацией системы транссибирских перелетов”⁵.  Шаги по интеграции, которые определяет подписанное соглашение, накладывают на Россию дополнительное бремя и грозят лишить ее некоторых естественных преимуществ, связанных с протяженностью ее пространства, географическим положением, выгодным с точки зрения удобного транзита между Европой и Азией. 
         Возникает вопрос: зачем нужны эти жертвы, если Россия не ставит своей целью вступление в ЕС, когда они могли бы быть еще как-то оправданы? Никто же не требует от Египта отказаться от взимания платы за проход кораблей через Суэцкий канал. Почему Россия должна отказываться от пошлины за пролет самолетов стран ЕС по кратчайшим маршрутам из Европы в Азию через Сибирь? 
         Подписанное в Москве соглашение определяет создание общего пространства свободы, безопасности и правосудия как долгосрочную цель. Россия пошла на уступку, согласившись отнести решение вопроса о безвизовом режиме на неопределенно далекое будущее. Раньше она добивалась перехода к этому режиму в более сжатые сроки (неофициально называлась ориентировочная дата – 2008 г.). Другая российская уступка – в “дорожной карте” завершение переговоров об упрощении визовых процедур увязывается с заключением соглашения по реадмиссии. До этого Москва выступала против подобной взаимоувязки. По мнению комиссара ЕС по международным отношениям Б.Ферреро-Валднер, соглашение по облегченному визовому режиму для некоторых категорий граждан РФ и стран ЕС может быть достигнуто уже к октябрю 2005 г., если Россия возьмет на себя обязательство репатриировать из стран ЕС иммигрантов, незаконно проникающих в ЕС с российской территории. От принятия подобных обязательств Москву удерживают большие затраты и правовые проблемы, связанные с соблюдением прав иммигрантов, выдворение которых с территории ЕС власти Евросоюза собираются возложить на российскую сторону.
         Еще одно предварительное условие, которое ставит Брюссель в отношении безвизового режима, – урегулирование пограничных споров России с Латвией и Эстонией, чтобы восточные границы ЕС были юридически оформлены на всем их протяжении. В результате Рига и Таллин имеют возможность манипулировать “пограничным вопросом”, удовлетворяя свое желание держать Россию на отдалении от Европы. То, к чему это может привести, наглядно показывает судьба российско-эстонского договора о границе, когда одним росчерком пера эстонских законодателей перечеркнута многолетняя работа по его подготовке. Пограничный договор был подписан 18 мая 2005 г. в Москве, и в июне эстонский парламент ратифицировал его, включив в преамбулу документа ссылки на Тартуский договор 1920 г. и на декларацию Госсобрания Эстонии о восстановлении конституционной государственной власти (от 7 октября 1992 г.). Этими ссылками Эстония попыталась зарезервировать возможность в любой момент предъявить права на те территории, которые принадлежали ей до 1945 г. (часть Ленинградской и Псковской областей). Россия пресекла эти попытки, отозвав свою подпись под пограничным договором. Не оставляет попыток получить основание для претензий на часть российской территории (район Пыталово) и Латвия, стремясь протащить в новый договор о границе с Россией упоминание российско-латвийского мирного договора 1920 г.
         “Дорожная карта” по общему пространству внешней безопасности, являющаяся частью пакетного соглашения с ЕС, подписанного в Москве, не добавляет ничего нового к двустороннему сотрудничеству в этой сфере, а лишь констатирует имеющиеся точки соприкосновения. Россия и ЕС разделяют ответственность за поддержание миропорядка, основанного на эффективной многосторонности, поддерживают укрепление центральной роли ООН, выступают против развертывания вооружений в космическом пространстве. Однако подавляющее большинство направлений и проектов военного и военно-технического сотрудничества России и Европы ограничивается рамками консультаций или обменом мнениями на экспертном уровне.
         В “дорожной карте” по гуманитарным вопросам отмечается, что Россия уже начала интегрироваться в европейское пространство высшего образования, присоединившись к Болонскому процессу.
         Однако многие эксперты выражают сомнения, что этот процесс ведет к улучшению общей ситуации или повышению качества подготовки в образовательной сфере. Неужели ради сугубо технической цели достижения конвертируемости дипломов нужно делать важнейшую сферу жизни государства и общества объектом эксперимента с неопределенным исходом? Непонятно, зачем отказываться от проверенных практикой преимуществ российской системы образования и науки, если Россия не ставит своей целью вступление в ЕС?
         Пакет из четырех “дорожных карт”, определяющий повестку дня российско-европейских отношений на среднесрочную перспективу, не сулит стратегического прорыва. Россия рассматривает договоренность по “дорожным картам” как этапный шаг в построении “большой Европы” без разделительных линий, но для ЕС такого политического понятия не существует, ведь оно нивелирует его главенствующую роль на континенте и отрицает границу, отделяющую Шенгенскую зону от остального европейского пространства. ЕС оперирует понятием “объединенная Европа”, которая не включает те европейские страны, которые не являются членами этого союза.
         Несмотря на содержащиеся в “дорожных картах” декларации о сближении законодательств и практик двух сторон, ни о какой “встречной интеграции” и тем более конвергенции на самом деле речь не идет: на практике ЕС признает только однонаправленную интеграцию – такую, которая осуществляется на его условиях. Эта закономерность прослеживается на протяжении всей истории ЕС, чей численный состав увеличился с шести стран (1957 г.) до нынешних 25-ти.
         Соглашение по четырем “дорожным картам” оставляет нерешенными многие противоречия (в первую очередь это относится к разделам “правосудие” и “внешняя безопасность”) и не устраняет основную причину большинства существующих проблем во взаимоотношениях России и ЕС – отсутствие общего для них стратегического видения будущего. С точки зрения ЕС, соглашение по дорожным картам призвано не столько интегрировать Россию в Европу, сколько подтолкнуть Москву принять определенные правила и ввести их в выгодные для Евросоюза рамки. То, что ЕС ставит на первое место согласование правил поведения, которые далеко не во всем соответствуют специфическим потребностям модернизации России, создает почву для взаимного непонимания, противоречивых ожиданий и конфликта интересов. Россия может интегрироваться в Европу на условиях равноправия, только если будет выступать как сильный партнер, заставляющий считаться с ее интересами.

          В отношениях с Европой Россия  весьма остро чувствует свое неравноправие в сфере безопасности. Она отстранена от участия в принятии решений ключевых институтов европейской безопасности (НАТО и ЕС) по вопросам, которые непосредственно затрагивают ее интересы. Совет РФ – НАТО восполняет этот пробел лишь в ограниченном сегменте их взаимоотношений. У России и ЕС нет даже такой структуры ограниченной компетенции, где Москва была бы представлена на равных с каждой из стран Европейского Союза. ЕС не рассматривает Россию как полноправного участника общей европейской политики обороны и безопасности. В результате РФ оказывается в ситуации, когда не может повлиять на его решения по европейской безопасности. Нежелание Евросоюза предоставлять ей равноправный статус при решении вопроса о проведении совместных миротворческих или антитеррористических операций перечеркивает саму возможность подобных коллективных действий.
         Как отмечается в докладе политического комитета Ассамблеи ЗЕС, России удалось наладить диалог с НАТО на равных в отличие от “Европейского Союза, который предъявляет ей множество трудновыполнимых требований, не обещая взамен соразмерных политических и экономических выгод”³.
         Более того, различия в понимании значимости проблемы демократии являются потенциальным источником политического конфликта между РФ и ЕС.
         Стремление ЕС вывести тему демократии на центральное место в повестке дня российско-европейских отношений может создать дополнительные трудности в двустороннем сотрудничестве по более приоритетным для России проблемам, особенно если Европа будет придерживаться здесь жесткой взаимоувязки. Даже те европейские парламентарии, которые нередко критикуют Россию, признают, что “внедрение стандартов демократии может происходить только как постепенный процесс и должно учитывать культурные факторы”³.
         Москва и Брюссель декларируют необходимость обеспечения международной стабильности и взаимодействия по урегулированию региональных конфликтов, в том числе в регионах, прилегающих к их границам. Однако именно на постсоветском пространстве конкуренция их интересов проявляется наиболее резко. Это касается прежде всего Белоруссии, Украины и Молдавии.
         В первом случае РФ и ЕС придерживаются диаметрально противоположных позиций в отношении режима А.Лукашенко^**; во втором – они продемонстрировали разное понимание проблемы легитимности в связи с “цветными революциями” на постсоветском пространстве (особенно остро эти разногласия выплеснулись на поверхность при смене власти на Украине); в третьем случае – они расходятся в подходах к урегулированию конфликта между Кишиневом и Тирасполем и к проблеме пребывания российских войск в Приднестровье^***.
         Москва и Брюссель по-разному смотрят на возможности участия постсоветских государств одновременно в разнонаправленных и конкурирующих интеграционных процессах в ЕС и СНГ.
         Дилемму, о которой стратеги ЕС предпочитают не говорить вслух, польский аналитик С.Поповски формулирует так: “Независимая Украина не может существовать между двумя мирами – ЕС и Россией, ибо таково реальное политическое разделение нашего континента. …Украина может быть либо “российской”, либо “европейской”… Если бы Украина, Молдавия и даже Белоруссия оказались в составе ЕС, они навсегда ушли бы из-под влияния Москвы”⁶.
         Учитывая столь существенные разногласия, Россия отклонила предложенную Евросоюзом концепцию “общего соседства” (“common neigh-borhood”). Эта концепция предусматривала совместные усилия по разрешению политических конфликтов типа тех, что имеют место в Молдавии и Грузии. Сознавая бесперспективность выработки общего подхода в нынешних условиях, Россия отдала предпочтение действиям в рамках двусторонних механизмов, которые каждая из сторон имеет с соответствующими странами. Многие европейские политики и эксперты, преимущественно из стран Восточной Европы и Балтии, призывают ЕС не ослаблять геополитический натиск на постсоветском пространстве, несмотря на трудности, возникшие в связи с провалом Европейской конституции.
         РФ и Европа заявляют о партнерстве в борьбе с международным терроризмом, распространением ОМУ и наркотрафиком хотя между ними сохраняются разногласия и спорные проблемы. Однако далеко не всегда подобные декларации соответствуют реальному положению вещей.
         Стратегическое партнерство предполагает единство подходов, а его как раз зачастую и нет. Между Россией и ЕС сохраняются разногласия в определении понятий “терроризм” и “террорист”, которые должны быть устранены, если они собираются подтвердить на деле свое желание ускорить завершение работы над проектом Всеобъемлющей конвенции ООН по международному терроризму.
         Подходы России и ЕС к проблеме международного терроризма отличаются существенно разными акцентами. Евросоюз склонен видеть истоки терроризма в политической напряженности, региональных конфликтах, социально-экономической несправедливости. Между терроризмом и указанными явлениями существует определенная взаимосвязь. Однако напряженность, конфликты и несправедливость существовали в истории и раньше, когда международного терроризма в современном понимании не было и в помине. Стремление к политкорректности заставляет функционеров ЕС замалчивать религиозные и цивилизационные аспекты проблемы терроризма. Гораздо ближе к истине те аналитики, которые указывают в качестве первопричины современного терроризма болезненную реакцию традиционного мусульманского общества на вызовы глобального развития, растущее давление на него западных стандартов и ценностей. Глобализация разрушает традиционный уклад жизни во многих странах, но если на Западе она вызвала появ- ление движения антиглобалистов (включая и его радикальное крыло, склонное к актам насилия), то в исламском мире она ведет к политизации ислама, и этот процесс в определенных условиях приобретает экстремистские формы.
         В Западной Европе проживает весьма многочисленное мусульманское население, поэтому местные политики предпочитают закрывать глаза на угрозу, которую таит политизация ислама, и не поднимать вопрос об исламистском терроризме. Более того, некоторые из них не прочь нажить политический капитал на критике действий Москвы в Чечне. Однако террористическая угроза, с которой сталкивается Россия, носит вовсе не абстрактный характер, а является порождением радикального и экстремистского течения в исламе, которое пытается закрепиться на Северном Кавказе и в других регионах мира. Российский МИД не раз выступал с заявлениями о недопустимости двойных стандартов в отношении международного терроризма.
         Современные западные общества не выработали механизмов, препятствующих террористам и их пособникам злоупотреблять демократическими правами. Особым либерализмом отличается Великобритания, которая зачастую не различает, где проходит граница между религиозной (политической) толерантностью и попустительством террористам. Эта страна стала прибежищем не только для лиц, преследуемых российским правосудием по подозрению в соучастии в терактах, совершенных на территории РФ, но и для десятков экстремистских и радикальных исламистских организаций, запрещенных в других странах, в том числе западных. Терпимое отношение к экстремистским призывам, которые нередко раздаются на проповедях в британских мечетях, стало обычным делом. Однако заигрывание с радикальным исламом не уберегло Лондон от серии скоординированных террористических ударов, которые потрясли британскую столицу 7 июля 2005 г.^**** . В результате взрывов в метро и городском автобусе погибли десятки и были ранены сотни человек. Ответственность за нападение взяла на себя одна из организаций, входящая в сеть Аль-Каиды и действующая в Европе. Чтобы придать большее звучание своей акции, она приурочила ее к открывшемуся в тот же день саммиту “большой восьмерки” в Глениглсе (Шотландия).
         ЕС расходится с Россией и в оценке возможностей использования военной силы против террористов. РФ неоднократно заявляла на различных форумах о своем праве наносить превентивные удары по международным террористам, находящимся за пределами российских границ. Нельзя сказать, чтобы ЕС полностью отрицал роль военной силы в антитеррористической борьбе. И на законодательном уровне (статья III-309 Европейской конституции), и на оперативном уровне (планы создания к концу 2006 г. 6–8 ударных оперативных группировок, которые составят ядро европейских сил быстрого реагирования) Евросоюз допускает возможность привлечения вооруженных сил для проведения антитеррористических операций. Однако многие малые и средние страны-члены ЕС с большой настороженностью относятся к подобной возможности. В результате Европейский Союз уже два года не может скорректировать перечень совместных действий по обеспечению безопасности (т.н. “петерсбергские миссии”) и включить в него военные операции против террористов, хотя о намерении внести соответствующие изменения было заявлено еще в ноябре 2003г.
         Гораздо более продуктивно, чем с ЕС в целом, развивается сотрудничество России с ведущими государствами Западной Европы, прежде всего с Францией и Германией. Это сотрудничество, осуществляемое на двусторонней основе без необходимости прибегать к громоздким процедурам согласования с бюрократией ЕС, открывает возможности для более гибких механизмов обеспечения взаимных интересов. Париж стремится к формированию мирового и европейского порядка, который был бы в меньшей степени подвержен диктату США, и в реализации этих планов он отводит России заметную роль. В сравнении с другими странами, Франция более активна в поиске вариантов того, как Россия могла бы вписаться в политику обороны и безопасности, которую выстраивает Евросоюз. Москва и Париж поддерживают углубленный обмен мнениями по проблемам взаимодействия России с ЕС и НАТО, борьбе с международным терроризмом, реформе институтов ООН, ситуации в ОБСЕ, ядерному нераспространению, региональным конфликтам (Ближний Восток, Косово, Ирак, Афганистан). Россия с самого начала поддержала проект строительства международного экспериментального термоядерного реактора во Франции, а не в Японии, кандидатуру которой отстаивали США и Южная Корея.
         О доверительном характере российско-французский отношений свидетельствуют договоренности Москвы и Парижа провести совместные учения стратегических сил двух стран, изучить возможность разработки боевого беспилотного самолета. На двусторонней основе осуществляются проекты по созданию различных видов боеприпасов, тяжелых вертолетов, а также в космической сфере. Повышению оперативной совместимости вооруженных сил России и Франции способствует и более интенсивный, по сравнению с другими государствами Запада, график совместных учений, тренировок и других видов боевой учебы.
         Привилегированный характер носит сотрудничество России и с Германией. Берлин выразил признательность России за помощь в переброске своего воинского контингента в Афганистан, за предоставление воздушного и наземного коридоров для транспортировки германских войск в эту страну в соответствии с межправительственным соглашением^*****.  Российско-германское соглашение явилось действительно прорывным. Позднее аналогичный документ был подписан РФ и Францией. Опираясь на этот опыт, Россия и НАТО вышли на подписание в апреле 2005 г. соглашения о статусе вооруженных сил, временно находящихся на территории друг друга: оно регулирует правовые вопросы, связанные с переброской войск и вооружений, арендой военно-транспортной авиации, проведением совместных маневров, транзитным передвижением и т.д.
         Россия и Германия выступают первопроходцами и в экономическом сотрудничестве. “Газпром” и концерн “BASF” заключили соглашение об участии производственных структур этого немецкого гиганта в непосредственной добыче углеводородного сырья на российской территории – первый подобный опыт с участием западного партнера^******.  Германия покрывает примерно треть своих потребностей в нефти и газе за счет поставок из России. В апреле 2005 г. Россия и ФРГ объявили о достижении соглашения по проекту североевропейского трубопровода. К 2010 г. по дну Балтийского моря из Выборга в Грейвсвальд (Германия) должен быть проложен газопровод, который позволит РФ поставлять природный газ напрямую в Германию, Великобританию и скандинавские страны и резко уменьшить свою зависимость от “транзитных” стран – Белоруссии, Украины и Польши.
         18 марта 2005 г. в Париже прошел четырехсторонний неформальный саммит лидеров России, Франции, Германии и Испании – первая подобная встреча в истории. Лидеры трех крупнейших европейских держав посчитали необходимым дать импульс развитию отношений России с Европой, которые стали явно пробуксовывать. Париж, Берлин и Мадрид не согласны с теми странами ЕС, которые ставят развитие отношений с Москвой в зависимость от того, что им нравится или не нравится в российской политике. В отличие от восточноевропейских и скандинавских государств, Ж.Ширак, Г.Шредер и Р.Сапатеро посчитали необходимым “протянуть руку дружбы Путину” (по выражению помощников французского президента) и поддержать Россию на пути трудных реформ. “Четверка” договорилась о расширении сотрудничества в области авиации и космонавтики. Франция, Германия и Испания определяют политику Европейского космического агентства, на них приходится львиная доля европейских гражданских и военных проектов в этой сфере. Другая договоренность предусматривает более тесное сотрудничество в энергетической области.

          В результате общенационального голосования, состоявшегося 29 мая, большинство французов (более 55%) отклонило Европейскую конституцию. Это стало сильнейшим ударом по планам интеграции в новом, расширенном формате ЕС, ведь именно Франция стояла у истоков объединения послевоенной Европы и в паре с Германией являлась локомотивом всего европейского интеграционного процесса. Не помогло и непосредственное обращение лидеров Великобритании, Германии, Испании и Италии к французскому народу накануне голосования поддержать Конституцию.
         Хотя большинство аналитиков объясняли итоги референдума внутренними причинами, расценив их как выражение протеста французов против социально-экономической политики правоцентристского правительства Ж.-П.Рафарэна (через несколько дней оно ушло в отставку), представляется, что основанная причина кроется все же в ином. Голосование показало разочарование французов тем, что восточноевропейское расширение Евросоюза привело к ослаблению возможностей страны влиять на решения ЕС и, в частности, определять европейскую политику в сфере внешней политики и безопасности на основе “европоцентристских” принципов. Укрепление в ЕС оппозиционных сил, которые выступают за атлантистскую Европу и сохранение значительного политического влияния США в европейской политике, идет вразрез с французскими представлениями о Евросоюзе как инструменте реализации стратегически важных национальных целей, которые Парижу не под силу добиться в одиночку – будь то экономика, внешняя политика или безопасность. Именно США выступают как наиболее сильный оппонент французского проекта объединенной Европы и нового, более сбалансированного миропорядка.
         На референдуме 29 мая большинство французов выступило против: 1) нависшей угрозы потерять некоторые свои социальные завоевания в качестве платы за вступление в ЕС стран Восточной Европы с гораздо более низкими социальными стандартами; 2) ослабления влияния Франции в расширенном ЕС; 3) размывания европейской идентичности в результате возможного приема в ЕС многонаселенной Турции – страны, основывающейся, не на европейских, а на исламских ценностях, по крайней мере в культурно-цивилизационном измерении (французы не могут не задаться вопросом, какой вклад внесла Турция, а до нее Османская империя, в европейскую цивилизацию кроме угнетения и истребления жителей стран Южной Европы?).
         ЕС без ведущей роли Франции в этом союзе не вдохновляет французов, привыкших видеть свою страну в качестве первой скрипки европейского оркестра, а это ведет к размыванию поддержки его во французском обществе.
         Еще более разочаровывающими для сторонников Конституции стали результаты общенационального референдума 1 июня в Нидерландах, где против нее проголосовало 62% и только 38% – в поддержку. Столь значительный перевес противников Конституции отражает растущие в голландском обществе страхи по поводу возможной потери национального суверенитета, недовольство ростом цен в результате перехода на евро и финансовым бременем по оплате расходов, которые повлекло вступление в ЕС десяти стран Центральной и Восточной Европы.
         Большинство французов и голландцев выступили против более централизованной Европы, которую предлагает Конституция. Они не хотят, чтобы их национальная идентичность бесследно растворилась в “федералистской” сверхдержаве, чтобы Брюссель все больше сосредотачивал власть в своих руках, беря под свой контроль все больше вопросов национальной компетенции. Сказываются и опасения в отношении усиливающейся конкуренции в социально-экономической сфере в связи с наплывом дешевой восточноевропейской рабочей силы после расширения ЕС и переводом многих производств с запада на восток Европы, где производственные издержки меньше.
         До голосования во Франции и Голландии, конституция была одобрена в девяти государствах, включая Германию. Хотя отчаянные оптимисты поспешили расценить одобрение Конституции на референдуме в Люксембурге 10 июля (за нее проголосовало около 56%) как возможность переломить кризисную ситуацию, для подобного оптимизма нет веских оснований. Дело не столько в относительно ограниченном влиянии люксембургского примера на другие страны, а в том, что никуда не исчезли фундаментальные причины, породившие “конституционный” кризис ЕС. Вопреки ожиданию архитекторов расширяющегося ЕС, многие граждане государств, стоявших у истоков объединения Европы, разуверились в универсальной ценности проекта, основанного на идее европейской общности, когда стала проясняться реальная цена, которую они должны заплатить. Весьма велики шансы на то, что Конституция будет провалена в Великобритании и Дании, когда процесс ратификации возобновится. ЕС переживает глубокий кризис, и переход к новому этапу интеграции, который обозначен в Конституции, откладывается на неопределенное время. Однако и заметного регресса вряд ли стоит ожидать: ломать сложившийся баланс интересов – не в интересах ни одной из стран ЕС.
         То, что провал ратификации Конституции – лишь видимая верхушка кризиса, показал и саммит лидеров объединенной Европы, прошедший 16–17 июня. На нем было решено приостановить ратификационный процесс и передвинуть сроки его завершения – с 2006 на 2007 г. Франция предложила прекратить расширение ЕС после принятия Болгарии и Румынии. Принципиальные разногласия по вопросу о бюджете ЕС на 2007–2013 гг. отразили разногласия и по финансовому вопросу: большинство стран выступило на стороне Франции, а ее оппонента – Великобританию – поддержали Нидерланды, Швеция, Финляндия и ряд других государств. За этими разногласиями стоят конкурирующие социальные модели развития: англосаксонскому экономическому либерализму противостоит франко-германская система социального государства.
         Провал Европейской конституции, высветивший границы гармонизации национального эгоизма и общих интересов стран ЕС, грозит застопорить дальнейшее разрастание Евросоюза. Комиссар ЕС по вопросам расширения О.Рен подчеркнул, что следующие шаги по экспансии Евросоюза не должны предприниматься в ущерб динамике интеграции. По его словам, “президент Украины В.Ющенко поступил очень мудро, не подав официальную заявку на членство страны в ЕС”. Возникшая неопределенность в отношении перспектив вступления Турции в ЕС отодвигает за горизонт обозримого будущего вопрос о присоединении Грузии и других закавказских государств к Европейскому Союзу. Без Турции ЕС не получит непосредственного выхода к кавказскому региону, и вряд ли захочет отступать от своего правила – не принимать государства, с которыми у него нет общей границы.
         В результате провала Конституции откладывается на неопределенное время введение постов президента ЕС (со сроком полномочий 2,5 г.), министра иностранных, создание единой дипломатической службы и ряд других координирующих механизмов Европейского Союза. Переход ЕС на более высокий уровень внешнеполитической солидарности мог создать дополнительные трудности для отношений России с Европой, учитывая негативное воздействие восточноевропейского и особенно прибалтийского фактора на эти отношения, которое могло бы стать еще более ощутимым. И в будущем формирование общего суверенитета европейских государств в рамках ЕС не сулит России радужных перспектив, если антироссийские настроения будут столь живучи в политической элите Восточной Европы.
         В отношениях РФ и Евросоюза могли бы возникнуть немалые трудности, если бы с ратификацией Европейской конституции Польша, Латвия, Эстония и другие недоброжелатели России получили бы возможность, сменяя друг друга, долгое время сохранять за собой пост Президента ЕС.
         Нынешняя система ротационного председательствования в ЕС, ограничивающая время пребывания на посту председателя шестью месяцами, делает эту проблему менее чувствительной, хотя и здесь не обходится без потерь, что показало недавнее председательство Нидерландов, а еще раньше – Дании, когда российско-европейские отношения находились в стагна- ции. При сохранении нынешней системы, основанной на Ниццском договоре, у российских недругов все же меньше возможностей вязать по рукам и ногам те страны ЕС, которые, как Франция, Германия, Италия или Испания, желают более тесно сотрудничать с Россией.
 
 

         ¹ Tran M. EU and Russia to sign cooperation pact.  2005. May 10. <http://www.guardian.co.uk/russia/article/0,2763,1480673,00.html>
         ² A Secure Europe in a Better World. European Security Strategy. Brussels. 2003. 12 December. P. 3.
         ³ Masseret J.-P. and Ateє A. Security cooperation between the EU and its eastern neighbours. // Report submitted on behalf of the Political Committee. Assembly of WEU. Document A/1895. 2005. 14 June. P. 73, 74, 81.
         ⁴ Rufino F. “EU and Russia shake hands on roadmap”. 12.05.2005. <http://www.euobserver.com/?sid=9&aid=19030>
         ⁵ “Дорожные карты” четырех общих пространств, утвержденные на саммите Россия – ЕС. М. 2005. 10 мая. <http://www.mid.ru>, 11.05.2005.
         ⁶ Popowski S. “Open Europe”. http://www.opendemocracy.net/democracy-europe_constitution/russia_2647.jsp

         ^* Весной 2005 г. ЕС констатировал провал Лиссабонской стратегии социально-экономического развития: объединенная Европа, явно отставая от темпов и качества развития американской экономики, вынуждена признать, что не сможет обойти США к 2010 г. вопреки планам, утвержденным на саммите Евросоюза в португальской столице 5 лет назад. 
         ^** 15 апреля ЕС выступил с заявлением, резко осуждающим руководство Белоруссии. В нем говорится, что ЕС не может позволить стране, имеющей общую с ним границу, и дальше “прозябать в условиях диктатуры”..
         ^*** Обозреватель Э.Ретман отмечает: ЕС не скрывает своей разочарованности тем, что Россия не соблюдает обязательство, данное в 1999 г., вывести  свои войска из Молдавии. Andrew Rettman. “EU – Russia to agree on road-map, as Cold War tension simmers”, 12.05.2005. <http://www.euobserver.com/?sid=9&aid=19022>.
         ^**** О том, к какому абсурду может привести слепая терпимость, говорит такой факт: по прошествии нескольких дней после террористической атаки на Лондон руководство “Би-Би-Си” запретило своим корреспондентам использовать слово “террорист” в освещении хода расследования этих трагических событий и рекомендовало заменить его на “бомбист” под тем предлогом, что “террорист” – понятие якобы предвзятое и эмоционально окрашенное, а требуется – нейтральное. Однако премьер-министр Т.Блэр, выступая в парламенте, назвал вещи своими именами, заявив, что всё в этом деле указывает на почерк исламских террористов..
         ^***** Самолеты германских ВВС совершили за год более 230 рейсов в Афганистан и обратно через российское воздушное пространство и перевезли более 25 тыс. военнослужащих Бундесвера.
         ^****** Соглашение было подписано  11 апреля 2005 г. в рамках визита президента В.Путина в Ганновер.