Не успел я защитить свою диссертацию об освободительном движении на Юге Вьетнама, как в августе 1964 г. разыгралась американская авантюра в Тонкинском заливе, а дальше высадка американских войск на Юге и начало большой и долгой войны. Опять волей случая мне довелось участвовать в ряде важных событий, сыгравших позднее немаловажную роль в победе правого дела этого народа.
         После переговоров с делегацией Национального фронта освобождения Южного Вьетнама в Москве было решено создать его Постоянное представительство в СССР. Вскоре меня пригласил тогда заведующий сектором Международного отдела ЦК КПСС И.И.Коваленко (крупнейший советский японовед, автор многих фундаментальных научных трудов, впоследствии сыгравший важную роль в решении многих проблем наших отношений с народами Индокитая) и предложил взять на себя практически все текущие вопросы организации пребывания и повседневной деятельности этой необычной дипломатической, а скорее политической миссии в СССР. Отказаться я, конечно, не мог, да и не хотел. Так, не отрываясь от научной работы в Институте Востоковедения Академии наук СССР, я оказался в эпицентре практической политики того времени и на одном из самых интенсивных ее направлений.
         Уже в феврале 1965 г. мы встречали в Москве первый состав южновьетнамских дипломатов. Никакими дипломатами они на самом деле не были, и быть не могли. Это были партийные работники, в том числе и те, кто недавно прошел сайгонское подполье. Возглавлял их член ЦК НФОЮВ, профессиональный революционер с большим подпольным стажем, а в жизни исключительно скромный и душевный, великолепно образованный человек Данг Куанг Минь, оставивший по себе наилучшие воспоминания у всех, кому пришлось с ним иметь дело.
         Через пару лет было создано уже Временное Революционное Правительство Республики Южный Вьетнам, где министром иностранных дел стала мадам Нгуен Тхи Бинь – впоследствии всемирно известная политическая и общественная деятельница, лауреат Международной Ленинской премии “За укрепление мира между народами”. Эта обаятельная и мудрая женщина пользовалась огромной популярностью и безграничной симпатией во многих странах мира. Не раз она бывала и в нашей стране. Мадам Бинь, как ее все тогда называли, умела расположить к себе и руководство, и простых людей. После освобождения она стала вице-президентом СРВ, а сейчас возглавляет крупную общественную организацию – Вьетнамский фонд мира и развития.
         После создания ВРП РЮВ миссия Фронта была преобразована в посольство РЮВ. Но тогда, естественно, никто это правительство официально признавать не собирался, и никакого опыта отношений с так называемыми “самопровозглашенными государствами” у нас в стране, да и во всем мире не было. Все это приходилось выстраивать на ходу, методом проб и ошибок.
         Миссия была аккредитована не при МИДе, а при общественной организации, которая называлась Советский комитет солидарности с народами Азии и Африки. Его возглавлял тогда известный таджикский поэт Мирзо Турсун-заде, а практически руководил им ответственный секретарь Александр Сергеевич Дзасохов, ушедший недавно в отставку президент Республики Северная Осетия – Алания. Моссовет выделил сначала небольшое помещение в самом центре Москвы, прямо на пересечении Неглинной и Пушечной улиц, а через пару лет для Посольства РЮВ уже был построен прекрасный особняк в Карманицком переулке на Арбате. На текущую деятельность были предоставлены все необходимые и немалые средства. Сотрудникам миссии было выделено несколько служебных квартир с мебелью (что тогда было далеко не просто) и установлена скромная, но достойная по тем временам зарплата. Все это стоило значительных средств, но мало, кто тогда знал, что все расходы по содержанию дипмиссии РЮВ оплачивались не правительством РЮВ или ДРВ и не из госбюджета, а за счет Советского фонда мира, то есть за деньги миллионов советских людей, многие годы отдававших свои совсем не лишние сбережения на благое дело сохранения мира – такие были тогда времена и нравы! И если страна не жалела средств на ракеты ПВО, пушки, танки и самолеты, то чего уж было жмотничать на том, что олицетворяло будущий свободный и независимый Южный Вьетнам, хотя и роскоши никакой не было. А об объединении страны тогда еще всерьез никто не рассуждал. До победы было еще слишком далеко.
         Материально-техническое обеспечение представительства Фронта, а затем посольства РЮВ, было возложено на УПДК МИД СССР, которое подобрало на роль управляющего делами своего работника Александра Никитича Рыбакова – светлая ему память. С большим вниманием и заботой создавал он все необходимые условия для работы этого тогда очень необычного дипломатического представительства.
         Мы долго ломали головы над его юридическим статусом. Прецедентов не было. Был разработан и согласован с вьетнамской стороной документ, который предоставлял миссии все дипломатические привилегии. Сотрудники были внесены в протокольный список и приглашались на официальные правительственные приемы, встречи и т.п. Машины получили дипномера, а сотрудники – дипломатический иммунитет.
         Но с загадками дипломатического протокола пришлось столкнуться сразу. Непростая это штука оказалась, и не нами придумана. Если перед Фронтом, а затем и перед правительством РЮВ стояла важнейшая задача – добиться международного признания, и широкой поддержки, то именно на это пришлось и поработать. Это всё было еще задолго до переговоров в Париже, где по, казалось бы, чисто протокольным вопросам: за каким столом сидеть и в каком порядке выступать, много месяцев шла ожесточенная борьба – ведь за этим стояло далеко не простое следствие – признают ли РЮВ полноправной стороной переговоров или нет.
         Так, на каждом правительственном приеме в Кремле или при встречах высоких гостей с участием дипкорпуса возникал вопрос, где стоять представителю никем не признанной страны РЮВ. Это как в боярской думе – все послы, как знатные бояре, свое место знают: по срокам вручения верительных грамот. Стоило встать перед кем-либо, как на следующий день в МИД поступала нота протеста. Решили вставать после всех послов и перед временно поверенными, но, поди разбери, кто посол, а кто временно поверенный. А тут еще каждого посла по заведенному распорядку громко и торжественно представляют гостю. Гость тоже, кому попало, руки не подает. Ведь появись на следующий день в прессе фото с дружеским рукопожатием, и скандала не избежать. Если гость был из страны НАТО, то, подводя его к товарищу Миню, тогдашний заведующий протокольным отделом МИД СССР В.И.Колоколов произносил нечто непонятное и непереводимое. Гость на автомате вежливо пожимал руку представителю РЮВ. Но тут обижался товарищ Минь: мол, почему он меня, как следует, не представил. Сначала я просто врал, что все было сказано, но вы, 
г-н посол, просто не расслышали, но позже товарищ Минь начал осваивать русский язык и обмануть его было уже нельзя. Пришлось объяснять, что гость может руки и не подать, а это уже будет публичное оскорбление. На том и договорились.
         Опыт, накопленный в работе с представительством РЮВ даром не пропал. Был создан прецедент, на который позже ориентировались с представительством ООП в СССР (правда, уже не за счет Фонда мира) и с некоторыми представительствами других “самопровозглашенных государств” в современной России.
         Необычным представительство РЮВ было и с точки зрения повседневной работы. Как и все посольства, оно поддерживало постоянный контакт с государственными и общественными организациями страны. Вместе с послом товарищем Минем мне не раз приходилось бывать на встречах у многих тогдашних руководителей партии и госу- дарства, обсуждали практические вопросы оказания материальной и военной помощи (хотя главные проблемы решались, конечно, в соответствующих ведомствах непосредственно с руководством ДРВ). Считаю для себя невозможным пересказывать содержание многих таких рабочих встреч, ибо не был на них ни принимающей, ни участвующей стороной, а выполнял задачу переводчика, хотя и по принятой тогда практике обязан был по памяти вместе с помощниками высшего руководства составлять отчет о каждой беседе для тех, кого непосредственно касались различные договоренности. Но это была общая практика. В отличие от других посольств, Представительство РЮВ вместе с советскими общественными организациями участвовало в тысячах митингов и собраний, проходивших в те годы по всей нашей громадной стране, устраивало выставки и конкурсы плакатов, кинофестивали, постоянно работало с советскими и зарубежными СМИ. Делалось все возможное и невозможное для развития движения солидарности с вьетнамским народом как в нашей стране, так и во всем мире.
         За всей этой огромной и непрерывной политической, воспитательной и пропагандисткой работой, естественно, стояли партийные органы – в центре и на местах, многочисленные общественные организации, которые тогда существовали. Без их постоянного внимания и поддержки развернуть такую мобилизацию общественного мнения в стране и на международной арене было немыслимо.
         Движение солидарности с Вьетнамом в очень короткий срок стало у нас поистине всенародным и ни у кого сегодня не повернется язык это отрицать. В нем самое активное участие принимали Общество советско-вьетнамской дружбы, которое возглавил один из самых популярных и любимых людей страны, летчик-космонавт № 2 Герман Титов, советские профсоюзы, женские, молодежные и другие организации и движения. Для согласования и координации их деятельности еще в августе 1964 г. было решено создать Советский комитет поддержки Вьетнама, включивший представителей всех этих организаций и многих видных деятелей науки и культуры. В Москве прошло учредительное заседание представителей общественных организаций СССР, которое и избрало Советский Комитет поддержки Вьетнама. Председателем был избран секретарь ВЦСПС П.Т.Пименов, его заместителями стали председатель Советского комитета ветеранов войны, прославленный полководец, генерал армии П.И.Батов, участник Нюренбергского трибунала, председатель Верховного суда РСФСР (а потом СССР) Л.Н.Смирнов, один из первых советских лауреатов Нобелевской премии по физике, академик П.А.Черенков, а ответственным секретарем избрали автора этих заметок. В помощь мне был придан “аппарат” в составе одного(!) сотрудника. Правда, в организационном плане мы могли иногда пользоваться аппаратом Советского комитета солидарности с народами Азии и Африки и очень тесно сотрудничали с Советским комитетом защиты мира, тем более, что основные задачи были связаны не с тем, чтобы дублировать Общество советско-вьетнамской дружбы, которое вело огромную работу по всей стране, а в том, чтобы всемерно содействовать уже разворачивавшемуся международному движению за прекращение американской агрессии во Вьетнаме, особенно в США и Западной Европе.
         За нами оставались и все вопросы деятельности посольства РЮВ, и координация массовых акций солидарности в стране, и сбор средств в фонд гуманитарной помощи Вьетнаму. С последним вопросом было особенно трудно, но не потому, что этой помощи было мало, а наоборот, потому что ее было так много, что вставали серьезные проблемы ее хранения и доставки во Вьетнам.
         В эти годы пришлось воочию увидеть и ощутить беспредельную душевную щедрость нашего народа, воспринявшего войну во Вьетнаме как свою собственную драму. Не случайно, таким успехом пользовался тогда замечательный документальный фильм “Чужого горя не бывает”, созданный выдающимся советским писателем, поэтом и драматургом К.М.Симоновым совместно с известным литературным переводчиком-вьетнамистом и писателем М.Н.Ткачевым.
         Немало самых трогательных эпизодов того времени навсегда врезались в память. Не могу забыть, как в первое время часто раздавались звонки от вьетнамских сотрудников представительства РЮВ примерно с одним и тем же вопросом, как нам найти Николая? …Какого, да их миллионы в России? Оказывалось, что этот Николай, а то Иван, или Степан пришел в представительство, вручил им круглую сумму на помощь детям, которую этот инвалид войны (именно так бывало чаще всего) сам заработал, играя на баяне, или еще как-нибудь в поездах пригородной электрички, или еще каким-то образом скопил, и уходил, даже не попрощавшись. Возможно, сегодня многим это просто трудно себе представить, но разрази меня гром, если я тут придумал хоть слово. А главное эти люди чаще всего даже не хотели назвать своего имени или адреса. Вот и ищи потом такого Николая, которому вьетнамцы и спасибо не успели сказать.
         Правда одного “Николая” я запомнил хорошо, потому что знал лично, да и был он к тому же американцем. Это был популярнейший среди тогдашней левой молодежи певец и борец за мир, Дин Рид. Мы познакомились и подружились в 1965 г. на Конгрессе сторонников мира в Хельсинки. Когда пару лет спустя, по нашему приглашению, он приехал в СССР уже на гастроли, это была уже широко известная звезда эстрады, что не мешало ему оставаться простым и душевным парнем, с невероятным обаянием, покорившим не только женскую, но и большую часть мужской половины населения нашей страны. Гастроли его прошли по всему Советскому Союзу с оглушительным успехом. После расчета с Госконцертом, он отправился не в шикарный ресторан, а по секрету от сопровождавших лиц объявился в представительстве РЮВ и скромно выложил там чек на 15 тыс. долл. Это был весь его валютный гонорар за концерты. Сумма по тем временам огромная. Мои вьетнамские друзья крайне удивились, но дар приняли и вежливо поблагодарили американского гостя. Они не очень-то следили за молодежной модой в эстрадном искусстве и не поняли, кто это был. Только узнав уже от меня, что это был за американец, они собрались нанести ему визит в гостиницу, позвать корреспондентов, пригласить ТВ, словом как теперь говорят, “пропиарить” это дело, но опоздали – Дин Рид светиться своей благотворительностью вовсе не стремился и быстро убыл в ГДР, где проживал в то время.
         В адрес нашего комитета со всей страны шли посылки с игрушками для детей, с тетрадями и книгами, с сигаретами для солдат, с медикаментами и т.д. Отправлять все во Вьетнам было крайне трудно и не дешево. Каждая тетрадь могла стать золотой. Приходилось уговаривать многочисленные орга- низации и учреждения, особенно школьные коллективы все присылать деньгами в Фонд мира. И действительно поступления в Фонд мира во время войны во Вьетнаме возросли многократно. На эти средства и собирались известные тогда всей стране “корабли солидарности”, которые доставляли в Хайфон такие необходимые тогда вещи, как машины скорой помощи, оборудование для госпиталей, медицинские инструменты и лекарства. Но не забывали и простые подарочные наборы для воинов. Вместе со многими нашими известными людьми мне не раз доводилось сопровождать “корабли солидарности”, в частности сухогрузы “Раздольное” и “Солнечногорск”, уходившие из Новороссийска и Владивостока в Хайфон, а затем уже в ДРВ выезжать на боевые позиции зенитчиков, моряков или в госпитали и вручать бойцам и командирам эти нехитрые подарочные наборы. Их великая сила была в том, что доходили они индивидуально до конкретного человека и как бы говорили ему: держись, брат, мы хоть и далеко, но душой рядом с тобой. Нет слов, чтобы описать, как происходили все эти встречи в блиндажах, на позициях ракетных расчетов или у моряков пограничников. Каждый раз оставалось чувство глубокого удовлетворения от того, чем приходилось заниматься не только по долгу службы, но и по велению души, а это бывает в жизни не часто.
         Очень не хотелось бы сгущать краски по поводу разного рода угроз и опасностей, которые пришлось испытать в эти годы в воюющем Вьетнаме. Наши вьетнамские коллеги придавали исключительное значение нашей личной безопасности и всячески пресекали любую браваду и легкомыслие со стороны иностранных гостей. А я всё-таки там был не военным советником, и никто для меня никаких исключений не делал. В Ханое при первых звуках сирены всех немедленно спускали в бомбоубежище. Но война есть война, и от всего не убережешься. Это особенно чувствовалось в поездках, когда попадали под авианалеты на мосты и переправы. Незабываемы дороги Вьетнама тех лет. Разбитые бомбами во многих местах и наскоро засыпанные дорожниками они доставляли мало удовольствия в пути. Через час такой дороги не каждый мог самостоятельно выбраться даже из “Волги”, не говоря уж о наших советских джипах “на жесткой подошве”. Но особенно запомнилась сама манера ведения машины вьетнамскими водителями. Чем ближе к районам, через которые шли машины на Юг и в Лаос, тем меньше водитель вообще глядел на дорогу. Ему важнее было наблюдать за небом, где в любое время могли появиться американские “фантомы”. Вот так и ехали, высунувшись из кабины и задрав голову к небу. А саму дорогу они знали наизусть.
         Ну а уж если налет все же заставал в пути, машина пряталась за любым укрытием, а пассажиры разбегались по кустам. И не раз приходилось вскоре убедиться, что на спине у меня лежал кто-нибудь из сопровождавших вьетнамцев, прикрывая от беды своим телом. Никакие уговоры не помогали. В ответ часто слышал: “Если с вами что-нибудь случится, меня все равно расстреляют”.
         Ограничусь этими наиболее сильными впечатлениями. Ведь как ни старайся, все равно не переплюнуть наших замечательных военных корреспондентов, работавших во Вьетнаме в эти годы. Среди них хочется назвать таких талантливых мастеров, как профессиональные вьетнамисты, переквалифицировавшиеся в военных журналистов, как правдист Иван Щедров, первым оказавшийся на партизанской базе в 15 км от Сайгона, знаменитый известинец Михаил Ильинский, известный тогда всем под легендарной кличкой “месьё Мишель”, прекрасные мастера своего дела, боевые корреспонденты ТАСС Евгений Кобелев и Сергей Афонин, а также не вьетнамисты, но просто талантливые и влюбленные в свое дело журналисты Александр Сериков (Сербин), Валерий Скворцов и Владимир Цветов из “Правды”, корреспондент Гостелерадио Леонид Кричевский и незабвенный Коля Солнцев, многие годы возглавлявший вьетнамскую редакцию Московского радио. Конечно, я назвал не всех, но эти ребята были и многие остаются моими коллегами и близкими друзьями, и хочется отдать должное их заслугам в том, что не только народы нашей страны, но и многие другие знали правду о том, что происходило во Вьетнаме в те незабываемые годы.
         Многие наши люди все же не были удовлетворены всеми этими формами помощи. В самые трудные годы войны ко мне в комитет поддержки Вьетнама стало приходить довольно много офицеров запаса и только что отслуживших военных специалистов, которые просили направить их во Вьетнам добровольцами. Сделать это без специальной просьбы вьетнамской стороны никто, естественно не мог, а объяснять это моим посетителям бывало очень не просто. Многие в гневе обзывали меня последними словами, а некоторые даже пытались применить силовое воздействие. Так что приходилось быть на чеку с этими добровольцами. Часто могли и побить.
         Пришлось познакомиться и с американскими дезертирами, бежавшими из Южного Вьетнама после лечения в японских госпиталях.  Заниматься ими нам пришлось уже в Москве, откуда мы связывались с нашими партнерами в Швеции, которые и принимали у себя этих ребят. Много лет позднее японские журналисты часто задавали мне вопрос о каком-то плане разложения американской армии, который якобы был разработан в КГБ СССР и осуществлялся через южных вьетнамцев и японских коммунистов. Я всегда говорил и считаю сейчас, что все это чистая фантазия. Никакого подобного плана у нас, во всяком случае, не было, а за вьетнамцев я ручаться не буду. Но вот мороки с этими американцами нам хватало. Героев мы из них не делали, нам тогда объяснили в высоких инстанциях, что дезертиры, они и в Африке дезертиры. Но все же это были люди, бросившие вызов власти и отказавшиеся участвовать в преступной войне. И они заслуживали той помощи, которую мы им оказывали. Многие из них присоединились к движению американских ветеранов, добивавшихся прекращения войны, и участвовали в разоблачении жестоких преступлений американских войск против мирного населения в Южном Вьетнаме.
         Если окинуть взглядом все эти годы вьетнамской войны Сопротивления и объективно, не предвзято оценить масштаб того всенародного сочувствия, с которым миллионы наших соотечественников относились к борьбе и трагедии далекого, но свободолюбивого и мужественного народа, с какой готовностью они жертвовали даже многим необходимым, чтобы ему помочь, то было бы глубоко не верно и где-то даже оскорбительно списать все это на результат мощной пропагандистской обработки населения, как это делают сегодня некоторые наши историки. Вероятно, надо было с мое повариться в этой атмосфере международной и просто человеческой солидарности, чтобы понять до конца это отношение наших народов, переживших Великую Отечественную войну, к мужественно сражавшемуся народу маленькой еще недавно колониальной страны Юго-Восточной Азии, ставшему жертвой агрессии такой гигантской и богатейшей страны, как США. Гордиться этими проявлениями человечности надо, воспитывать на них молодое поколение, а не списывать все на пропаганду.